— Основываясь на исследованиях, проведенных в клинике, вы тут пишете о дезинтеграции личности, — сказала она. — Вы называете ее фрагментацией.
— Да.
— «Фрагменты, как кусочки стекла». У вас есть такая фраза.
— Да.
— Фрагменты… Фрагментарный… Фрагментация. Распад личности, как вы говорите. Вы думаете, именно это происходит с мистером Пилигримом?
— Вполне возможно.
— И насколько велика такая возможность?
— По-моему, достаточно велика.
— Что именно в поведении мистера Пилигрима дает нам основание так думать? Мне очень интересно.
— Отстраненность от реальности. Отказ от общения.
— Его молчание?
— Да.
Юнг решил не рассказывать леди Куотермэн о второй суицидальной попытке и о том, что Пилигрим заговорил. Иначе она спросит, что он сказал, а Юнгу пока не хотелось об этом распространяться. Со временем — да, но не сейчас. И, разумеется, он не сообщил Сибил о том, что Фуртвенглер запретил ему заниматься случаем Пилигрима. Кстати, он и Фуртвенглера не поставил в известность о том, что обедает с леди Куотермэн. В конце концов, инициативу проявила она. Прослышав, что Юнг практикует в клинике, и зная его лишь по наслышке, Сибил только сегодня утром решилась пригласить его на обед.
У столика возникли два официанта и под присмотром метрдотеля подали им рис с телятиной.
Когда открыли крышки на блюдах с овощами, Сибил спросила:
— Я заказывала шпинат?
— Да, миледи, безусловно. Шпинат и пастернак.
— Это хорошо. Я совсем забыла про шпинат. А вино? Белое было превосходно. А как насчет красного?
— Вот оно, миледи. Кларет, как вы и просили.
— Надеюсь, вы не против? — Сибил повернулась к Юнгу. — К мясу я предпочитаю сухое вино.
— Вы совершенно правы.
Сибил кивнула официантам.
Они ушли. Метрдотель, вынув из графина крышку и налив красного вина, тоже удалился.
— Хорошо, когда в ресторане нет специалиста по винам, — заявила Сибил, когда они остались одни. — А то они вечно спорят, навязывая свой выбор,
Юнг подцепил на вилку кусочек телятины. Сибил не спускала с него глаз.
— Ну и как?
— Превосходно!
— Я рада, Приглашая человека в ресторан за границей, никогда не знаешь…
— Вам нечего бояться, Ешьте и наслаждайтесь.
Она так и сделала,
— Восхитительно! Бесподобно! Просто высший класс!
В ней так много детских черт, подумалось Юнгy. Она то высокомерна, то совершенно наивна, Очаровательна, склонна к интригам, мила и опасна. В точности как умный ребенок, который изучил законы взрослого мира и великолепно приспособился к ним., ни на йоту не уступая своих детских привилегий.
— Вы сказали, леди Куотермэн, что его сломила не болезнь. Я имею в виду мистера Пилигрима.
— Да, я так сказала, И я в это верю.
— На каком основании?
— Я хорошо его знаю, причем долгие годы. Мне кажется, я лучше других изучила его натуру. Природу его страстей и страхов, его недостатки, таланты, смену настроений, обаяние… Затаенную печаль, если хотите. Жажду освободиться от необходимости быть собой. Вы понимаете?
— Надеюсь.
Сибил посмотрела мимо Юнга на горы за окном. Нож и вилка были зажаты в руках, хотя она явно забыла о них.
— Никакая болезнь его не сломит, доктор. Я этого не допущу! Заявление, конечно, самонадеянное, но леди Куотермэн сделала его так просто, что Юнгa тронула ее вера. Очевидно, именно таким тоном святые рассказывали о своих видениях исповедникам. Ведь общаться непосредственно с Богом — одно дело, а рассказывать об этом людям — совсем другое.
— По-вашему, мы все сумасшедшие, только каждый на свой манер? — спросила она, взяв себя в руки. — Вы и правда так считаете?
— В той или иной степени, — Юнг пожал плечами. — Должен признаться, я и за собой замечал признаки безумия. — Он махнул рукой. — Безумие — хитрый зверь, его не поймаешь в силки теориями, со временем я научился не только не верить теориям, но и активно противостоять им. Факты — вот что важно, Факты, относящиеся к каждому конкретному случаю душевной болезни, — это все, что у нас есть. Общие теории лишь помогают распознать истинную природу болезни пациентов. Мое собственное безумие проявляется не постоянно, а периодически. Я научился не только справляться, но и жить с ним. А самое главное, выполнять свои функции, что, собственно, и должен делать любой из нас. Но это безумие мое — и только мое. Что случилось с мистером Пилигримом, почему он не может больше функционировать: из-за безумия или по какой-то другой причине, — надо еще выяснить.
— Я боюсь за него.
— Понимаю.
— Я не хочу, чтобы ему навредили.
— Никто не собирается ему вредить! — рассмеялся Юнг, — Как вы могли такое подумать?
— Вред вреду рознь, доктор Юнг. К сожалению, должна признаться, что мне не нравится доктор Фуртвенглер. Я не доверяю его суждениям и, если откровенно, не одобряю его методы.
Юнг снова махнул рукой. Что бы он ни сказал сейчас, это прозвучит как предательство.
— Мне не понравилось, что он не поверил моим словам.
— Здесь, полагаю, вы ошибаетесь., леди Куотермэн… Доктор Фуртвенглер верит вам.
— Может быть, зато я ему не верю. Я сомневаюсь в правильности его суждений. Мне дали о нем самые лестные рекомендации, и все-таки я ему не доверяю. Он слишком много улыбается. Он улыбается не тогда, когда надо. Он улыбается без всякого удовольствия. В его улыбке нет ни чувства, ни истинного уважения. Ненавижу, когда передо мной заискивают. Меня это нервирует. и я теряю к человеку доверие. А не верить своему врачу — или же врачу, который лечит твоего лучшего друга — это невыносимо.
Сибил положила вилку с ножом и откинулась на спинку кресла.
— Я устала. Устала и совсем запуталась, Психиатрия для меня сплошная загадка, доктор Юнг, Но если она может дать ответ, как помочь мистеру Пилигриму обрести волю к жизни, я буду терпеть до тех пор, пока его не приведут в чувство.
Она умолкла. Юнг не решался прервать тишину. Сибил заговорила вновь:
— Я понимаю, что отказываться от услуг доктора Фуртвенглера было бы неприлично. Возможно, я слишком эмоционально реагирую на его манеру поведения. Но эти вечные улыбки начинают казаться просто зловещими. Вы понимаете?
Юнгу пришлось подавить собственную улыбку. Он на своей шкуре испытал цену приторной любезности Йозефа Фуртвенглера.
— Короче, я должна спросить… То есть я решила спросить, доктор Юнг: вы не согласитесь стать лечащим врачом мистера Пилигрима? Мне понравилось то, что вы говорили, хотя вам не удалось меня полностью убедить. И тем не менее у вас творческий подход к мистеру Пилигриму, а по-моему, именно в этом он нуждается больше всего. Ему нужен человек, который не станет вешать на него ярлыки и загонять в угол.
Юнг уставился в свою тарелку. Телятину он не доел, но больше ему не хотелось. Положив вилку с ножом, он промокнул губы салфеткой и расстелил ее на коленях.
— Я бы с радостью принял ваше предложение, леди Куотермэн… однако боюсь, что мне придется отказаться.
— Отказаться? Вы не можете отказаться! Я вам запрещаю!
— Тем не менее, леди Куотермэн, я должен сказать вам «нет». Хотя мне очень жаль, поверьте.
Затем он объяснил — стараясь не слишком упирать на ошибки Фуртвенглера, — что тот решил работать над случаем Пилигрима один и «совершенно не согласен с моими методами».
Больше на эту тему Юнг не говорил. Он рассказал леди Куотермэн, не называя имен, о графине Блавинской, о человеке-собаке и других, непрестанно повторяя притом, что ошибиться может каждый, и все мы люди, и подобрать к больному ключ удается отнюдь не всегда… Затем он добавил, что случай мистера Пилигрима очень заинтересовал его, и продолжал распространяться до тех пор, пока Сибил не почувствовала себя вконец очарованной и абсолютно убежденной в том, что только доктор Юнг способен помочь ее другу. Если он не поговорит с доктором Блейлером, она сделает это сама, заявила Сибил. А кроме того, она сурово отчитает доктора Фуртвенглера.
— В таком случае, — сказал Юнг, — благодарю вас… Я приложу все усилия.
— Хорошо, что мы с вами встретились, — промолвила Сибил и подняла бокал. — И чтобы закрепить этот союз, давайте выпьем за нашего отсутствующего друга.
— За нашего друга!
Оркестр, словно по команде, заиграл «Сказки Венского леса».
— Какой чудесный день! — воскликнула Сибил. — Ваше согласие! Это вино! Вальс! И, наконец, профитроли!
Глядя, как она машет рукой метрдотелю, Юнг подумал: «Итак, дитя с триумфом возвращается после успешных переговоров с врачом, и ей устроят славный пир в честь победы. Десерт с шоколадом».
Сам он молча выпил за здоровье швейцара отеля «Бор-оЛак», который вчера утром получил от Юнга из рук в руки небольшой том в коричневом конверте с просьбой доставить его маркизе Куотермэн «с наилучшими пожеланиями от незнакомца». Анонимность стоила ему три франка.
