— Все это болтовня на будущее! — нарочито грубо произнес Торнатий, главный в группе. — Мы здесь, чтобы получить землю и большие премии наличными и прямо сейчас, Цезарь.
— Я знаю, — мягко сказал Октавиан, — но я не могу это сделать, пока не приду в Египет и не побью царицу зверей. Трофеи позволят дать вам то, о чем вы просите. — Он поднял руку. — Нет, Торнатий, нет! Бессмысленно спорить и еще более бессмысленно вести себя агрессивно. В данный момент Рим и я не можем дать вам ни сестерция. Пока вы находитесь в лагере, вас будут кормить и условия у вас будут хорошие, но если кто-нибудь из вас начнет буянить, вас посчитают предателями. Подождите! Будьте терпеливыми! Вы все получите, но не сейчас.
— Не очень-то хорошо, — пробурчал Торнатий.
— Должно быть хорошо. Я отдал приказы всем городам в Кампании, большим и малым, что, если какие-то солдаты попытаются грабить их, последует наказание, одобренное сенатом и народом Рима, каково бы оно ни было. Они не потерпят мятежных солдат, Торнатий, и я сомневаюсь, что у тебя достаточно влияния на всех моих легионеров, чтобы вызвать полномасштабное восстание.
— Ты блефуешь, — пробормотал Торнатий.
— Нет, не блефую. Я отдаю приказы всем лагерям вокруг Капуи даже сейчас, когда мы разговариваем. Они информируют людей о моем трудном положении и просят их быть терпеливыми. Большинство людей разумны, они поймут меня.
Торнатий и его коллеги умолкли и стушевались, когда поняли, что основная масса солдат готова ждать два года, которые просил Октавиан.
— Ты записал их имена? — спросил он Агриппу.
— Конечно, Цезарь. Они тихо исчезнут.
— Я надеялась, что ты сможешь остаться дома, — сказала мужу Ливия Друзилла.
— Нет, моя дорогая, это невозможно. Я не могу позволить Клеопатре начать вооружаться. Теперь, когда сенат вернулся, я могу не бояться восстания. Когда войска в Капуе поймут, что их представители не вернулись к ним, они буду вести себя хорошо. А поскольку Агриппа регулярно посещает Капую, ни один амбициозный сенатор не сможет поднять армию.
— Люди начинают привыкать к тому, что ты правишь Римом, — сказала она, улыбаясь. — Я даже слышу, как некоторые говорят, что ты — их удача, что тебе удалось справиться со всеми неприятностями и защитить их. Называют Секста Помпея, а теперь и Клеопатру. Антония даже не упоминают.
— Не имею понятия, где он сейчас, потому что в Александрии с этой женщиной его нет.
Через несколько дней все стало ясно, когда пришло письмо от Гая Корнелия Галла из Киренаики.
Как только я прибыл в Кирену, Пинарий сдал мне свой флот и четыре легиона. Он получил приказ от Антония идти на восток через Ливию в Паретоний. Но похоже, его не прельщало соревноваться с Катоном Утическим, преодолевая сотни миль по пустынному берегу. Поэтому он остался. Когда Пинарий показал мне приказ Антония, я понял, почему он никуда не пошел. Антоний хочет громкого сражения, он еще не отказался от своего замысла. Я послал за транспортами, Цезарь, и, когда они придут, я погружу легионы и поплыву в Александрию в сопровождении флота Пинария. Но только после наступления весны и не прежде, чем я получу от тебя ответ, когда отплывать. Я забыл сказать тебе что Антоний сам намерен встретить Пинария и его силы в Паретонии.
— Типичный поэт, — сказал Агриппа, усмехаясь. — Никакой логики.
— Как Аттика? — спросил Октавиан, меняя тему.
— Очень плохо с тех пор, как ее отец покончил с собой. Смешно это. Она ведет себя скорее как его вдова, чем как дочь. Не ест, слишком много пьет, не обращает внимания на маленькую Випсанию, словно она не любит ребенка. Я приказал следить за ней, потому что не хочу, чтобы она перерезала себе вены. Ее деньги перейдут ко мне. Я пытался убедить ее оставить их Випсании — будет нетрудно обеспечить освобождение от налогов согласно lex Voconia de mulierum hereditatibus, — но она отказалась. Впрочем, если с ней что-нибудь случится, я выделю Випсании ее состояние.
Так получилось, что Октавии достался еще один ребенок. Аттика приняла яд и умерла в агонии через три дня после того, как Агриппа говорил о ней с Октавианом. Будучи человеком слова, Агриппа перевел деньги Аттики на девочку, что сделало ее очень даже желанной невестой.
Октавиан обнаружил в себе новое качество — любовь к детям, стремление их защищать, хотя он не мог соперничать с Октавией в этом отношении. Когда Антилл попытался убежать и был пойман, его не стали наказывать. И всякий раз, как Октавиан обедал дома, вся детская участвовала в обеде. Поскольку с появлением Випсании их стало двенадцать, Октавия не преувеличивала, когда говорила своему брату, что ей нужна еще пара материнских рук.
Для Ливии Друзиллы настало время планировать, кто из детей на ком женится или за кого выйдет замуж. Она приперла к стене Октавиана и заставила его выслушать ее.
— Конечно, Антилл и Иулл должны будут искать жен где-нибудь в другом месте, — сказала она с тем выражением лица, которое говорило Октавиану, что он не должен возражать. — Тиберий может жениться на Випсании. У нее огромное состояние, и она нравится ему.
— А Друз? — спросил он.
— На Тонилле. Они тоже нравятся друг другу. — Она прокашлялась, приняла суровый вид. — Марцелл должен жениться на Юлии.
Он нахмурился.
— Они двоюродные брат и сестра, Ливия Друзилла. Бог Юлий не одобрял таких браков.
— Твоя дочь, Цезарь, некоронованная царица. Кто бы ни был ее мужем, если он не будет членом семьи, он станет угрозой для тебя. Тот, кто женится на дочери Цезаря, будет твоим наследником.
— Ты права, как всегда. — Октавиан вздохнул. — Очень хорошо, пусть это будет Марцелл.
— Об Антонии мы уже подумали. Это Луций Агенобарб. Я бы его не выбрала, но она находилась под опекой отца, когда был заключен контракт о помолвке, и ты обещал выполнить его.
— А Марция, дочь Атии? — Ему все еще была неприятна мысль о ней и о предательстве его матери.
— Я оставляю это на твое усмотрение.
— Тогда она выйдет замуж за какого-нибудь провинциала. Может быть, даже за простого союзника, неримлянина. В конце концов, Антоний выдал свою дочь замуж за такого человека, Пифодора из Тралл. Остается Марцелла.
— Я подумала, что ей подошел бы Агриппа.
— Агриппа? Он же в отцы ей годится!
— Я знаю это, глупый! Но она влюблена в него, ты не заметил? Мечтает о нем, вздыхает, весь день проводит, глядя на его бюст, который купила на рынке.
— Этот брак будет недолгим. Агриппа не годится для молодой девушки.
— Gerrae! Она темноволосая, а у Аттики волосы были мышиного цвета. Она приятная, а Аттика была нескладной. Она яркая, а Аттика была… непримечательной. И к тому же этот брак введет его в ряды первых семейств Рима. Как еще он может попасть туда?
Она знала, чем его убедить.
— Очень хорошо, моя дорогая. Марцелла выйдет замуж за Агриппу. Но только когда ей исполнится восемнадцать. У нее будет еще год, чтобы разлюбить его. Если она разлюбит, Ливия Друзилла, брак не состоится, поэтому пока мы говорить об этом не будем. Это понятно?
— Совершенно, — промурлыкала она.
Без денег, но надеясь получить какую-то сумму от царей-клиентов, Октавиан поплыл в Эфес и добрался туда в мае одновременно с легионами и кавалерией.
Все цари-клиенты были там, включая Ирода, излучающего обаяние и добродетель.
— Я знал, что ты победишь, Цезарь, поэтому сопротивлялся всем уговорам и запугиваниям Марка Антония, — сказал он, еще больше потолстевший и похожий на жабу.
Октавиан весело взглянул на него.
— Никто не может отрицать, что ты умный человек, — заметил он. — Полагаю, ты рассчитываешь на награду?
— Конечно, но только не в ущерб Риму.
— Назови ее.
— Бальзамовые сады в Иерихоне, добыча асфальта в Асфальтовом озере, Галилея, Идумея, оба берега Иордана и берег Вашего моря от реки Элефтер до Газы.
— Другими словами, вся Келесирия.
— Да. Но дань тебе я платить буду вовремя, и мои сыновья и внуки будут посланы в Рим и получат образование как римляне. Ни один царь-клиент не будет преданнее тебе, чем я, Цезарь.
— И хитрее. Хорошо, Ирод, я согласен на твои условия.
Архелаю Сисену, чья помощь Антонию в целом не осуществилась, было разрешено сохранить за собой Каппадокию, ему отдали также Киликию Трахею, часть территории Клеопатры. Аминта сохранил за собой Галатию, но Пафлагония была включена в римскую провинцию Вифиния, а Писидия и Ликаония отошли в провинцию Азия. Полемону Понтийскому, которому удалось удержать восточные границы против мидян и парфян, тоже разрешили сохранить свое царство, которое теперь включало Малую Армению.
Никто из остальных не отделался так легко, а некоторые даже лишились головы. Сирия должна была стать римской провинцией до самых новых границ Иудеи, но города Тир и Сидон были освобождены от прямого правления в обмен на дань. Мальхус из Набатеи потерял только добычу асфальта. В ответ на наказание, которое Октавиан считал мягким, Мальхус должен был следить за египетским флотом у Аравийского полуострова и подавлять любую необычную активность там.
