Николай Задорнов - Капитан Невельской

Катя сказала, что, по ее мнению, браки должны быть равными, чтобы были общие интересы и общая деятельность. Это тысячу раз сказанное всеми в устах Кати имело значение.

— Но такие браки редки, — заметил ее жених, втайне очень польщенный.

— Да, может быть, это еще редко, но это тот идеал, к которому должна стремиться женщина!

Варвара Григорьевна, уверенная, что Катя, судя о книжных героях, подразумевает себя, сказала с улыбкой, что племянница ее потому так говорит, что находит свое счастье в равном браке.

Мария Николаевна смолчала. Она с интересом приглядывалась к Кате. Она поняла девушку совсем по-другому. Чем старше становилась Екатерина Ивановна, тем оригинальнее были ее суждения. «У нее должно быть будущее», — думала Волконская.

Дядя как-то странно держался с Пехтерем, словно недолюбливал его. А с Невельским он был дружен, но тоже как-то странно. Иногда его хвалил, а иногда сомневался в нем. Теперь он молчал, слыша мнение тети и всех остальных, порицавших Геннадия Ивановича. По особенности своего характера он никогда не спорил.

А подвенечного платья не заказывали, и Катя не торопила. Ей казалось, что были какие-то разговоры между дядей и тетей. Наконец свадьба была назначена…

И вдруг дядя пришел и рассказал, что получил письмо от Невельского, оно ужасно запоздало. О подвигах Невельского он говорил при всех с похвалой. Он даже сказал, что Невельской герой. Тетя была смущена и раздосадована.

Катя, взволнованная, зашла в кабинет к дяде. Она случайно и невольно прочла в письме несколько строк, как раз те, где Невельской писал, что боготворит ее, будет любить вечно, но что желает ей счастья с Пехтерем, просит простить, пишет о себе, что идет снова к своей цели…

Катя почувствовала, что душа ее забушевала, что там все темнеет, как на море в бурю, что она сама готова теперь к борьбе, что ее, кажется, обманули. Что-то прежде неведомое, сильное явилось в ней.

В этот день был первый осенний бал и Катя танцевала вальс с Пехтерем. Тот тоже получил письмо от Невельского и втайне очень гордился, что поставил дерзкого и отважного капитана на колени. Победа была полная, и впервые за все это время он назвал капитана «Генашей».

Катя высокомерно взглянула на жениха, как бы говоря: «Еще рано!»

Она сказала, что очень уважает ум и благородство господина Невельского.

Опять музыканты на хорах играли все быстрей и быстрей, Пехтерь легко скользил по паркету. Это был полет по воздуху, а не танец. Катя вспоминала прошлогодний бал у Муравьевых. И сейчас, под звуки вальса, еще величественней казались жизнь Невельского и его трагическая судьба, судьба человека, в несчастье отважившегося на подвиг. Он там, может быть, погибал, но его помнят здесь…

— Тетя, я не буду шить подвенечного платья! — сказала утром Екатерина Ивановна.

— Что ты? Что ты? Как можно! Ты хочешь отказать Пехтерю?

Тетя была вне себя и обвинила дядю, Зачем он рассказал про письмо. Ведь девичьи годы идут быстро! Но дядя совсем не хотел возбуждать в племяннице чувства к Невельскому. Он не думал, что так получится.

А из Аяна пришло еще одно известие, что Невельской блестяще все исполнил.

— Невельской занял Амур! — говорил дядя.

Общество говорило, что Геннадий Иванович неблагонадежен, что он фантазер, плохой человек и так далее. Но уже раздались другие голоса. О нем заговорили у Волконских. И Мария Николаевна сказала при Кате, что сыну Мише желала бы в жизни того, что совершил Невельской.

«Это был мой мир, он дарил мне его! А я поверила в разговоры и пренебрегла всем ради всеобщего спокойствия, ради дяди и тети, чтобы не идти наперекор мнению общества. А дядя сам в восторге от него! Я изменила ему и его делу. Я изменила своей любви!»

Катя заметно охладевала к жениху, она стала посмеиваться над ним, в ней явилось легкое пренебрежение, которое означает, что любви уже нет…

Но Пехтерь был умен, он знал, о чем тревожится Катя, он умело и терпеливо развлекал ее.

Невельской явился в Иркутск и на другой день ускакал в Петербург. Он сказал Волконскому, которого на старости лет сильно стали занимать личные и семейные дела приятных ему людей: «Кто полюбил в тридцать пять лет, тот никогда не разлюбит». Это дошло до Зариных.

Дядя сказал, что Невельскому на этот раз, кажется, несдобровать, будут ему неприятности.

Поспешный отъезд капитана в Петербург, его краткие визиты всем должностным лицам, его подчеркнутое достоинство произвели в Иркутске на чиновников неприятное впечатление.

— Свет не зря говорил — он неблагонадежен! — заявила Варвара Григорьевна.

На этот раз дядя не возразил.

Через две недели после отъезда Невельского пришло известие, что его ждет разжалование и это решено окончательно. Так сказал дядя, выйдя после прочтения срочной почты к чаю в пять часов вечера.

— Как хорошо, что я спасла тебя, — сказала тетя младшей племяннице.

Та вспыхнула, поднялась и вышла.

— Его действия оказались противны воле высшего правительства, — объясняла тетя, придя в комнату девиц. — Его поступку придано особое значение… — И тетя стала рассказывать все, что слышала только что в разговоре один на один от дяди. — Это хорошо, что ты вовремя отказала ему, — восклицала она, слегка сжимая Катины руки, — а то было бы очень неудобно…

При слабом мерцании свечей Катя странно посмотрела. Сейчас лицо ее было бледно, и казалось, что глаза черны и черны волосы.

— Что с тобой, моя душа? — тревожно спрашивала тетя.

Катя слабо тронула рукой лоб, чуть склонив голову, как бы в глубоком раздумье.

— Тетя! — вдруг умоляюще спросила она. — Неужели он погибнет?

— Его разжалуют! — ответила тетя, как бы изумляясь, в чем тут еще можно сомневаться. Все понимают это.

— Это ужасно! — слабо вымолвила Катя и жалко закусила скомканный платочек.

— Его винят в том, что он обманул государя.

— Тетя! Это такая неправда! Все это не так, я знаю. Он ни в чем не виноват. Поверьте мне, я знаю все… Он мне все рассказывал.

— Он все рассказывал тебе? — с изумлением спросила тетя.

— Да! — с гордостью ответила Катя.

Тетя невольно смолкла. Катя поднялась, выражение силы мелькнуло в ее глазах.

— Он совершил действия вне повелений, — делая рукой точно такой же резкий жест, как обычно делал Невельской, с чувством сказала Катя, и лицо ее стало быстро покрываться густым румянцем. — Я знаю, что он прав. Но ведь и все знают об этом, и дядя сам мне говорил, и все восхищались его смелостью и патриотизмом, и все ставили ему до сих пор это в заслугу. Но у него враги в Петербурге. Он говорил, что ему мешают. Я не могу переменить о нем своего мнения. Я совершила ужасную ошибку. Я знаю, что эта игра ужасна. Я знаю все. Я думала о нем все это время. Он желает величья и счастья России! Он не жалеет себя. Это герой, герой! — Слезы потекли из ее открытых глаз.

Варвара Григорьевна была поражена.

— Но я знаю, что это за человек, и не верю ему… Я совсем не хотела тебя обмануть… Я вижу… Бедная девочка…

— Тетя, все это не так, я знаю… Он мне все рассказывал…

— Ах, Катя…

Тетя понимала, будет продолжение ужасного скандала — еще один спектакль для всего города.

Лицо Кати сразу осунулось, слезы лились неудержимо, и локоны распустились, липли ко лбу и щекам.

— Боже мой, боже мой! — восклицала тетя, пытаясь обнять ее. — Успокойся, я не могу видеть твоих слез.

— За что? За что так обошлись с таким человеком? — с горьким отчаянием воскликнула Катя, сжимая в кулачке платок.

«Она любит его, бедная девочка!» — подумала тетя и сама заплакала.

Зарина пришла к мужу в сильном расстройстве.

— Я не могла скрывать, — призналась она и рассказала все, что произошло.

— Конечно, Николай Николаевич пустит в ход все связи, — заговорил Владимир Николаевич, выслушав жену. — Но противники сильны. Нессельроде, Чернышев… Боже упаси связаться с ними! Это, знаешь, наглые, надменные выскочки. А наш Невельской режет правду в глаза.

— И на самом деле, за что человека разжаловали? — воскликнула тетя. — Ты знаешь, он мне не очень нравится, он мал ростом, невидный и не пара Кате, но все же надо быть справедливыми…

«Как я могла так не понять его, — винила себя Катя. — Ах, господин Невельской, если бы вы знали, как хорошо я помню все, что вы говорили… Но что теперь будет с вашими мечтами?…»

И невольно перед ее мысленным взором вдруг явился образ Марии Николаевны. Волконская, с суровым, добрым лицом, ободряюще смотрела на Катю, словно говорила ей: «Вот, Катя, теперь твоя очередь…»

«Я на все готова, — думала Катя, — но если бы я могла спасти его… Я бы ничего не пожалела. Что с ним сейчас? Быть может, вот в эту именно минуту…»

Она вздохнула, представив, как огромные усатые жандармы в касках окружили маленького бледного Невельского в арестантском халате, а он смотрит на них пристально своими горящими глазами… «Ах, господин Невельской, как же теперь осуществятся ваши мечты… Кокосовые острова… Да, да! Ведь я помню все, что вы говорили…»