Пропажа государственной важности - Алекс Монт

— Мой тебе совет, — покровительственно глянул на него министр. — Коли что придумаешь дельное, поведи дело так, чтобы твоя мысль стала бы его, графа.

— То есть? — сделал непонимающую мину Сергей, хотя отлично уразумел, куда клонит дядюшка.

— Дабы твою придумку изрек уже он, Шувалов, как свою собственную мысль. Подобным манером ты обезопасишь себя в случае неудачи, ну, а если случится успех, он польстит самолюбию его сиятельства. А дабы его победа выглядела убедительней, граф расскажет подробности государю, и тогда уже ты сможешь рассчитывать на награду. Монаршим благоволением на сей раз, полагаю, не отделаются.

— Непременно воспользуюсь вашей мудростью, дядюшка.

— Ну и славно. Между прочим, завтра в речном яхт-клубе записаны гонки. Весьма прелюбопытное зрелище ожидается. Да и публика соберется почтенная, во всяком случае, в гостевой ложе [24]. Я тоже предполагаю быть. Только бы погода не подкачала, — припал к дверному оконцу кареты он.

— Благодарю за приглашение, дядюшка, — подчинился неизбежному Чаров, соображая, как ловчее перекроить свои завтрашние планы.

— Тогда приезжай к полудню на их клубную дачу, что на Крестовском. Там и увидимся.

Шнырь появился, как и обещал, в половине десятого.

— Стало быть, она в Почтамт ездила и никуда более не заходила, — выслушав тайного агента, уточнил Сергей.

— Цельный день все туды и ездила, — утвердительно мотнул головой филер и полез в карман за платком. — Однако ж занятная история получается, доложу я вам, — лукаво прищурил правый глаз Шнырь, предвкушая реакцию Чарова на то, что он скажет. — Опосля обеда за означенной особой человек стал ходить, — протяжно чихнул он в платок и высморкался.

— Человек?! Ты в том уверен? — аж подскочил он.

— Вернее не бывает, ваше высокоблагородие. Инако и докладывать бы не стал. Человек тот из наших людей будет. Дабы меня не срисовали, аки дух бестелесный вслед за ними летал, — Шнырь был доволен произведенным впечатлением и, не отнимая платка от носа, с любопытством взирал на Сергея.

— Весьма прелюбопытно! Значит, то был филер вашего ведомства?

— А какого ж иного? Разве что из полиции? — усомнился собственным словам он и снова чихнул.

— Тогда вот что. Раз к нашей даме человека от вас уж приставили (неужто его сиятельство граф Шувалов внял моему совету?), с завтрашнего утра будешь ходить за одним господином. Присядь на диван, покамест я его портрет набросаю.

Не застав Горчакова и выслушав вполуха сбивчивые объяснения Гумберта, Стекль собрался ехать в Мраморный дворец и пожаловаться великому князю Константину на загадочную нерасторопность вице-канцлера, но прежде решил прозондировать товарища министра Вестмана, своего старого знакомца. Тот оказался на месте и благосклонно встретил посланника.

— У вас, вижу, поменялась обстановка? — окинул кабинет придирчивым взглядом Стекль. — Помнится, в прошлый раз мебель была построже, не такая фасонистая.

— На Страстной неделе привезли. Хозяйственный департамент расстарался, — пояснил хозяин кабинета и вопросительно глянул на посетителя.

— Предполагал увидеться с Александром Михайловичем, но меня отослали к Гумберту, который ровно ничего не знает, — горько посетовал Стекль, проникновенно посмотрев в глаза собеседника.

— Однако ж, какова цель вашего визита? — Вестман не мог взять в толк, с чем к нему пожаловал посланник.

— Получить подписанную государем ратификационную грамоту, касаемую уступлению нами Аляски, дабы немедля отбыть с нею в Вашингтон. Предстоят слушания в Сенате, а там немало противников этой сделки. Конечно, госсекретарь Сьюард наш друг и союзник, но его влияние не безгранично. Любые задержки с нашей стороны крайне нежелательны и могут повредить и даже сорвать, — театрально понизил голос Стекль, — процедуру утверждения договора.

— Так, стало быть, ожидаемого документа вам не вручили? — наконец понял, в чем дело Вестман.

— Именно так, любезный Владимир Ильич. Не вручили, хотя точно знаю, что государь договор подписал и отдал на контрассигнацию князю.

— Вам ли не ведать, дражайший Эдуард Андреевич, в какой тайне готовился и был подписан оный договор. Многие члены кабинета узнали о нем постфактум и из газет. При всей своей обходительности и, я бы сказал, подчеркнуто щепетильной учтивости, вице-канцлер не счел возможным сообщить о нем даже мне, своему товарищу министра. А вот про Гумберта вы напрасно. Он многое слышит, но мало говорит. Его сиятельство даже берет его иногда на свои всеподданнейшие доклады. Полагаю, он оставит его за себя, когда уедет на Выставку, — с затаенным чувством обиды признался ему Вестман.

— В обход вас?

— Я товарищ министра по должности, а Гумберт становится таковым де-факто.

— Печально, однако, — озадаченно протянул Стекль, нимало удивленный сообщенными ему известиями.

— А посему, не взыщите, любопытствовать у князя на предмет означенного договора я не стану, да и, пожалуй, не вправе. Это — прерогатива государя.

— Благодарю за откровенное и честно высказанное мнение, Владимир Ильич. Перед отъездом в Вашингтон непременно к вам загляну.

— Весьма меня сим обяжете, — сдержанно попрощался Вестман.

Потерпев фиаско с заместителем Горчакова, Стекль подумал запустить колесо интриги с помощью министра финансов Рейтерна, благо тот находился рядом. Застать его посланнику улыбнулось, и, подчинившись року, он отправился в Мраморный дворец к главному протагонисту сделки.

Его высочество Константин милостиво принял Стекля, пообещав воздействовать на вице-канцлера:

— Полагаю, на будущей неделе вы благополучно отправитесь по назначению, или я буду не я, — со свойственным себе апломбом заверил его великий князь и, в знак особого расположения, оставил обедать.

Сидевшая против посланника, супруга его высочества великая княгиня Александра Иосифовна, к тайной радости, Стекля оказалась в числе записанных недоброжелателей Горчакова. Узнав о причине его визита, она весьма недвусмысленно высказалась о князе, желчно пройдясь по его связи с Акинфиевой. Оказалось, Надежда Сергеевна приходится родной сестрой ее бывшей фрейлины Анненковой, скандально удаленной от двора и высланной за границу.

— Эта Акинфиева такая же интриганка и авантюристка, как и ее экзальтированная сестра, возомнившая себя Марией-Антуанеттой. По причине ее спиритических сеансов я не могла заснуть без хлорала и едва не тронулась умом и не потеряла ребенка! — неожиданно разоткровенничалась ее высочество.

Когда Стекль покидал Мраморный дворец, его хозяин, в очередной раз, обмолвился, что с удовольствием бы видел во главе русского МИДа более современного человека, остановив выразительный взгляд на посланнике. «Возглавить министерство, конечно, заманчиво, однако я тоже не молод, да и в чинах задержался — возвращаясь к себе на квартиру, с досадой размышлял Стекль. — А вот господин Гумберт, если верить словам Вестмана, далеко пойдет. Уже тайный советник, а младше меня лет на пятнадцать будет! А ведь никаких дарований, окромя деревянной задницы. Безотказная машина для исполнения предписаний князя. Его расплывчатая слабая тень».

Придя домой, Палицын закрылся в кабинете, сообщив жене, что должен поработать. Он понимал, что Чаров неспроста