Потиций был первым из юношей, подпавших под влияние близнецов, но далеко не последним. История с волками снискала Ромулу и Рему уважение и даже восхищение со стороны самых неуемных парней Рима, которые стали искать их дружбы. Очень скоро вокруг близнецов собралась шайка молодых людей, которых отец Потиция назвал бы смутьянами. Бесшабашные выходцы из бедных семей с темным прошлым не чурались порой ни кражи скота, ни тайной стрижки чужих овец с последующей продажей шерсти.
– Они плохо кончат, – ворчал отец Потиция, довольный тем, что его сын учится далеко в Тарквинии. – Ромул, Рем и их маленькая шайка вообразили, будто они безнаказанны, ибо все, кого они грабят, или слишком слабы и робки, чтобы дать им отпор, или слишком богаты, чтобы беспокоиться о таких мелочах. Но рано или поздно они наткнутся на сильного человека и получат по заслугам.
Его предсказание почти сбылось в тот день, когда Рем и несколько его приятелей решились на вылазку дальше обычного и угодили в стычку с пастухами в окрестностях Альбы, городка в холмистой местности к юго-востоку от Рима. В отличие от римлян, альбанцы давным-давно подчинились самому сильному среди них человеку, который называл себя царем и носил железную корону. Нынешний царь Альбы, Амулий, накопил огромные богатства: драгоценные металлы, ювелирные украшения, экзотические глиняные сосуды и плетеные изделия высочайшего качества. Он хранил их в своей усадьбе с высоким забором и крепкими воротами, под охраной наемных воинов. И жил он не в хижине, а в просторном деревянном чертоге.
Впоследствии о причине стычки велось немало споров. Многие предполагали, что Рем и его люди задумали украсть овец, но попались альбанским пастухам, хотя Рем уверял, будто это альбанцы первыми затеяли ссору, принявшись без повода насмехаться над римлянами и оскорблять их. Что бы ни послужило причиной, но именно Рему в этой стычке досталось больше всех. Несколько его людей было убито, нескольких захватили в плен, нескольким удалось убежать. Самого Рема взяли в плен, заковали в железные цепи и привели к царю Амулию. Рем вел себя вызывающе, а поскольку царь не привык к подобной дерзости, он приказал подвесить Рема к стропилам и пытать ременными кнутами, лезвиями и каленым железом.
Когда известие о пленении Рема дошло до его брата на Палатине, Ромул начал собирать всех молодых людей Семи холмов, призвав их не только вызволить Рема, но и защитить честь Рима. На этот призыв откликнулись даже юноши из знатных фамилий, до той поры не водившиеся с близнецами. Зная, что наемники Амулия хорошо вооружены, римляне собрали все оружие, какое могли раздобыть, – пастушьи посохи, которые могли служить палицами, ножи мясников, охотничьи копья и луки. Под предводительством Ромула это воинство выступило к Альбе.
Перед стенами Альбы Ромул потребовал, чтобы царь отпустил его брата и других пленников. Амулий в окружении наемников окинул разношерстную толпу презрительным взглядом и отказался.
– Тебе нужен выкуп? – спросил Ромул.
Амулий рассмеялся:
– Что могут заплатить такие, как ты? Несколько изъеденных молью овечьих шкур? Нет уж, вот закончу пытать твоего братца с приятелями, отрублю их пустые головы и насажу их на этот частокол в назидание остальным сумасбродам. А если ты, молодой дуралей, задержишься в моем царстве до утра, то и твоя голова окажется на колу рядом с головой брата.
Ромул и его люди удалились. Высота частокола, окружавшего усадьбу царя, поначалу устрашила их, как и лучники, которые охраняли стену. Казалось, одолеть эту преграду, не угодив под смертоносный град стрел, невозможно. Но отступать Ромул не собирался: в ту же ночь под покровом темноты ему удалось поджечь плохо охраняемый участок стены. Пламя разгорелось стремительно, поднялась суматоха, и в этой неразберихе обозленные на альбанцев римские храбрецы взяли верх над наемниками. Царскую стражу перебили.
Ворвавшись в покои, Ромул схватил Амулия и потребовал отвести его к брату. Царь, трясясь от страха, повел его в комнату, где Рем висел в цепях, потом достал ключ и освободил его от оков. Слишком слабый, чтобы стоять, Рем рухнул на колени. Тогда Ромул на глазах у брата сбил Амулия на землю и пинал его до тех пор, пока тот не лишился чувств, а потом перерезал ему горло. Царская корона, простой железный ободок, покатилась, как колесо, по полу и упала набок перед Ремом.
– Подними ее, брат, – сказал Ромул. – Теперь она принадлежит тебе!
Но Рем, чье обнаженное тело покрывали ожоги, порезы и рубцы, был настолько слаб, что не мог поднять даже корону. Ромул, на глазах которого выступили слезы сострадания, сам опустился на колени и собрался было надеть железный венец на голову брата. Но вдруг остановился.
– Нет, так не пойдет. Корона принадлежит нам обоим, брат, на равных. Но мы не можем носить ее одновременно. Давай я поношу ее первым: мне не помешает появиться в ней перед теми, кто сражался сегодня рядом со мной, и показать им, что корона Альбы теперь принадлежит нам.
Ромул надел железную корону на голову, встал и размашистым шагом вышел наружу, чтобы объявить своим людям об одержанной победе.
* * *
Благодаря захвату Альбы Ромул и Рем заполучили богатство несравненно большее, чему у любой другой семьи в Риме. Когда Рем немного оправился, братья торжественно вернулись домой победителями в окружении верных соратников. За ними следовали крытые повозки с добычей.
Не все в Риме были довольны их успехом. Отец Потиция встретился с другими старейшинами и высказал свои сомнения.
– Если Рем был захвачен в плен пастухами Амулия при попытке украсть их овец, царь Амулий был вправе держать его в плену в расчете на выкуп. В этом случае нападение Ромула на Альбу не было оправданно. Гибель Амулия была не чем иным, как убийством, а захват сокровищ – грабежом. Стоит ли нам делать разбойников героями?
Как повелось, старейшина Пинарий с ним не согласился.
– За дело попал Рем в Альбе или безвинно – не это главное. После того как он был захвачен в плен, Амулий не потребовал ни выкупа, ни возмещения, а продолжал пытать пленника и открыто заявлял о своем намерении его убить. При таких обстоятельствах Ромулу не оставалось ничего другого, кроме как вооружиться ради спасения брата. Амулий был дураком и умер смертью дурака. Богатство, которое Ромул захватил в Альбе, принадлежит ему по праву.
– Альбанцы могут иметь на сей счет иное мнение, – заметил старший Потиций. – Такое происшествие может положить начало кровной вражде, которая будет продолжаться поколениями. Не исключено, что близнецы оскорбили еще и богов. Чтобы узнать, на чьей стороне боги, нужно посоветоваться с гаруспиком.
– Прошу прощения, может, мне теперь и когда отлить захочется, надо звать этруска? – ехидно спросил Пинарий.
– В этрусках у нас нужды нет. Мой сын только что закончил обучение. Со дня на день он прибудет домой, и есть прямой резон поручить ему свершить все необходимые обряды.
– Ах да, твой сын! Как удачно сложилось, что он возвращается как раз после завершения похода на Альбу и ему не пришлось подвергать себя опасности, – снова не преминул съязвить Пинарий, чей сын сражался в отряде Ромула.
– Эти слова неуместны и недостойны жреца Геркулеса! – воскликнул Потиций, который был рад тому, что его сын не вернулся раньше и не был втянут в авантюру Ромула, но намек на трусость юноши был несправедлив. – Что же до гадания, то оно необходимо, чтобы выяснить волю богов.
– А если это гадание обернется против Ромула? Что тогда? – спросил Пинарий. – Сдается мне, должен быть способ получше, такой, чтобы все заинтересованные, даже альбанцы, могли увидеть, что, захватив корону и сокровища царя Амулия, Ромул поступил справедливо.
Судя по хитрому блеску в его глазах, Потиций понял, что он уже реализует какой-то план.
* * *
Младший Потиций прибыл домой из Тарквинии на следующий день. Семья встретила его с большой радостью и не без любопытства, ибо на нем был наряд этрусского гаруспика – желтая туника, накинутый поверх нее длинный складчатый плащ, застегнутый на плече бронзовой пряжкой, и коническая шляпа, закрепленная шнуром под подбородком. При этом отец с гордостью отметил, что, став предсказателем, его сын не расстался с амулетом Фасцина. Когда жрец, вручая сыну фамильный амулет, назвал его мужчиной, эти слова были скорее пожеланием, чем отражением действительности, но за годы учебы Потиций-младший действительно повзрослел и возмужал – об этом свидетельствовали и его уверенная осанка, и вдумчивая манера говорить.
Отец рассказал ему об осаде Альбы и торжественном возвращении близнецов. Молодой прорицатель выслушал все с интересом, но, похоже, был не столько восхищен победой, сколько озабочен ранами соотечественников и перенесенными ими страданиями, – такое проявление зрелости тоже понравилось старшему Потицию.
– Я знаю, сынок, что ты дружил с ними, несмотря на мое неодобрение. Сходи повидайся, а заодно постарайся вразумить их. Открой им волю богов. Сейчас весь Рим возносит им похвалы. Недальновидные глупцы, вроде Пинария, поощряют их к новым безумным выходкам, не понимая, что в конце концов это навлечет на нас гнев какого-нибудь воинственного вождя. А ведь у Рима нет стен, какими Амулий огородил Альбу: наша безопасность целиком зависит от доброй воли и заинтересованности тех, кто прибывает сюда торговать. Если близнецы продолжат проливать кровь и грабить, если их стараниями местная молодежь превратится в шайку разбойников, то рано или поздно они ухватят за хвост волка более хищного и свирепого, чем они сами. А платить страшную цену за их безрассудство придется всему нашему народу.
