Гесс тоже посмотрел на часы:
– Да, часа через два будем на месте.
– Значит, у нас еще есть время выпить по чашке кофе.
Гитлер нажал звонок. В дверях появился полковник Шмундт, личный адъютант фюрера.
– Пригласи Геринга пить кофе. И Гиммлера тоже…
Геринг уже прознал, что фюрер разговаривает наедине с Гессом. Настроение упало. Он болезненно ревновал к любому, кто чаще его встречался с Гитлером, особенно с глазу на глаз. Может, наушничает? Так, чего доброго, его посадят на мель завистники и интриганы…
Рейхсмаршалу не помогло даже такое испытанное средство, как драгоценные камни. Геринг всюду возил их с собой. Адъютант хорошо знал его страсть, знал, как восстановить равновесие шефа. Когда Геринг появлялся не в духе, адъютант приносил туго завязанный мешочек из синей замши, в хрустальный кубок высыпал драгоценные камни и оставлял Геринга одного. Рейхсмаршал садился, навалившись грудью на стол, пересыпал их, как зерна, с ладони на ладонь, любовался игрой самоцветов, радужным холодным сиянием алмазов, чистотой изумрудов, сапфиров, формой жемчужин. Прикосновение к камням вызывало удовлетворенную алчную дрожь. Рейхсмаршал начинал вспоминать, при каких обстоятельствах попал к нему камень, прикидывал, сколько он стоит. И каждый раз получалось, что сокровища достались за сущий бесценок. А он в любое время может выручить за них миллионы. Это сразу рассеивало дурное настроение.
Но на этот раз камни не помогали. Геринг сгреб их в синюю замшу, затянул шнур, подкинул на ладони и передал адъютанту. В этот момент позвонил Шмундт, приглашая к Гитлеру.
В салон-вагон пришел с затаенной обидой, сел молча за стол, покосился на Гесса. Гесс сидел с торжествующе-непроницаемым видом. О чем он успел договориться с фюрером?
За кофе говорили о предстоящей встрече с Франко, о Гибралтаре. Гитлер спрашивал мнения Геринга, и тот постепенно оттаял, перестал дуться. Значит, фюрер по-прежнему считается с его мнением. Он высказал точку зрения, что, прежде чем нападать на Россию, следует покончить с Гибралтаром и вообще с Англией, – надо полностью развязать руки.
Тем временем поезд – бронированная крепость, ощетинившаяся пулеметами и стволами скорострельных пушек, – пересекал Южную Францию. Он приближался к испанской границе. Первая часть путешествия подходила к концу. Не надеясь на прочность брони и огневую мощь подвижной крепости, Гиммлер позаботился о более надежной охране. В побежденной стране могут быть всякие неприятности. На всем протяжении от Мюнхена до Андеи через каждые двести метров стояли двойные патрули немецких солдат. Для этого к железной дороге стянули немало войск со всей Франции.
В Андеи поезд подошел к пустому перрону. На нем маячила только одинокая приземистая фигура испанского диктатора в пышном, опереточного вида, военном мундире. Свита каудильо почтительно стояла в стороне. Франко ни с кем не хотел делить честь первым встретить могущественного союзника. Напыщенный, маленький, с толстенькими, обвисшими щеками, Франко довольно комично выглядел в своем бутафорском наряде.
Едва поезд остановился, как Франко, уцепившись за поручни, взобрался на высокую подножку вагона. Гитлер наблюдал за ним из окна сквозь неплотно прикрытые шторы.
– Торопится в вагон, как носильщик, – сказал он, скептически скривив губы. – Его даже не нужно уламывать, просто заплатить за мелкие услуги…
Но получилось иначе.
Следом за каудильо в вагон поднялась и его свита. Встреча с Гитлером произошла в салон-вагоне. Здесь же начались и переговоры. Сначала Франко внимательно слушал затянувшийся монолог Гитлера, пытался раз-другой вставить свое замечание, но Гитлер каждый раз перебивал и не давал ему раскрыть рта. Тогда каудильо уставился в полированную ножку кресла и в такой позе продолжал слушать. Свою часовую речь германский рейхсканцлер закончил словами:
– Вот все, что хотел я сказать. Наши страны связаны одними целями, одними идеями. Надеюсь, у вас нет недоуменных вопросов? О практической стороне дела путь договорятся наши штабисты. Не станем тратить на это время.
Участие Испании в гибралтарской кампании Гитлер считал делом решенным. Но Франко осторожно спросил:
– Скажите, фюрер, значит, нам придется объявить англичанам войну?
– Это дипломатическая формальность. В наше время она не обязательна.
– Но фактически мы окажемся в состоянии войны? – Франко настойчиво добивался ответа.
– Если хотите – да. Какое это имеет значение?
– Видите ли, мы еще не готовы к войне. Где гарантия, что мы не потерпим материального ущерба? Я уж не говорю о возможных человеческих жертвах… Я хотел бы знать, ради чего Испания должна идти на такой риск.
– Риска здесь нет. Я располагаю такими силами, которые покончат с Гибралтаром в несколько суток. После войны вы получите то, что вас интересует.
– Видите ли, – Франко говорил, не подымая головы, уставившись по-прежнему в ножку кресла, – выражаясь коммерческим языком, нам нужны реальные гарантии.
– Хотите сказать – вексель? – Гитлер начинал закипать, но сдерживался по мере сил.
– Вексель – не то слово, – мягко и невозмутимо ответил Франко. – Скорее закладная под имущество. Прежде всего нужны продовольствие и оружие. Скажу не стесняясь: мы ощущаем недостаток в том и другом. Ну и, конечно, следует поговорить об Алжире. Как вы посмотрите на наши претензии в Северной Африке? Алжир и Марокко должны быть испанскими.
Начался торг. Франко торговался, как на мадридском базаре. Гитлер вскипал, взрывался, но ничего не мог сделать. Франко вдруг заартачился, боялся, как бы не продешевить. Он понял – нельзя упускать момент. Гитлер тоже понял – мадридский торгаш намерен прижать его. Такого давно не бывало. Гитлер терял самообладание, трижды прерывал совещание, сердито шел к выходу и возвращался обратно. Ничего не поделаешь, план «Феникс» может рухнуть из-за упрямства дерьмового человечка. Мысленно он употребил более крепкое выражение. Чего хочет Франко? Гитлер же согласился – даст оружие, даст продовольствие. Начнет поставки хоть завтра. Обещает поддержать территориальные притязания, согласен на Алжир и Марокко. Дает слово честного человека, что все так и будет. Но Франко сначала должен вступить в войну. Сегодня Гитлер физически не может отдать Алжир, он принадлежит французам, надо повременить. Рейхсканцлер надеется, что каудильо поймет его. Ведь с Францией заключено перемирие…
Франко соглашался. Да, он понимает, но ему нужны гарантии, рисковать он не может.
Переговоры длились до глубокой ночи, закончились в третьем часу. Обломать Франко не удалось. Он лишь уклончиво согласился подумать и незамедлительно, как только будет возможность, дать свой ответ. Согласовали ничего не значащее коммюнике и разошлись.
В ту же ночь поезд Гитлера вернулся на север. Направлялся он в Монтуаре на Луаре, куда рейхсканцлер вызвал из Виши Лаваля и дряхлого Петена. Они возглавили французское правительство после капитуляции. С этими можно не церемониться – холопы.
К завтраку Гитлер вышел с серым лицом и оловянными подтеками под глазами. Волнения к бессонница прошлой ночи не прошли для него бесследно. Черт бы побрал этого каудильо! Неблагодарная свинья! Придется оттянуть подготовку к «Фениксу».
За столом все пытались отвлечь Гитлера от мрачных мыслей, Геринг старался вовсю. Когда заговорили о Петене, Геринг, сам того не подозревая, повторил остроту Черчилля:
– Такова судьба маршалов – передавать вам власть, дорогой фюрер. В Германии Гинденбург, во Франции Петен… Хайль Гитлер! – Геринг встал из-за стола, поднял руку в нацистском приветствии.
Гитлер ответил благосклонной улыбкой – шутка понравилась. Он спросил:
– А Черчилль не имеет звания маршала? Ему придется нам уступить. Как полагаешь, Гесс? – Гитлер заговорщически посмотрел на Гесса.
Геринг приметил это. У него вновь упало настроение: что-то они вдвоем затевают?..
Дурное настроение Гитлер сорвал на французах. Петен и Лаваль явились в салонп-вагон как просители. Рейхсканцлер предупредил – для беседы у него ограничено время. Сказал просто так, чтобы унизить холопов и насладиться властью. Но беседу и в самом деле пришлось оборвать по непредвиденным обстоятельствам.
В разгар беседы в салон вошел Кейтель. Он наклонился к Гитлеру и шепнул на ухо:
– Извините, мой фюрер, из Рима поступило важное донесение: Муссолини решил оккупировать Грецию.
– Что? Опять этот болван лезет мне под ноги!
Гитлер забыл про сидевших французов. Как у него вырвалась такая фраза? Посмотрел: не догадался ли кто из них, о ком идет речь? Но оба невозмутимо сидели в почтительных позах. Гитлер обратился к Петену:
– Извините, но более значительные дела вынуждают меня прервать беседу. Надеюсь, мы продлим ее позже.
Французы заторопились.
