рассказывал. О его смерти тоже никто никому ничего не рассказал. Хольгер в очередной раз в своей жизни пил, вспоминая павшего товарища.
Занятый своими мыслями, Вюнш ни разу за вечер не посмотрел в окно и потому не увидел, как фройляйн Кренц быстрым шагом прошла вдоль пивной. В руках она, как и вчера, несла стопку каких-то листов.
Глава 8
Суша, море, трава и деревья
Хольгера мучили кошмары. Ему снилось будто он снова на Войне. Он был один в окопе. Туман окружал Вюнша и не позволял увидеть ничего дальше десяти метров. Он услышал отдаленный звук офицерского свистка. Хорошо, что с ним был пулемет.
Хольгер встал за старый добрый MG08 31. Сейчас он не отступит и не сдастся. Никто не нанесет ему удар ножом в спину. Нет никакого фронта и Франции нет. Нет полков и батальонов. И Людендорфа с Гинденбургом 32 нет. Он открыл огонь. Лента не кончалась, ствол не грелся.
Через тридцать лет он оглох от звука работы пулемета. Через шестьдесят лет его ноги подкосились, и он оперся спиной о стену окопа. Из царапины на его левой щеке текла кровь. Вся одежда Вюнша пропиталась ею. Несколько тысячелетий Хольгер простоял, привалившись к грязной стене окопа. Небо падало на землю, а потом снова поднималось над землей.
Наконец, Вюнш нашел в себе силы выйти из окопа. Теперь была его очередь идти в атаку. Он шел через туман, вцепившись руками в свою верную винтовку, к которой у него совсем не было пуль.
Хольгер споткнулся обо что-то и едва смог устоять на ногах. Он посмотрел себе под ноги и увидел лицо фельдфебеля Краузе. Зеленые глаза фельдфебеля были широко открыты и смотрели сквозь Вюнша. Из виска Краузе торчала толстая деревянная щепа, а грудь была прошита пулеметной очередью.
Хольгер шел вперед и видел их – десятки людей, сраженных пулеметным огнем. Вот Клара Мариенхофф – бледная, как сама смерть. Колючая проволока опутывала ее грудь и царапала руки, а из пулевых ран текла кровь. Недалеко от Клары было тело матери Вюнша – она лежала на животе, уткнувшись лицом в землю, но Хольгер сразу узнал ее. Дитер Юнгер, напротив, уставился в застланные туманом небеса, на его лице так и застыла озлобленная улыбка.
Вюнш шел среди них уже несколько лет, а они все не заканчивались. Он увидел маленькую девочку. Она была еще жива и зажимала маленькими ручками резаные раны на шее. Девочка смотрела на Хольгера с обидой всего мира в глазах.
«Этот ефрейтор… как же его фамилия? Он задохнулся прямо у меня на руках почти в самом конце Войны. Был ветреный день, но парень вытянул несчастливый билет – газовый снаряд разорвался прямо рядом с ним…» Хольгер видел под ногами бойца кровавые брызги от кашля, но он все еще был жив. Вдруг этот солдат, имени которого Вюнш не мог вспомнить, вскочил и бросился на него. Хольгер колол его штыком, бил прикладом и руками. Отравленный навалился на него сверху и начал душить. Он продолжал кашлять кровью и эта кровь покрывала все лицо Вюнша, а кровь из пулевых ранений лилась на одежду Хольгера, смешиваясь с его собственной кровью. «Как же его фамилия?» Жизнь покидала Вюнша, и он уже не сопротивлялся этому. Его глаза закрылись…
Наутро у Хольгера ужасно болела голова. Сознание милосердно стерло сон из его памяти, но обрывки и ощущения кошмара все еще витали рядом с его головой.
Душ и утренняя яичница немного разогнали черную тревогу в душе Вюнша. С каждым мгновением в него возвращалось настоящее, вытесняя прошлое в дальний уголок разума до следующего кошмарного сна. Хольгер старался думать о работе – обычно это помогало.
Так как сегодня им с Майером предстояло много передвигаться по городу, Хольгер решил взять машину. Два года назад он купил себе Wanderer W10 – подержаный, но надежный. Водить Вюнш не очень любил, но при его работе нужно было много ездить, и тут личный автомобиль однозначно выигрывал у городских трамваев и пригородных поездов.
В Управлении со вчерашнего дня ничего не изменилось. В кабинете Хольгера тоже. Майера еще не было, однако в этом не было ничего удивительного, так как Вюнш, который больше ни минуты не мог провести дома, приехал на работу на полчаса раньше времени. «Что же, подождем». Хольгер закурил и прикрыл глаза… Папироса ожгла руки и выдернула его из дремоты. «Приди в себя!» – приказал себе Вюнш и чувствительно ущипнул себя за руку. Вскоре пришел Майер. Если на лице Хольгера и отражались последствия тяжелой ночи, Майер никак это не прокомментировал.
– Вы захватили дело, Франц?
Майер кивнул и положил дело на стол, а Хольгер убрал его в верхний ящик.
– Готовы ехать?
– Да. А далеко живет господин Шварценбаум?
Йозеф Шварценбаум жил на одной из окраин Мюнхена.
– На Агриколаштрассе, это примерно в часе езды.
За все время пути ни один из них не проронил ни слова.
Йозеф Шварценбаум был отцом большого семейства. Старый ашкеназ 33 – Шварценбаум не отрывался от своих корней, в то же время, в отличие от многих других евреев, активно участвовал в судьбе страны, в которой жил. Этому же он научил своих детей, которых у него насчитывалось пятеро. Двое старших сыновей Йозефа сражались на Войне. Второй сын – Михаэль – потерял на фронте руку.
Кроме того, Йозеф Шварценбаум был отличным следователем. Придя в полицию еще в начале века, к моменту появления Хольгера в Мюнхене, Йозеф обладал огромным авторитетом у коллег. Очень помогли на первых порах его советы и подсказки и Вюншу. Три года назад господина Шварценбаума с почетом проводили на пенсию.
С тех пор Хольгер видел его только один раз – год назад столкнулся на улице. Они пообедали вместе, вспомнили старые времена, Шварценбаум ни на что не жаловался, как всегда рассказывал про своих детей. Два года покоя, на взгляд Хольгера, сильно состарили тело Йозефа, но разум его был, как прежде, жив и подвижен. Теперь Вюнш связывал большие надежды с Йозефом Шварценбаумом. Если кто-то и мог дополнить их дело своими тщательными, порой парадоксальными наблюдениям, то это был тот самый человек.
Хольгер один раз был в доме у Шварценбаумов и надолго запомнил кипевшую там жизнь. Они жили в большом доме на одной из тихих окраинных улочек западного Мюнхена. Заводы и фабрики были в другой части города – на юге и на востоке, а здесь шла тихая и
