Они взошли на Палатин, медленно поднявшись по древним Какусовым ступеням, пройдя мимо углубления в каменном склоне, которое, по преданию, представляло собой след заваленного входа в пещеру, служившую логовом чудовища. Постояли в тени смоковницы. Считалось, что она произошла от легендарной руминалии, под которой Акка Лавренция выкармливала грудью Ромула и Рема. Посетили хижину Ромула, причем даже мальчик сообразил, что она выглядит слишком уж новой. Ясно было, что за прошедшие столетия эту достопримечательность не раз перестраивали. Потом они спустились на Форум, где в последние годы выросло еще больше памятников и храмов.
– В древние времена здесь было озеро, так гласит предание, – заметил дед. – Трудно поверить. А первые храмы строили из дерева.
– Все, что я вижу здесь, построено из мрамора, – откликнулся внук.
Луций кивнул:
– Император любит похваляться, говоря: «Рим достался мне кирпичным, но я сделаю его мраморным». И то сказать – за время его правления огромное количество зданий восстановили, перестроили и выстроили заново. Было решено придать старой славе новый блеск, а с этой целью сделать все больше и великолепнее, чем прежде. Император принес нам мир и процветание. Он превратил Рим в самый блистательный и величественный город из всех, когда-либо существовавших. Теперь это неоспоримый центр мира.
Они подошли к статуе императора, одной из множества украшавших город. Он был изображен в виде юного воителя – привлекательного, мужественного, снаряженного для битвы. Надпись на постаменте, напоминавшая о великой победе при Филиппах, в Македонии, одержанной им в двадцать два года, гласила: «Я отправил убийц своего отца в изгнание, а когда они развязали войну против республики, разбил их в бою».
По мнению деда, статуя льстила его родичу: Гай Октавий никогда не был столь хорош собой и, уж во всяком случае, не имел таких широких плеч и такой рельефной мускулатуры. Зато внук взирал на изваяние не столь критично.
– Дедушка, отец говорил, что ты тоже был при Филиппах, когда изменники и убийцы Брут и Кассий получили по заслугам. Он говорил, что ты сражался рядом с императором.
– Ну, не совсем так, – уклончиво ответил Луций, приподняв бровь.
Насколько он помнил, Октавий тогда был болен и бо́льшую часть битвы отлеживался в постели, если не считать времени, когда ему пришлось прятаться в болоте, поскольку в его лагерь ворвался Брут.
– Признаться, самому мне не довелось пролить при Филиппах вражескую кровь. Моей обязанностью было поддержание бесперебойного снабжения припасами легионов Марка Антония.
– Антоний? – Мальчик нахмурился. – Но разве он не был врагом императора? Мне рассказывали, что он стал добровольным рабом царицы Египта.
Луций моргнул.
– Ну, это случилось позже. При Филиппах Октавий и Антоний…
– Октавий?
– Извини, оговорился. Октавием нашего императора нарекли при рождении, но потом он был усыновлен Божественным Юлием и стал зваться Цезарем, а со временем принял еще и титул Августа. Но я отвлекся. При Филиппах император и Марк Антоний были союзниками, они сражались бок о бок, чтобы отомстить за Божественного Юлия. Кассий и Брут потерпели поражение, и оба покончили с собой. Но Филиппы были только началом. Около шестидесяти сенаторов были вовлечены в заговор против Цезаря, и теперь все они мертвы. Кто-то погиб при кораблекрушении, кто-то пал в бою, кто-то покончил жизнь самоубийством, заколовшись таким же кинжалом, каким был убит Цезарь. Правда, пострадали и некоторые из тех, кто не замышлял против Цезаря. Например, Цицерон: он был врагом Марка Антония и пал от его рук.
– От его рук?
– Цицерон сочинял яростные пасквили в пику Антонию, поэтому тот приказал не просто убить его, но вместе с головой отрубить и руки, писавшие эти оскорбительные опусы. Антоний имел мстительный характер, с этим не поспоришь.
– А император наказал Антония за то, что он убил Цицерона?
– Нет.
Луций тяжело вздохнул.
Правда была очень непроста, поскольку значительная ее часть относилась к тому, о чем не следовало говорить вслух.
– Они оставались друзьями и после смерти Цицерона много лет. Потом Антоний связал свою судьбу с Клеопатрой, но и тогда многие считали, что Антоний с Клеопатрой будут править в Египте и на Востоке, а император – в Риме и на Западе. Но философы учат: «Если Небеса едины под властью Юпитера, то и Земля должна объединиться под властью одного императора». Мечты Антония закончились крахом.
– Из-за египетской блудницы?
Луций снова моргнул.
– Пойдем, внучек. Я хочу показать тебе еще кое-что.
Они проследовали на Форум Юлия. Цезарь не успел достроить величественные аркады судебных и правительственных зданий, однако император довел эти работы до завершения. Над открытой площадью по-прежнему господствовала великолепная статуя Цезаря, восседающего на боевом коне.
«И насколько же уместнее выглядят доспехи на Божественном Юлии, чем на его преемнике», – невольно подумал Луций.
По площади сновало множество людей: они переговаривались, многие держали в руках свитки. В правление императора законодательная система стала сложнее, чем когда-либо ранее, законы охватывали гораздо больше сторон жизни, и, соответственно, работы у законников, даже по сравнению с временами республики, существенно прибавилось. Без них теперь не обходились ни публичные разбирательства, ни официальные банкротства, ни торговые соглашения.
Пройдя мимо плещущего фонтана, дед и внук вошли в храм Венеры, который Луций-старший (во всяком случае, по внутреннему убранству) и по сию пору считал великолепнейшим храмом Рима, непревзойденным даже новейшими роскошными сооружениями, воздвигнутыми по велению императора. В этом храме находились прославленные изображения Аякса и Медеи работы знаменитого Тимомаха, а в шкафах с выдвижными ящиками хранилась прославленная коллекция драгоценностей, собранная Цезарем в походах.
Держа внука за руку, Луций направился к двум статуям в дальнем конце святилища. Венера Аркесилая оставалась непревзойденной. А рядом с ней, вопреки всем невзгодам, обрушившимся на живой оригинал, красовалось золоченое изваяние царицы Клеопатры, последней из долгой череды Птолемеев, правивших Египтом со времен Александра Великого. Многие ожидали, что император прикажет удалить статую, но такого приказа отдано не было, и она оставалась там, где ее установил Юлий Цезарь.
– Что бы тебе ни наговорили про Клеопатру, шлюхой она не была, – тихо промолвил Луций. – Насколько мне известно, за всю свою жизнь она спала только с двумя мужчинами: с Божественным Юлием и Марком Антонием. И обоим подарила детей. Император, в его несказанной мудрости, счел разумным убить Цезариона, но сохранил жизнь отпрыскам Антония.
– Но все говорят, что она…
– То, что говорят все, вовсе не обязательно правда. Императору выгодно, чтобы ее считали обольстительницей и распутницей, но Клеопатра представляла собой нечто большее. Сама она считала себя богиней. И, к худу ли, к добру ли, вела себя соответственно.
Мальчик наморщил лоб:
– Но когда она соблазнила Антония присоединиться к ней, ты выступил против них на стороне императора?
– Не совсем так. Не сразу. Признаюсь, в начале той войны я дрался за Антония.
– За Антония? На стороне Клеопатры и против императора?
Внук был изумлен.
– Антоний был моим другом и моим покровителем в дни, последовавшие за убийством Цезаря, смутные дни, когда я был слишком юн. Он всегда был верен Цезарю, и я чувствовал себя обязанным верностью ему. Под его командованием я служил при Филиппах, под его же началом остался и потом, даже когда разразилась новая гражданская война и император провозгласил Антония врагом Рима. Антоний отправил меня в город Сирену охранять его западный фланг. Ты знаешь, где находится Сирена?
Мальчик насупил брови:
– Что-то не припоминаю.
– Это в Ливии, на морском берегу, западнее Александрии, которая была столицей государства Клеопатры. И вот что я тебе скажу, внучек: достанься победа Клеопатре и Антонию, нынче столица мира находилась бы не в Риме, а в Александрии. А наш с тобой Рим превратился бы в тихую провинцию.
– Это невозможно!
– Да, тут ты прав. Как я мог забыть, что собственными ушами слышал Божественного Юлия, а Риму самими богами предназначено править миром. Но в те пьянящие дни, когда я был молод, а Антоний с Клеопатрой пребывали на гребне славы, все казалось возможным. Все! – Он вздохнул. – Так вот, я находился в Сирене. Исполнял там роль сторожевого пса Антония на тот случай, если его враги попытаются превратить Ливию в опорный пункт для нападения на Египет. Я наблюдал, выжидал, муштровал солдат и чеканил монету, которой Антоний расплачивался по своим долгам. Война – дорогое удовольствие! Кстати, это напомнило о том, что у меня есть для тебя серебряный динарий, как раз одна из тех монет, которые я чеканил для Антония. – Он запустил руку в складки тоги. – Нынче такие монеты редки. Большую их часть переплавили и отчеканили заново с профилем императора.
