— Только отдельные отрывки, ваше величество.
— Ну что ж, в таком случае вы должны найти мне такие же отрывки, которые будут для меня не очень трудными».
Не очень волновали королеву и произведения на современные темы. Так, например, «Вторжение в Крым» Кинглейка она считала «слишком грубым произведением», а книгу известного журналиста из «Дейли мэйл» Джорджа Уоррингтона Стивенса «С Китченером до Хартума» — настолько «легкомысленной и дерзкой», что приказала миссис Маллет прекратить чтение. При этом королева одобрительно отзывалась о газете «Спектейтор», считая ее «очень чувствительной» и не «столь радикальной, какой она была раньше».
Самое большое удовольствие в последние годы жизни королева получала от чтения романов, причем все чаще она предпочитала не читать, а слушать, когда ей читают другие. Так, например, она не переставала восторгаться произведениями Полин Кравен, необыкновенно популярной романистки и дочери французского эмигранта, художественные произведения которой, по ее же словам, она «обожала больше, чем любых других авторов». Причем наибольший восторг вызывал ее последний роман «Recit d'une Soeur» («Рассказ сестры»). Она даже пригласила миссис Кравен в Осборн и попросила прислать ей все ее ранее вышедшие книги с собственноручным автографом на каждой из них, а их вышло немало.
Не меньшее восхищение вызывали у нее книги сейчас уже мало известного американского писателя Фрэнсиса Кроуфорда, в особенности его роман «Джакуззара» и, еще больше «Карлеоне». Последний роман был написан в Риме, и Мари Маллет читала его королеве в 1898 г., то есть вскоре после его выхода в свет. «Я почти закончила читать королеве «Карлеоне», — говорила миссис Маллет мужу, — и она была так взволнована этой историей, как может волноваться только девушка восемнадцати лет! Так приятно читать книги таким отзывчивым людям. Я получила от этого огромное удовольствие».
«Невозможно представить себе более деликатную и вежливую женщину».
Прочитав знаменитое стихотворение лорда Альфреда Теннисона «In Memoriam», королева пришла в неописуемый восторг, хотя его «Святой Грааль» произвел на нее «ужасное впечатление». Не долго думая она решила пригласить поэта к себе в гости, тем более что он жил в 15 милях от Осборна. Теннисон весьма неохотно принял это приглашение, так как, по его словам, был человеком стеснительным и не знал, как себя вести в присутствии королевы. Однако 14 апреля 1862 г. то есть четыре месяца спустя после смерти принца-консорта, он все же решился навестить королеву, взяв с собой двух сыновей и своего коллегу Бенджамина Джоветта, младшего научного сотрудника колледжа Баллпол. Этот визит оказался вполне успешным. Королева вспоминала позже, что ей сразу же понравился этот «высокий, стройный и довольно привлекательный человек с прекрасной головой, длинными черными вьющимися волосами и импозантной бородой.
Правда, он был как-то странно одет, но это вполне соответствовало его поэтической натуре и образу жизни». Разумеется, речь зашла о принце Альберте, и Теннисон сказал королеве, что из него получился бы прекрасный король. При этом на его глаза навернулись слезы. Расчувствовавшись, королева спросила, может ли чем-нибудь помочь ему. Он ответил, что ни в чем не нуждается, но был бы признателен ее величеству, если бы она пожала руки его сыновьям. Этот жест, по его мнению, мог бы помочь им «сохранить лояльность монархии в грядущие нелегкие времена».
Вскоре после этого королева принимала у себя известного американского поэта Генри Лонгфелло, однако эта встреча оказалась не столь успешной. В ходе беседы королева сделала гостю несколько комплиментов, на что тот ответил, что чрезвычайно удивлен тем, что его знают и почитают в Англии. «О, можете не сомневаться в этом, мистер Лонгфелло, — поспешила заверить его королева, — вы действительно хорошо известны в нашей стране. Все мои слуги читают вас». Это очень расстроило гостя. «Иногда я просыпаюсь ночью, — вспоминал он, — и долго думаю, был это действительно комплимент или хорошо продуманное пренебрежение». А Оскар Уайльд, которому Лонгфелло рассказал эту историю, заметил впоследствии, что это был «упрек ее величества в тщеславии поэта».
Кроме того, королева изъявила большое желание встретиться с Чарльзом Диккенсом, который еще в свои молодые годы поразил друзей совершенно неожиданным заявлением, что по уши влюбился в королеву, недавно отметившую двадцать первый год рождения. Он доказывал всем, что черты королевы напоминают ему Мэри Хогарт, его любимую невестку. В своих многочисленных письмах он часто писал, что готов умереть за королеву, что дало основания для слухов о том, что он действительно сходит с ума от безответной любви. Он рассказывал друзьям, что часто бродит в гордом одиночестве вокруг Виндзорского дворца и с «разбитым сердцем наблюдает за освещенными окнами королевской спальни»,готовый броситься на землю от горя и печали. Он хотел, чтобы его забальзамировали и «положили на триумфальную арку Букингемского дворца, когда королева находилась в городе или прикрепили на северо-восточной части Круглой башне, когда она проживает в Виндзоре».
С тех пор его отношение к королеве нисколько не изменилось. Даже во время революции 1848 г. в Европе, когда Диккенс объявил себя республиканцем, он был безумно счастлив видеть королеву на театральном представлении «У каждого своя причуда» в Королевском театре или на благотворительных вечерах в Девоншир-Хаус. В последнем, кстати сказать, был любопытный случай, когда Диккенс запретил актеру курить трубку на сцене, как было указано в сценарии, а только делать вид, что курит, потому что королева, как он сказал, «не выносит табачного дыма».
Это представление имело большой успех, и королева громко аплодировала актерам и больше всего «Чарльзу Диккенсу (выдающемуся автору)». Более того, она очень хотела посмотреть постановку пьесы Уилки Коллинза «Вечная мерзлота» и с этой целью изъявила готовность предоставить Диккенсу комнату в Букингемском дворце. Однако тот отказался от столь лестного предложения, сказав при этом, что, поскольку его дочери еще не были представлены при дворе, он не хочет, чтобы они появились там в качестве актрис. Отказался он и от другого предложения королевы познакомиться с ним после исполнения пьесы, специально поставленной для нее в выставочной галерее на Регент-стрит.
«Моя дорогая королева, — писал Диккенс своему другу Джону Форстеру, объясняя причины отказа подчиниться ее монаршей воле, — была настолько очарована (этим спектаклем), что пригласила меня к себе, чтобы выразить свою благодарность. Я ответил, что еще не успел снять свой театральный костюм и поэтому она должна извинить меня. Через некоторое время она снова послала за мной, сказав при этом, что «мой костюм будет гораздо менее смешным, чем мой отказ предстать перед ней». Я поблагодарил ее за приглашение, но все же отказался появиться перед ней в чужом театральном костюме».
И только в марте 1870 г., незадолго до смерти, Чарльз Диккенс приехал к королеве в Букингемский дворец. И хотя он плохо себя чувствовал и пришел с распухшей ногой, она так и не пригласила его сесть. И к тому же сама стояла, опершись на спинку дивана, и в течение полутора часов расспрашивала писателя о его делах[86]. Она сказала, что никогда не слышала, как он сам читает отрывки из своих произведений, и намекнула, что с удовольствием послушала бы «Рождественскую сказку» в его исполнении. Диккенс на это ответил вежливым отказом, выразив сожаление, что не может сделать этого, и объяснив, что для публичного чтения ему требуется самая разношерстная аудитория. После этого она спросила его о поездке в Америку, обратив особое внимание на обслуживание в гостиницах, дороговизну продуктов питания и особенности американского образования. В конце беседы она поинтересовалась, что снилось Линкольну в ночь перёд убийством в театре. Когда Диккенс собрался уходить, королева преподнесла ему экземпляр своей книги «Листы из журнала о нашей жизни в Шотландии» с собственноручно сделанной записью: «От самого скромного из писателей самому великому из них». После этого она попросила прислать полное собрание его сочинений, заявив при этом, что с удовольствием прочитает их. Диккенс смутился от такой просьбы и пообещал, что пришлет ей специально подобранное собрание своих наилучших работ с дарственной надписью.
Королева осталась довольна этой встречей. Писатель показался ей «чрезвычайно милым, с приятным голосом и великолепными манерами». А она произвела на него впечатление «весьма застенчивой» женщины, которая, как он говорил своей невестке, обладает «манерами молоденькой девушки».
А Томас Карлейль показался королеве довольно «странным, почти эксцентричным старым шотландцем с тягучим и слегка меланхолическим голосом, подчеркивающим его шотландский акцент. Он всячески выпячивал роль Шотландии и говорил о неизбежной деградации всего остального мира».
