буквально сиял в золотом костюме, украшенном бриллиантами, причем «с поразительно богатыми пуговицами, каждая из цельного камня» и с лентой ордена Святого Духа, наискось пересекавшей его грудь. После завершения обряда присутствующие расписались в книге регистрации бракосочетаний прихода Нотр-Дам, к которому был приписан версальский замок. Рука новобрачной явно дрожала, ибо после своих четырех имен «Мария Антуанетта Иозефа Анна» она поставила огромную кляксу — уже тогда это сочли дурным предзнаменованием.
Вечером состоялся парадный ужин в исключительно узком кругу — семья короля и принцы крови, всего 21 человек. Тогда как новобрачная, как принято выражаться, лишь слегка клевала крохи от подаваемых блюд, ее муж уплетал за обе щеки изрядные порции праздничных яств. Дед, не без тайной усмешки, заметил ему:
— Не набивайте желудок дополна для сегодняшней ночи! — на что получил недоуменный ответ:
— Отчего же? Мне всегда спится лучше после плотного ужина.
По окончании трапезы молодых отвели в спальню новобрачного, архиепископ благословил ложе и, после протокольного надевания сорочек, уложили и задернули тяжелый полог. На другой день двор не дал никакого сообщения.
16 мая молодой Людовик-Огюст отметил в своей записной книжке:
«Мое бракосочетание. Покои в Галерее. Королевский праздник в оперном зале».
Запись от 17 мая содержит лишь одно слово:
«Ничего».
Однако надо иметь ввиду, что молодой человек имел привычку кратко заносить в книжку только события дня, не сопровождая их никаким выражением чувств. Так. 13 марта 1767 года он просто отметил:
«Кончина моей матери в восемь часов вечера».
Причем это событие в свое время глубоко потрясло его. Историки тщательно изучили записные книжки Людовика-Огюста, сравнив их с официальной регистрацией действий сначала дофина, а затем короля, и пришли к выводу: «ничего» означает, что в указанный день он не принимал участия в своей любимой забаве — выезде на охоту. К сексуальной жизни Людовика-Огюста это слово не имело никакого отношения.
Торжества, окропленные кровью
Празднества продолжались. В специально построенном для такого случая оперном зале, оборудованном по последнему слову техники, состоялось представление оперы Люлли «Персей», которую по причине наводимой ею скуки урезали на целый акт. В финале, для ознаменования торжественности события, символ имперской власти, орел, спускался с небес, чтобы зажечь священный огонь на алтаре Гименея. На следующий день состоялся выезд двора на охоту. Потом был дан костюмированный бал, который новобрачные открыли менуэтом, и, хотя дофина несколько не попадала в такт, все отметили ее грацию, легкость и гибкость.
Далее гостей поразили фейерверком, отмененным в день венчания из-за проливного дождя. Мастера превзошли самих себя. В небе загорелся герб Франции и вензель из переплетенных имен новобрачных. Финал огненной забавы ознаменовался выпуском 20 000 зарядов — такого даже видавшим виды придворным доселе не довелось наблюдать. Далее зажглась иллюминация парков Версаля, оркестры, спрятанные в боскетах, заиграли танцевальные мелодии. На канале засветились разноцветными огнями лодки. Посетители парка без удержу веселились всю ночь. Дофина наблюдала за этим ошеломляющим зрелищем с большого балкона дворца, стоя подле деда, и ей страх как захотелось присоединиться к праздничному гулянию. Однако король удержал ее: дофине не подобало смешиваться с толпой. Мария-Антуанетта была так расстроена, что еле сдержала слезы. Именно тогда она начала чувствовать стеснительные ограничения своего положения.
21 мая состоялся маскарад. Дофина не надела маску, только легкое домино, и с час сновала по залам, где вовсю кипело веселье. Но только она, так сказать, вкусила от этого развлечения, как ее отправили спать. Далее последовали театральные представления, весьма понравившиеся ей. Но постепенно промежутки между увеселениями становились все длиннее. 30 мая был дан заключительный аккорд: народное празднование в Париже на площади Людовика ХV (ныне площадь Согласия) с фонтанами вина, угощением, танцевальными площадками и иллюминацией. Часть придворной знати наблюдала за праздником из окон окружавших площадь зданий. Ни король, ни дофин не изъявили желания поехать в Париж. Мария-Антуанетта настаивала, и ее допустили туда в обществе трех теток мужа: новобрачной было дозволено после окончания фейерверка прокатиться по улицам в карете. Дамы выехали в столицу, но по прибытии туда оказалось, что посетить площадь невозможно из-за произошедшей там катастрофы.
Дело в том, что о ту пору площадь представляла собой большую строительную площадку. На ней уже были сооружены два павильона, для дренажа их окружили рвами, через которые перекинули легкие мостки. По окончании фейерверка произошла давка, возможно также, что начался пожар. По официальным сообщениям погибло 132 человека, которых похоронили на близлежащем кладбище церкви Мадлен. Дофин и дофина пожертвовали в помощь пострадавшим свое месячное содержание. Многие вновь увидели в этом событии дурное предзнаменование. Никто и не подозревал, что почти полвека спустя на этой же площади, переименованной в площадь Революции, Мария-Антуанетта будет казнена, а ее труп — брошен в общую могилу жертв празднества по случаю ее свадьбы.
Кое-кто из наиболее суеверных особ выразил мнение, что свадьбу не стоило устраивать в мае, хотя во французском языке название месяца и глагол «маяться» не созвучны. Но знатоки истории припомнили, что в мае 1625 с большой помпой было отпраздновано венчание сестры королевы Людовика ХIII, принцессы Генриэтты-Марии, с королем Англии Карлом I. Как известно, впоследствии в Англии разразилась гражданская война, король был казнен, а его супруге и детям предстояло провести полтора десятилетия до реставрации монархии в изгнании. Опять-таки, никто не мог предположить, что Марию-Антуанетту ожидает еще более страшная судьба. Но уже последствия свадьбы дофина прозвучали печальным звонком, который никто не услышал: роскошные празднества обошлись в кругленькую сумму, возмещать которую было нечем. Накануне Великой французской революции эти долги так и оставались неоплаченными.
Итак, празднества закончились, и начались унылые будни, которые дофине предстояло проживать в строгом соответствии с этикетом Версаля [13]. Следует учесть, что вследствие отсутствия королевы-свекрови Мария-Антуанетта, собственно говоря, стала первой дамой Франции. На самом деле французские монархи являли собой рабов жесткого этикета, определенного еще Людовиком ХIV. Жизнь во дворце, вмещавшем в себя более трех тысяч придворных и челяди, была расписана согласно
