– Ранофрит, приди сюда! Приказываю тебе.
Три раза повторил он это, поднял повелительно вторую руку и остался недвижим. Кругом была тишина; раб, стороживший вход, дремал; его шумное и ровное дыхание одно только нарушало ночной покой. Стоя на коленях в полумраке, Иосэф пристально смотрел на дверь, все еще держа поднятым волшебный камень, синеватые лучи которого освещали его сжатые пальцы. Легкий шум раздался снаружи; грубая циновка, заменявшая дверь, приподнялась, – и Ранофрит, одетая только в белую, прозрачную ночную тунику, явилась на пороге. Длинные черные волосы ее были распущены, глаза закрыты, голова откинута назад. Неуверенно, как автомат, приближалась она, словно притягиваемая магнитом к соломенному ложу ее врага, который, схватив ее за руку, притянул к себе. Неописуемое торжество и адская злоба отразились на лице Иосэфа: час мщения настал!
Дикие крики, доносившиеся из помещения рабов, подняли на ноги весь дом. Невольники испуганно выскакивали из своих логовищ, думая, что в доме пожар; крик и шум скоро достигли господской половины. Потифар проснулся и, не видя Ранофрит рядом с собой, вскочил с постели и бросился по направлению все еще доносившихся криков.
В это время Иосэф наклонился к молодой женщине и прошептал повелительно:
– Проснись!
Ранофрит вздрогнула и открыла глаза. Видя себя в незнакомой полутемной комнате, рядом с человеком, которого сначала не узнала, она отшатнулась в ужасе и хотела бежать; но железная рука удержала ее, и взволнованный голос иронически говорил ей:
– Останься, останься, прекрасная госпожа, чтобы Потифар и все люди твои видели, что я невинен.
Он злобно рассмеялся и принялся опять вопить. Невольник, стороживший вход, проснулся и первый бросился в комнату. Увидав женщину, отбивавшуюся от Иосэфа, он хотел помочь ей, но, признав свою молодую госпожу, отступил в ужасе.
Шум приближавшихся шагов раздавался со всех сторон. Немного спустя, несколько человек с факелами вбежало в комнату, и вслед за ними показалась в дверях высокая фигура Потифара. При виде жены, которую Иосэф все еще держал в руках, он остановился, пораженный. Иосэф, между тем, протягивал к нему руку и кричал:
– Ты видишь, господин, даже сюда пришла эта развратница, чтобы соблазнять меня своей преступной любовью. Ты и слуги твои – все свидетели, что я невинен. Веришь ли ты теперь?
Немая от ужаса, с широко раскрытыми глазами, слушала Ранофрит эти обвинения и не понимала, каким образом очутилась она в этом незнакомом ей месте, порога которого еще никогда до тех пор не переступала. Искаженное лицо Иосэфа, пронзительные крики, прикосновение его холодной, влажной руки вселяли в нее невыразимый ужас; при виде недоумевающих слуг и расстроенного лица Потифара отчаянный стыд охватил ее; она поняла, что погибла, и с хриплым криком упала без чувств.
Бронзовый цвет лица Потифара сменился зеленовато-бледным, а взгляд был прикован к Иосэфу, который, опустившись рядом с неподвижной Ранофрит, смотрел на него со злобным торжеством. Он был ужасен в эту минуту, с бледным лицом, растрепанными волосами и кровавыми рубцами, покрывавшими все его тело. Такой гнев, стыд и отчаяние овладели Потифаром, что рука его невольно стала искать кинжала, обыкновенно торчавшего за поясом, но там его не было. По привычке владеть собой он подавил бурю, кипевшую в нем; он понимал, что Иосэф намеренно своими криками привлек сюда весь дом, чтобы отмстить негодной Ранофрит, измена которой поразила его в самое сердце. Выпрямившись, он глухо приказал:
– Чтобы через час этой нечистой собаки не было в моем доме! Немедленно свести его в тюрьму Белого дома (Белый дом был цитаделью Мемфиса, заключавшей в себе тюрьмы для государственных и других наиболее опасных преступников). Завтра я отдам распоряжение Гармаху!
Он нагнулся и грубо, как никогда не относился к последнему рабу, схватил Ранофрит за ее длинные черные волосы и сильным тумаком попытался поставить на ноги. Но она все еще была без чувств и тотчас повалилась назад. Тогда он за волосы выволок ее из комнаты и потащил через двор. Здесь старый, верный слуга его и Нефру, старая кормилица, загородили ему дорогу, упав на колени, рыдая и простирая к нему с мольбой руки:
– Господин, господин, сжалься над своей супругой! Не срывай сердца своего на ней в пылу гнева: ты пожалеешь, может быть, потом. Видишь, она, как мертвая; она всегда была добра, чиста; дурной глаз еврея сглазил и поверг ее в несчастье. Дозволь нам унести ее из этого проклятого места!
Потифар остановился, вздрогнул и провел рукой по лбу. Да, если у кого был дурной глаз, так это у Иосэфа – настоящий змеиный взгляд! Молча он выпустил волосы Ранофрит и бросился из дому. Пока старики возились с Ранофрит, несколько рабов потащили Иосэфа из его комнаты; один из них воскликнул с яростью:
– Колдун проклятый! Дьяволы, твои братья, знают, каким ты колдовством сотворил всю эту беду. Голову даю на отсечение, что это колдовство, а клевета сочинена твоим паршивым языком. – Злобно он ударил Иосэфа в лицо со всего размаху, так что у него кровь хлынула из носа и рта.
Несколько минут спустя Иосэф, шатаясь, весь в крови, покидал дом Потифара.
С помощью старого Тота кормилица отнесла Ранофрит в ее комнату и, грубо выслав вон Акку, которую считала любовницей ненавистного еврея, старалась привести в чувство молодую женщину. Долгое время старания ее были безуспешны; растирала она лицо и грудь больной ароматами, согрела ей руки и ноги, влила в рот вина, призывая на помощь всех богов Мемфиса и посылая проклятья Иосэфу, которого ненавидела, как и вся прислуга Потифара. Наконец, Ранофрит открыла глаза и, при воспоминании о том, что произошло, крик отчаяния вырвался у нее и, как безумная, она заметалась на своем ложе.
– Ах! Дорогая госпожа, что ты, наделала! Как могла позабыть стыд? – воскликнула старуха, заливаясь слезами.
– Нефру, я невинна! – стонала молодая женщина, бросаясь на грудь старой рабыни. – Это еврей-колдун зачаровал меня! Да осудят меня все судьи Аменти, если я только знаю, как я попала в яму, где валялось это животное! Клянусь тебе, что раньше я никогда там не была и не вставала, чтобы идти туда.
– О, я уверена, что он волшебник, и опасный. Не околдовал он разве нашего господина, доверявшего ему все и предпочитавшего его, чужеземца, слугу Тифона, своим верным слугам? Силой Тифона он и тебя привлек туда, чтобы отмстить за то, что его высекли недавно.
– О, будь он проклят! Как доказать мою невинность? Что говорит Потифар? – спрашивала со страхом молодая женщина. Нефру застонала, ударяя себя в грудь.
– Гнев его, дорогая госпожа, столь велик, что сердце стынет, когда я думаю об этом. Я за тебя дрожу; боюсь и думать о его мести. И что ты можешь сказать в свое оправдание?
При этих словах молодая женщина упала, рыдая, на постель: старуха обняла ее, плакала с ней вместе, стараясь утешить, как малого ребенка, ласковыми и неясными словами. В это время Потифар, запершись в своей рабочей комнате, переживал самые тяжелые часы в своей жизни. B первую минуту он весь предался бешеной злобе, топал ногами и рвал на себе одежду; с уст его срывались глухие проклятия. Это возбуждение скоро сменилось полным отчаянием; честь его поругана; любовь утрачена и обожаемая женщина потеряна навсегда – ему она предпочла нечистого раба. Иосэф, значит, действительно был невиновен и наказан несправедливо; но зато как он отомстил! Криком своим собрал весь дом, чтобы сделать рабов свидетелями его позора. Это воспоминание вызвало гнев с прежней силой и мысль его сосредоточилась на Ранофрит; с ней он должен развестись и наказать со всею строгостью закона – рукой палача отрезать нос и выгнать вон.
При мысли изувечить прекрасное лицо жены, тонкими чертами и улыбкой которого восхищался, он застонал и на глазах его навернулись слезы. Но все же наказать он должен и не мог оставить ее у себя. В конце концов он розгами выгонит Ранофрит из дома, который она опозорила, и решил сделать это в присутствии всех слуг. Он сам объявит ей свое решение, которое завтра и приведут в исполнение.
При входе мужа и при виде его бледного и мрачного лица Ранофрит, дрожа как лист, бросилась на колени, подняла к нему руки и голосом, прерываемым рыданиями, проговорила:
– О! Пощади, пощади! Я не виновна. Проклятый еврей околдовал меня.
Скрестив руки и сурово глядя на нее, Потифар сухо рассмеялся:
– Извинение очень ловкое, но не убедительное! Не думаешь ли ты, негодница, что я прощу тебе ужасный позор моей чести, когда ты отдала меня на посмешище и поругание моих слуг? Нет, один вид твой мне ужасен. Я отвергаю тебя, как жену, и сегодня же розгами выгоню тебя вон из моего дома; рабы выкинут тебя на улицу, чтобы уличная чернь полюбовалась на тебя и осмеяла низкую тварь, искавшую любви раба!
Ранофрит вскрикнула и схватилась руками за голову. Как безумная, бросалась она к мужу, обнимая его колени, цепляясь за его одежды. Она умоляла его с криком и плачем простить ее, или, ради брата и сестры, не позорить ее гласно, а позволить потихоньку оставить дом.
