Со времени битвы при Линкольне прошло уже два месяца, и для Мод все складывалось как нельзя лучше. Епископ Генри с распростертыми объятиями принял ее в Винчестере (тем самым предав своего родного брата короля Стефана) и собрал поместный собор высших церковных иерархов, который и благословил ее на царствие, и теперь Мод была занята тем, что вела переговоры с общиной Лондона об организации своей коронации в Вестминстере. Шотландский король Дэвид, приходившийся ей дядей, уже был на пути в Англию, дабы, как суверен суверену, нанести королеве Мод официальный визит вежливости.
Епископа Генри всячески поддерживал епископ Кингсбриджский Уолеран, и, по словам Франциска, этот самый Уолеран как раз и уговорил Уильяма Хамлея переметнуться на другую сторону и дать клятву верности Мод. И сейчас Уильям явился за наградой за свое предательство.
Все четверо стояли и ждали: граф Уильям с поставившим на него епископом Уолераном и приор Филип со своим поручителем Франциском. Филип видел Мод впервые. Ее вид не внушал ему уверенности: несмотря на свою царственную внешность, она выглядела несколько ветреной.
Закончив болтовню. Мод чопорно повернулась к ним, как бы говоря: «Посмотрите, какие вы ничтожные, — даже моя фрейлина для меня важнее, чем вы». Несколько мгновений она не отрываясь глядела на Филипа, чем привела его в крайнее смущение, затем произнесла:
— Ну, Франциск, ты привел ко мне своего близнеца?
— Это мой брат Филип, миледи, он является приором Кингсбриджа, — представил Филипа Франциск.
Филип снова поклонился и сказал:
— Малость староват да седоват я, миледи, для того, чтобы быть его близнецом. — Это было незамысловатое, самоуничижительное замечание, которое придворные, похоже, нашли весьма забавным, однако Мод проигнорировала его и смерила Филипа ледяным взглядом. Он решил оставить свои попытки показаться обаятельным.
Она повернулась к Уильяму:
— А вот и граф Ширинг, храбро сражавшийся против моей армии в битве при Линкольне, но теперь осознавший свою ошибку.
Уильям поклонился. У него хватило ума, чтобы промолчать.
Она снова повернулась к Филипу:
— Ты просил меня даровать тебе право иметь рынок в Кингсбридже.
— Да, миледи.
— Все доходы от этого рынка пойдут на строительство собора, госпожа, — пояснил Франциск.
— По каким дням ты хочешь, чтобы работал твой рынок?
— По воскресеньям.
Она приподняла свои выщипанные брови:
— Вы, святые отцы, обычно выступаете против воскресных рынков. Разве они не отвлекают прихожан от посещения церкви?
— В нашем случае нет, — проговорил Филип. — Люди приходят потрудиться на строительстве и помолиться, а заодно кое-что покупают и продают.
— То есть рынок у тебя уже действует? — в упор спросила Мод.
Филип понял, что допустил промах. Он клял себя последними словами.
— Нет, миледи, — пришел ему на помощь Франциск. — В настоящее время рынка там нет. Он образовался стихийно, но приор Филип приказал закрыть его до тех пор, пока не получит разрешение.
Это было правдой, хотя и не всей правдой. Однако Мод, казалось, поверила. Филип в мыслях молил Бога простить Франциску его маленькое лукавство.
— А нет ли в том краю еще одного рынка? — продолжала задавать вопросы Мод.
— Есть, в Ширинге, — заговорил граф Уильям, — и Кингсбриджский рынок мешает его торговле.
— Но ведь Ширинг в двадцати милях от Кингсбриджа! — возразил Филип.
— Миледи, — спокойно сказал Франциск, — правило гласит, что рынки должны располагаться не ближе чем в четырнадцати милях друг от друга. В соответствии с этим правилом Кингсбридж и Ширинг не являются конкурентами.
Она кивнула, давая понять, что согласна с упомянутым Франциском пунктом закона. «Пока, — отметил про себя Филип, — все идет как надо».
— Ты также просишь, — продолжала Мод, — дать тебе право брать камень из каменоломни графа Ширинга.
— В течение многих лет у нас было это право, но недавно граф Уильям вышвырнул наших каменотесов, убив пять…
— А кто разрешил тебе брать камень? — перебила его она.
— Король Стефан…
— Узурпатор!
— Миледи, — поспешно заговорил Франциск, — естественно, приор Филип считает, что все эдикты обманщика Стефана не имеют юридической силы до тех пор, пока они не будут одобрены тобой.
Филип вовсе так не считал, но счел за благо промолчать.
— Я закрыл каменоломню, — заявил Уильям, — в ответ на незаконное открытие рынка.
«Просто поразительно, — подумал Филип, — как совершенно очевидная несправедливость может представиться весьма спорной на судебном разбирательстве».
— Вся эта тяжба, — сделала вывод Мод, — порождена дурацкими указами Стефана.
— Полностью с тобой согласен, миледи, — угодливо поддакнул впервые подавший голос епископ Уолеран.
— Конечно начнутся ссоры, если одному отдать каменоломню, а другому — право брать из нее камень, — возмущенно сказала она. — Каменоломня должна полностью принадлежать кому-то одному.
Филип вынужден был признать, что Мод права, и если бы она намеревалась следовать логике «дурацких указов» Стефана, то лишь в этом случае каменоломня досталась бы Кингсбриджу.
— А посему повелеваю, — продолжала Мод, — отдать ее моему верному слуге графу Ширингу.
Филип упал духом. Без свободного доступа к каменоломне строительство собора уже не могло успешно продолжаться. Его придется свернуть до тех пор, пока Филип не найдет деньги на покупку камня. И все из-за прихоти этой капризной женщины!
— Благодарю тебя, миледи, — сказал Уильям.
— Однако, — вновь заговорила Мод, — Кингсбридж получает равные с Ширингом права иметь собственный рынок.
Филип несколько приободрился. Доходов от рынка, конечно, недостаточно, чтобы оплатить покупку камня, но все же это огромное подспорье. А значит, приору снова придется наскребать деньги, как в самом начале строительства. Что же, ничего не поделаешь…
Мод лишь частично удовлетворила каждую из сторон. В конечном итоге, возможно, она была не такая уж и пустоголовая.
— Миледи, я правильно понял: «равные с Ширингом права иметь собственный рынок»? — переспросил Франциск.
Филип не вполне понимал, зачем Франциску нужно было задавать этот вопрос. Совершенно естественно, что, давая разрешение на открытие рынка. Мод ссылалась на права, коими обладал другой город: так было справедливо, да и проще. Филип даже лично сможет проверить, что написано в грамоте, данной Ширингу. А там могли быть какие-то ограничения или дополнительные привилегии.
— Итак, — подвела черту Мод, — каждый получил, что ему положено: граф Уильям каменоломню, а приор Филип рынок. А взамен каждый из вас заплатит мне по сто фунтов. Кончено. — И она снова повернулась к своей фрейлине.
Филип был ошеломлен. Сто фунтов! Да в этот момент у монастыря нет и ста пенсов. Где он наберет столько денег? Рынок за несколько лет не приносит такой суммы! Это был сокрушительный удар по всей программе строительства. Филип уставился на Мод, но было ясно, что она уже с головой ушла в беседу с фрейлиной. Франциск слегка потянул его за рукав.
— Но… — начал уже говорить Филип, однако Франциск приложил палец к губам и строго покачал головой.
Филип понял, что Франциск был прав. Его плечи опустились, и, беспомощно повернувшись, он поплелся из королевского дворца.
* * *
То, что Франциск увидел в Кингсбриджском монастыре, потрясло его до глубины души.
— Последний раз я приезжал сюда десять лет назад. Здесь была тоска зеленая, — говорил он Филипу. — Воистину ты вернул монастырь к жизни!
Особенно его потрясла комната для письма, которую, пока Филип был в Линкольне, закончил Том. Она располагалась в маленьком домике рядом с часовней и имела большие окна, камин с дымоходом, ряд письменных столов и большой дубовый книжный шкаф. Здесь уже работали четверо братьев. Стоя за высокими столами, они гусиными перьями писали на листах пергамента. Трое из них занимались перепиской: один — Псалмов Давидовых, другой — Евангелия от Матфея, а третий — Заветов Святого Бенедикта. Брат Тимоти писал историю Англии, правда, поскольку он начал с сотворения мира, Филип боялся, что старик мог так никогда и не закончить ее. Комната была небольшая — Филип пожалел предназначенный для собора камень, — но теплая, сухая и светлая.
— В монастыре постыдно мало книг, а поскольку они чудовищно дорогие, это единственный способ создать собственное собрание, — объяснил Филип.
В подвале домика разместилась мастерская, где старый монах учил двух послушников, как делать переплеты из овечьих шкур, приготавливать чернила и сшивать пергаментные листы в книгу.
— Да ты даже сможешь продавать книги! — воскликнул Франциск.
