Вы все устраиваете таким образом, чтобы осужденный
на галеры был явно отмечен, известен, напятнан, а
потом считаете, будто граждане будут иметь к нему
доверие, если уж общество, суд, окружение не имеют
его совершенно! Вы обрекаете его на голод или на
преступление. Он не находит работы, вынужден, из
необходимости, вернуться к давнему ремеслу, которое
и привело его на эшафот. Потому, хотя я и желал
оставить борьбу с законом, но не нашел для себя
места под солнцем. И мне соответствует лишь одно
сделаться слугой той силы, что тяготеет над нами.
Оноре де Бальзак "Последнее воплощение Вотрена"
1
Было начало второго десятилетия XIX века, когда французские банкиры сообщили полиции, что в Париже появились прекрасно подделанные фальшивые банкноты. Хотя эксперты подтвердили, что банкноты производятся вручную, что исключало массовость производства, дело посчитали исключительно важным, и на его завершение выделили крупные средства. Все банки, казино и крупные магазины были взяты под постоянное наблюдение. Единственным результатом столь крупной операции была поимка молодого человек, который всего лишь расплатился фальшивым денежным знаком. Это был художник-минитюарист, что являлось косвенным, но никак не прямым доказательством.
Предполагая, что это именно он производит "миниатюры", которые столь злили финансистов, арест решили отложить, чтобы дать возможность фальшивомонетчику создать следующее свое "произведение". Только через несколько дней парижская "служба безопасности" нагрянула в жилище художника. Самые лучшие специалисты по обыскам обшарили каждый квадратный сантиметр помещения, раскладывая многие вещи на их первоосновы. Шел час за часом, но ничего подозрительного так и не обнаруживалось.
Вместе с полицейскими в жилище вошел человек, отличавшийся от них одеждой и видом. У него было морщинистое, хотя и моложавое лицо, внимательные глаза, экономные движения и широкоплечая, слегка сгорбленная фигура, как будто бы этот человек постоянно готовился к прыжку. В нем было что-то от сжатой пружины. Все время он молчал и вместо того, чтобы распарывать подушки, приглядывался к действиям коллег или же глядел в какую-то известную лишь одному ему точку. Иногда могло показаться, что он спит.
Обыск завершился полнейшим фиаско. Поздно вечером начальник Отделения Безопасности префектуры, Анри, дал знак закругляться. Последние полицейские агенты уже скрывались в двери, когда художник издевательски усмехнулся и бросил быстрый, словно молния, взгляд на стоящую посреди комнаты печку, перед этим довольно-таки тщательно обысканную. И вот тут этот молчаливый тип воскликнул: "Стой!", вернулся в квартиру и снял крышку печки. Под нею он обнаружил хитроумно спрятанные: оригинальную банкноту, служащую образцом, и уже начатый рисунок фальшивого денежного знака. Впоследствии, когда неудачливого фальшивомонетчика вывели (свои дни он кончил в качестве государственного преступника в замке Винсенн), молчун взял в руку лежавшую на столе гравюру и задумался. По странной иронии судьбы, гравюра представляла казнь осужденного за подделку ассигнаций.
Агента, демаскировавшего фальшивомонетчика, за это не наградили, никто ничему не удивился и не проявил восхищения, что это именно он, а никто другой, проявил великолепную наблюдательность. Ведь его и взяли сюда за то, что у него имелись "глаза на спине", что он сам был преступником, фальшивомонетчиком и бандитом, и потому был лучше всех полицейских Франции, которых водил за нос столь долго, что его признали "королем галер".
И никто в то время понятия не мел, что этот человек – это первый в истории человечества великий детектив, и что вместе с ним на свет появится первая ячейка и вообще форма современной уголовной полиции. А конкретней: парижская Сюрте. Тем более, в то время невозможно было предположить, что через десяток с лишним лет некий господин Бальзак сделает из этого человека героя лучших томов своей "Человеческой Комедии". Человека этого звали Видок.
2
Обычный потребитель комиксов и детективных романов уверен, что самыми старыми и обросшими авантюрной традицией уголовными полициями являются Скотланд-Ярд и ФБР, ну а первым детективом мира был прославленный Аллан Пинкертон. На самом же деле самой старой уголовной полицией в мире является Сюрте, а первым Шерлоком Холмсом был Франсуа Эжен Видок. В том году, когда Пинкертон вышел из материнского лона (1819), от самого звука имени Видока дрожали крупнейшие тузы преступного подполья между Альпами, Ла-Маншем и Пиренеями. Но про Видока известно в тысячи раз меньше, чем про Пинкертона, от которого осталась крупная документальная база. Собственно, мы не знаем практически ничего, кроме того, что вышло из его собственных уст.
К сожалению, уста Видока нельзя признать достоверным источником его же биографии. Вылавливать истины из его признаний – это все равно, что заниматься акробатической гимнастикой на снарядах истории.
Если бон хотя бы сам писал эти свои признания. Под именем Видока было издано 6 работ, но сегодня нам уже известно, что он не был прямым автором ни для одной из них. К примеру: "Воспоминания Видока" (Париж, 1828 – 1829) написали два публициста, Льеритье и Морис; "Воры" (1836) – писатель Эдме Бург он же Сен-Эдме, "Настоящие парижские тайны" (1844) – Альфред Лукас, а "Поджариватели с Севера" [Поджариватели – название разбойничьих банд, действовавших во Франции времен Революции и Империи и отличавшихся особой жестокостью. Они совали ноги своих жертв в огонь, чтобы получить информацию о скрытых деньгах. По приказу Наполеона эти банды жестоко преследовались и искоренялись] (1845 – 1846) – Август Виту. Единственная крупная биография Видока, написанная его протектором и защитником, знаменитым адвокатом Шарлем Ледру (1857), была основана на этих полу-апокрифах и на личных заявлениях Видока, посему ее ценность в качестве источника тоже довольно сомнительна.
Мы можем говорить о полу-апокрифах потому, что, скорее всего, Видок сам инспирировал некоторые из этих изданий и поставлял информацию их авторам. В случае Воспоминаний, это совершенно точно (Видок авторизовал их), и потому они являются самым лучшим источником, чтобы познакомиться с Видоком – детективом. Но только не с Видоком – человеком. Если принять содержание Воспоминаний за абсолютно добрую монету, то перед нами предстал бы образ человека, сформированного по образу и подобию Божию: самаритянин, образец благородства и честности, абсолютно неподкупный страж закона и морали, совесть полиции, чуть ли не идеалист. В подомном раскладе исключительно злой судьбиной можно было бы объяснить тот факт, что Видок, прежде чем сделаться полицейским, имел на совести чуть ли не два десятка приговоров и считался одним из опаснейших преступников Франции [Вот характерная мелочь, касающаяся попыток Видока, предстать перед обществом в незапятнанных одеждах праведника: Титульные листы его Воспоминаний содержат надпечатку: "Экземпляры, не имеющие моей подписи, являются поддельными и изданы беззаконно". На экземпляре, лежащем на моем столе, когда я пишу эти слова, подпись Видока имеется, а внутри, теми же самыми чернилами сделаны исправления единственной типографской опечатки: везде, где слово Dieu (Бог) отпечатано с маленькой буквы, Видок исправил ее на большую].
И в том, что Сюрте не обладает той славой, которую заслуживает, то есть, большей, чем слава Скотланд-Ярда или ФБР, также лежит тень Видока. Уже более ста лет начальники французской уголовной полиции стыдятся того, что ее отцом, а их предшественником, был преступник, и потому они предпочитают, чтобы начальные дни этой полиции терялись во мраке тайны. Уже первый начальник Видока, префект Паскье, хотя сам Видок отдал ему колоссальные услуги, вспоминает о нем в своих 6-томных мемуарах один-единственный раз, да и то, не в основном тексте, а в коротеньком примечании, применяя формулировку: "некий Видок", совершенно не прибавляя каких-либо биографически-профессиональных подробностей. Попытайтесь обнаружить их в мемуарах других полицейских. Видока там нет, совершенно не существует человек, перед приходом которого французская уголовная полиция действовала как слепец, принимающий участие в игре в жмурки.
3
Читателю, который уже знает, каким великолепным полицейским аппаратом располагал Фуше, и никак не может понять сравнения французской уголовной полиции до Видока со слепцом, я должен дать кое-какие объяснения. А конкретно, проинформировать о довольно сложной (на практике) организационной системе, и о методах и направлениях действий наполеоновской полиции.
Что-то вроде организованной полиции во Франции появилось во времена Людовика XV, у которого имелся собственный Фуше в лице де Сартина. У Людовика XVI был Ленуар; у Революции имелись различные Комитеты, Комиссии и Полицейские легионы. Эпоха Директората первой ввела в жизнь министерство полиции (1796). Но пока что все это представляло собой один громадный балаган, а действия основывались на импровизациях, придумываемых по ходу событий.
