Собравшиеся в деревянном сарае мастера расселись на скамьях, прислонившись спиной к стене, которая одновременно являлась и стеной строящегося собора. Когда все были в сборе, Том сказал:
— Наш хозяин разгневан, и гнев его справедлив. То, что произошло сегодня, наделало много бед. Но что еще хуже, это бросает тень на нас, каменщиков. Мы должны строго разобраться с теми, кто в этом виноват. Только так мы сможем вернуть свое доброе имя гордых и дисциплинированных строителей, людей, умеющих владеть собой так же хорошо, как и своим ремеслом.
— Отлично сказано! — крикнул Джек Кузнец, и все одобрительно зашумели.
— Сам я видел только конец драки, — сказал Том. — А кто-нибудь видел, как она началась?
— Альфред погнался за этим парнем, — заявил Питер Плотник, тот самый, который советовал Джеку послушаться Альфреда и принести ему эля.
Молодой каменщик по имели Дан, работавший под началом Альфреда, сказал:
— Джек плеснул Альфреду в лицо пиво.
— Но парень был вынужден это сделать, — снова заговорил Питер. — Альфред оскорбил его родного отца.
Том посмотрел на Альфреда.
— Это правда?
— Я сказал, что его отец был вором, — ответил Альфред. — И это так и есть. Он был повешен в Ширинге. Вчера мне поведал об этом шериф Юстас.
— Дело дрянь, если мастер-ремесленник должен держать язык за зубами, опасаясь, что его слова не понравятся подмастерью, — подал голос Джек Кузнец.
Послышался одобрительный гул. Джеку стало ясно: что бы ни случилось, легко он не отделается. «Наверное, я обречен стать преступником, как мои отец, — уныло думал он. — Наверное, я тоже кончу на виселице».
Питер Плотник, защищавший Джека, сказал:
— А я говорю, что это меняет дело, если ремесленник позволяет себе выходить за рамки дозволенного, чтобы позлить мальчишку-ученика.
— И все равно парень должен быть наказан, — потребовал Джек Кузнец.
— Я этого и не отрицаю, — сказал Питер. — Я только считаю, что следует наказать и ремесленника. Истинные мастера должны использовать всю свою мудрость, дабы на строительной площадке царили мир и согласие. А если они провоцируют драки, значит, они не справляются со своими обязанностями.
С этим многие, похоже, согласились, однако Дан вновь взял слово.
— Весьма опасно, — заявил он, — прощать подмастерье только потому, что мастер с ним не слишком добр. Подмастерья всегда считают своих мастеров злыми. И если вы начнете это обсуждать, то можете договориться до того, что мастеру уж и рта нельзя будет открыть, не боясь, что подмастерье его изобьет, найдя его слова не слишком любезными.
К отчаянию Джека, речь Дана была горячо поддержана. Это говорило о том, что, независимо от того, кто прав, а кто виноват, авторитет ремесленника должен был оставаться незыблемым. Теперь Джека волновало лишь, какое он получит наказание. Денег, чтобы заплатить штраф, у него не было. Мысль о том, что его могут посадить в колодки, казалась ему омерзительной: что о нем подумает Алина? Но будет еще хуже, если его высекут. Нет, он зарежет любого, кто попробует это сделать.
— Мы не должны забывать, — заговорил Том, — что наш хозяин в этом деле настроен очень серьезно. Он сказал, что не потерпит, чтобы на этой стройке работали и Альфред, и Джек. Одному из них придется уйти.
— А нельзя ли его переубедить? — спросил Питер.
Том задумался.
— Нет, — помолчав, проговорил он.
Джек был потрясен. Он не принял всерьез требование приора Филипа. Однако Том, как видно, считал иначе.
— Коли один из них должен уйти, я полагаю, обсуждать здесь нечего, — заявил Дан. Он был одним из каменщиков, работавших непосредственно на Альфреда, а не на монастырь, и, если бы Альфред ушел, Дану, очевидно, пришлось бы последовать за ним.
Том снова задумался и снова проговорил:
— Да. Обсуждать здесь нечего. — Он посмотрел на Джека. — Уйти должен Джек.
Боже, как Джек недооценивал серьезность случившегося! И все же он не мог поверить, что его собираются вышвырнуть вон. На что станет похожа его жизнь, если он не будет больше строить Кингсбриджский собор? С тех пор как он потерял Алину, у него не осталось ничего, кроме собора. Как теперь жить?
— Монастырь мог бы пойти на компромисс, — предложил Питер Плотник. — Джека можно было бы на месяц отстранить от работы.
«Да! Ну пожалуйста!» — мысленно взмолился Джек.
— Слишком слабое наказание, — сказал Том. — Мы должны показать себя строгими судьями, иначе приор Филип не согласится.
— Что ж, значит, так тому и быть, — сдался Питер. — Сей собор теряет самого талантливого резчика, которого большинство из нас когда-либо видели, и все из-за того, что Альфред не может заткнуть свой поганый рот. — Несколько каменщиков, поддерживая это мнение, сокрушенно закивали. Ободренный, Питер продолжал: — Я уважаю тебя. Том Строитель, как никогда не уважал ни одного другого старшего строителя, с которым мне доводилось работать, но, надо сказать, когда дело касается твоего тупицы сынка Альфреда, ты просто слепец.
— Прошу не оскорблять, — сказал Том. — Давай по существу вопроса.
— Хорошо, — согласился Питер. — Я считаю, что должен быть наказан и Альфред.
— Согласен, — к всеобщему удивлению, поддержал его Том, а Джек подумал, что на него подействовало замечание Питера насчет его отцовской слепоты. — Альфред должен понести наказание.
— За что? — возмутился Альфред. — За то, что поколотил подмастерье?
— Он не твой подмастерье, а мой, — одернул его Том. — И ты не просто избил его. Ты гонялся за ним по всей стройке. Если бы ты дал ему убежать, не разлилась бы известь, не пострадала бы кладка и не сгорел бы плотничий сарай, а ты смог бы разобраться с ним, как только бы он вернулся. Не было никакой необходимости так поступать.
С этим каменщики были согласны.
Снова заговорил Дан, который, похоже, заделался постоянным выступающим от лица работников Альфреда:
— Я надеюсь, ты не предлагаешь исключить Альфреда из ложи? Предупреждаю: я категорически против этого.
— Нет, — успокоил его Том. — Достаточно уже, что мы потеряли талантливого ученика. Я не хочу терять еще и отличного мастера, который возглавляет надежную команду каменщиков. Альфред должен остаться, но, думаю, на него должен быть наложен штраф.
Работавшие под началом Альфреда каменщики заметно повеселели.
— Суровый штраф, — сказал Питер.
— Недельное жалованье, — предложил Дан.
— Месячное, — заявил Том. — Сомневаюсь, что приор Филип удовлетворится меньшим.
— Правильно! — поддержали его собравшиеся.
— Итак, братья-каменщики, можно считать, что это единое мнение? — используя принятое среди ремесленников обращение, спросил Том.
— Да! — хором ответили строители.
— Тогда я сообщу приору. Возвращайтесь к работе.
Несчастными глазами Джек смотрел, как каменщики один за другим выходили из сарая. Альфред бросил на него самодовольный, торжествующий взгляд. Том подождал, пока все выйдут, а потом сказал Джеку:
— Я сделал для тебя все что мог. Надеюсь, твоя мать поймет это.
— Ты никогда ничего для меня не делал! — взорвался Джек. — Ты не мог ни накормить меня, ни одеть, ни приютить. До встречи с тобой мы были счастливы, а потом лишь голодали!
— Но в конце концов…
— Ты не мог даже защитить меня от этой безмозглой твари, которую ты называешь своим сыном!
— Я старался…
— Да у тебя бы даже той работы не было, если бы я не сжег старый собор!
— Что ты сказал?
— Да, это я сжег старый собор.
Том побледнел:
— Ведь это молния…
— Не было никакой молнии! Ночь была прекрасная. И никто не оставлял в церкви огня. Просто я поджег крышу.
— Незачем?
— Чтобы ты получил работу. В противном случае моя мать умерла бы где-нибудь в лесу.
— Она бы не…
— Однако умерла же твоя первая жена! Разве нет?
Том вдруг сделался совсем белым и стал казаться каким-то старым. Джек понял, что сильно задел его за живое. Этот спор он выиграл, но друга, похоже, потерял. Его охватило чувство горечи и досады.
— Убирайся вон, — прошептал Том.
Джек ушел.
Едва не плача, он поплелся прочь от поднимающихся стен собора. Вся его жизнь оказалась исковерканной. Невозможно было поверить, что он навсегда покидал эту церковь. В воротах монастыря Джек обернулся. Так много он задумал здесь сделать! Он мечтал сам вырезать все украшения центрального входа, надеялся уговорить Тома поместить под самым потолком собора каменные изображения ангелов и даже разработал совершенно новый проект декоративных аркад трансептов, который никому еще и не показал. Теперь он уже ничего не сможет осуществить. Как же все это несправедливо! К глазам подступили слезы, и все вокруг начало расплываться.
