В два предыдущих брака она вступила без любви; взаимная приязнь расцветала постепенно, как цветок. А сейчас… Что с ней? Что-то другое, необъяснимое, как увиденная мельком бабочка, которая кажется еще красивее именно оттого, что ее трудно поймать.
Она вспомнила стихи Серрея, который попробовал описать чувство, которое она сейчас испытывает; Катерина помнит, как Серрей читал свои стихи у леди Марии. Перед ее глазами встает его длинное серьезное лицо, темные глаза под тяжелыми веками. Когда он прочел название, «Описание переменчивых влечений, боли и хрупкости любви», в комнате послышались тихие вздохи: каждая из присутствующих дам знала, что такое любовь. Катерина же поняла это только теперь.
Когда они проплывали мимо собора Святого Павла, били колокола, словно объявляя о них. Катерина совсем забыла, что здесь похоронен ее муж. С берега неслись разные звуки, сливаясь в своеобразную серенаду: рев из медвежьих ям в Ламбете, крики чаек, перекличка моряков, грубые голоса саутуаркских шлюх, которые торгуются с клиентами; плеск руля и весел, размеренные, как стук сердца, команды рулевых.
Он наклоняется к ней для поцелуя, раздвигает ей губы языком, и ее снова охватывает желание. Они целуются долго и страстно. Потом он слегка отстраняется, но по-прежнему близко, так близко, что его глаза сливаются в один.
– Циклоп, – смеясь, произнесла она, отодвигаясь, чтобы лучше видеть его. От его близости у нее захватывает дух.
– Твое одноглазое чудовище!
– Язык любви – ничто, – сказала она.
Он дует ей в лицо. От него пахнет анисовым семенем.
– Лево руля! – крикнул кто-то из гребцов.
Барка дергается и кренится на бок. Катерина выглядывает наружу. По темной, дурно пахнущей воде плывет всякий мусор. Целая флотилия лодок окружает что-то белое и раздутое. Матросы встают, чтобы лучше видеть, что там; их суденышки раскачиваются на волне.
– Что там еще такое? – спросил один.
– Утопленник! – крикнул другой.
– Бедняга. – Первый сокрушенно снял шапку.
– Не смотри. – Сеймур мягко отвернул ее лицо в сторону и стал гладить ее по щеке.
Поздно; она уже видела раздутый труп с изуродованным лицом и вывалившимися внутренностями. К ней возвращается тревога; в голове теснятся разные мысли. Что, если король про них узнает? Пока они ведут себя не слишком осторожно… Особенно во время той первой встречи в саду. Оба потеряли рассудок и забыли о том, что их могут увидеть. Правда, потом они стали осмотрительнее… И все же что с ними будет?
Сеймур стянул перчатку с ее руки и поцеловал все пальцы по очереди.
– Вот что такое любовь. Да, Кит?
– Откуда мне знать? – Она старалась отогнать разъедающий душу страх, изображая беззаботность.
– Как откуда? – поддразнил он. – Ведь ты уже дважды была замужем!
– Что общего у замужества и любви? – Она негромко засмеялась, но страх сделался сильнее. – Опыт любви есть у вас, мистер Сеймур, если верить придворным слухам. – Она толкнула его в бок. – Признайтесь, скольким девицам вы разбили сердце?
– Все это, – он серьезно посмотрел на нее в упор, – было юношеским безрассудством. И они были для меня просто девицами. А ты – женщина. Настоящая женщина, Кит.
– И поэтому я более достойна любви? Но почему? – удивилась она. Ей хотелось узнать, что он чувствует, боится ли последствий, как и она.
– Дело не в том, что ты женщина. Дело в том, что ты – это ты, – ответил Сеймур. – Не знаю, как лучше выразиться. Даже поэты не могут объяснить, что такое любовь. Но ты, Кит… – Он смущенно опустил взгляд. – Ты наполнила мою жизнь смыслом!
Возможно ли наполнить смыслом жизнь любимого, если не видишь смысла в собственной жизни? Катерине жаль пропавшей радости, которая наполняла ее совсем недавно; ей снова хочется хоть одним глазком увидеть крыло бабочки…
Завтра она должна явиться ко двору и служить леди Марии. Бабочку, говорит она себе, можно по-настоящему рассмотреть, лишь когда она мертва и приколота к доске. От реки веет холодом; Катерину пробивает дрожь.
– Меня вызывают ко двору, – сказала она, злясь на себя за то, что лишает его радости.
Он стиснул зубы и сразу стал похож на капризного мальчика. Ей захотелось обнять его и утешить.
– Так приказал король? – хрипло спросил он.
Интересно, обсуждал ли Томас последние события с Уиллом?
– Более удачного случая для Парров не найти, – внушал ей Уилл. – Кит, подумать только, мы станем членами королевской семьи! Мы займем место в истории.
– Уилл, ты слишком тщеславен, – ответила ему Катерина.
– Меня к этому готовили, – напомнил брат, – как и всех нас.
Он говорил правду. В их кругу все семьи стремятся возвыситься, насколько это возможно. Бесконечные интриги похожи на игру в «змейки и лесенки», «вверх и вниз». Интересно, где она сейчас – у подножия лесенки или у головы змейки? Сразу и не разберешь…
– И потом, думаю, ни о каком замужестве речь не идет, – сказала она брату. – Скорее всего, король просто потешится мной, пока я ему не надоем, и найдет себе другую наложницу. Вот погоди, сам увидишь.
Что скажет Уилл, если узнает, что его взлету мешает друг Сеймур? Если Катерина выйдет за Сеймура, король уже не сможет на ней жениться.
Она ругала себя за то, что мечтает о браке с Сеймуром, но, как бы то ни было, она непрестанно думает о нем. Нелепые мечты… хотя почему бы и нет? Почему бы ей не выйти замуж по любви? Есть много причин, почему все не так просто. Сеймуру как зятю короля потребуется разрешение на брак; без согласия короля его брак будет считаться государственной изменой. Последнее время к измене приравнивается все, что нарушает существующий порядок вещей. А порядок вещей определяет король. Мысли о будущем сплетаются в тугой клубок, который невозможно распутать.
– Нет, меня вызвала леди Мария, – ответила она, стараясь сохранять невозмутимость.
– Держу пари, ей приказал король, – в досаде сказал он, выдергивая руку.
– Вы, кажется, дуетесь, Томас Сеймур?
Он посмотрел на нее исподлобья.
– Ты ревнуешь! – засмеялась Катерина. Сердце у нее екнуло от радости: ревнует – значит, любит! Словно по волшебству, мысли о короле улетучились у нее из головы; она радостно засмеялась, но Томас не присоединился к ней. Он лишь растянул губы в принужденной улыбке.
– Время, Томас, – примирительно промурлыкала Катерина. – Дай срок… Скоро я надоем королю.
– Не желаю говорить о короле, – оборвал ее он.
– Томас, – нежно произнесла она, – тебе не о чем беспокоиться. Он женится на девице Бассет. Так считают все. Вот увидишь! – Но ей не удается убедить даже саму себя.
– Кит, я хочу тебя. Хочу, чтобы ты была только моей.
– Подожди совсем немного, только и всего. Прояви терпение.
– Тебе непременно надо явиться ко двору?
– Ты прекрасно знаешь, что да.
– Ты возьмешь с собой падчерицу?
– Ей также приказано приехать.
– Все считают ее моей невестой; мне не хочется поощрять такие слухи. – Он прищурился.
– Снова вздор. Мег ни за кого не выйдет без моего согласия.
– А если того пожелает король?
– Томас, у короля наверняка имеются более важные дела, чем замужество Маргарет Невилл. Его слова были прихотью, капризом, который тут же забылся.
Сеймур досадливо вздохнул, нахмурился и стал милым, как недовольный щенок. Сердце у нее сжалось от нежности. Он безраздельно владеет ею.
Дворец Уайтхолл, июнь 1543 г.
Дот давно гадала, что собой представляет дворец Уайтхолл. Крепость Тауэр она видела; она возвышается на Тауэрском холме, на берегу Темзы. Крепость окружает ров с вонючей бурой водой; в серых каменных стенах, видных снаружи, проделаны узкие окна-бойницы. Говоря о Тауэре, обычно понижают голоса: туда сажают государственных изменников, а в тауэрских темницах творятся страшные вещи. Уайтхолл совсем не похож на Тауэр; его башни видны издалека. Белые, новые, они блестят в лучах солнца, поднимаясь над узкими, извилистыми улочками Вестминстера; флаги трепещут на ветру. Нет ни бойниц, ни рва с водой; ничто не напоминает о врагах, даже йомены-стражники у ворот, наряженные в красные с золотом парадные кафтаны, такие роскошные, что в них не стыдно одеть и самого короля… Дот кажется, что Уайтхолл – все равно что Камелот, о котором она грезит.
Дворец огромный; в его стенах можно разместить с сотню таких замков, как Снейп. Внутри Уайтхолл словно целый город, а оживленно в нем, как в базарный день в Смитфилде. Толпы людей носятся туда-сюда, и все чем-то заняты. Есть главный двор с широкими каменными ступенями, которые ведут в большой зал и в часовню; за ними находятся галерея и покои короля; туда Дот входить запрещено. На противоположной стороне двора – конюшни, а за ними – хозяйственные постройки: прачечная и сушильня, где на солнце развеваются белые простыни; сараи; склады; ледник; бойня; псарни, откуда доносится собачий лай. Так же шумно по вечерам на площадках для петушиных боев и для игры в крикет, когда игра ведется особенно оживленно. Постоянный гвалт перекрывает плеск воды и перебивает, особенно в безветренные дни, удушливая вонь от общих уборных и свалок.
