– Меня достаточно охраняет твой зоркий глаз и преданность моих тургаудов.
Напрасно думать, что царевичи-чингисиды в самом деле являются начальниками своих отрядов. Они только называются так. К каждому из них приставлен опытный монгол – темник, изучивший воинскую науку в походах Потрясателя вселенной – непобедимого Чингисхана. Темники распоряжаются, ведут за собой отряды, назначают остановки, рассылают разведчиков и гонцов и поддерживают связь с Субудай-багатуром, который, как главный вождь, руководит всем войском в походе. Каждые девять дней из всех туменов к Субудай-багатуру летят гонцы и рассказывают, где находится их отряд, как охотятся с соколами или борзыми, как обедают и проводят время царевичи-чингисиды, каким путем пойдет дальше отряд, какие в пути корма для лошадей, в каком теле кони, есть ли еще жир на их ребрах…
Субудай внимательно всех слушает. Покачивает головой и говорит: «Слышу, слышу!» Он никогда никого не хвалит, а только ворчит и фыркает и сам распрашивает гонцов, кто из кипчакских ханов ездит на поклон к царевичам и о чем они шепчутся. Если гонец скажет: «Не знаю», – Субудай стучит кулаком по колену, прогоняет гонца и запрещает ему являться в другой раз.
Бату-хана можно увидеть только вместе с Субудай-багатуром. Он слушается одноглазого свирепого полководца, как мудрого учителя, если тот что-либо ему почтительно посоветует. Субудай-багатур относится к Бату-хану, будто тот и умнее, и опытнее. При разговоре старик склоняется до земли, почитая в Бату-хане внука Священного Правителя. У Бату-хана есть своя тысяча нукеров личной охраны. Их называют «непобедимые». Половина этих храбрых всадников ездит на рыжих конях, половина на гнедых. Начальником одной сотни гнедых с самого начала похода назначен молодой воин Арапша. Бату-хан благоволит к нему и всецело ему доверяет с тех пор, как Арапша в день избрания вождя спас жизнь молодому джихангиру. Арапша со своей сотней всюду сопровождает Бату-хана и ночью охраняет его сон.
У Субудай-багатура есть свой тумен. Воины его личной охранной тысячи прозваны «бешеными». Они участвовали вместе с Субудай-багатуром в его походах, готовы беззаветно выполнять самое трудное приказание своего вождя; из них он готовит начальников отдельных отрядов. Такой порядок был установлен Субудай-багатуром еще при великом Потрясателе вселенной – Чингисхане…»
Глава третья
Кто отстанет – увидит смерть
«У меня нет больше дома с белобородым отцом и сереброкудрой матерью, нет братьев, нет сестер – все улетело, как подхваченный вихрем пучок соломы!.. У меня остался один друг – конь хана Баяндера с плохим седлом. Степной ветер гонит меня по этим равнинам, как слепого волка. Надо пристать к какому-нибудь отряду. Но кто меня возьмет? У меня нет ни меча, ни копья, я захватил только отточенный обломок ножа. Все идут родами, племенами и никого со стороны в свой отряд не пускают… А кто мечется, как я, тот байгуш, карапшик,[74] степной бродяга… Всякий воин вправе отнять у меня моего гнедого, и седло, и мой кожаный походный мешок, обвинив меня, что я конокрад, скитаюсь с жадными руками…»
Так угрюмо думал Мусук, сидя на пригорке в бескрайней степи. Внизу, в лощине, возле подсыхающей лужи, пасся гнедой конь, заморенный и исхудалый.
Уже несколько дней Мусук разъезжал по степным кипчакским кочевьям, прося принять его в отряд. Никто с ним и говорить не хотел: «Будем мы делить с тобой захваченную нами военную добычу! К этому примазаться всякий рад! А где твой род, где твое кочевье? Что-нибудь дрянное сделал ты и теперь не смеешь показать туда лицо?..»
В одном кочевье благообразный старшина с повязкой хаджи[75] на бараньей шапке, добродушно посмеиваясь, приветливо сказал:
– Ты, конечно, знаешь строгий приказ джихангира – выступать в поход только целыми племенами, разделенными на тысячи, сотни и десятки, и чтобы каждый джигит был на хорошем коне и имел исправное оружие, не то будет не войско в походе, а стадо без пастуха. Знаешь ты также, что мы можем бродяг-одиночек ссаживать с коня и избивать без суда? Ты слыхал о таком приказе?.. Но я тебя пожалею. Я приму тебя в наше племя конюхом запасных коней, если только против тебя не закричит наш племенной круг. Я даже дам тебе и оружие, – вижу, что у тебя его нет! Но за это ты отдашь мне своего коня. Не бойся, я дам тебе взамен другого коня, попроще. За меч ты пригонишь трех коров, за щит и копье – трех коров, за стальной шлем – трех коров и за кольчугу – еще шесть коров. Всего – пятнадцать коров.[76] Ты джигит сметливый, что тебе стоит пригнать десятка полтора коров!..
Мусук покачал головой:
– Об этом нечего и думать!
– Ты можешь выехать в поход с одним только мечом. А остальное оружие отберешь потом у врагов. Схваток будет без счета!
Мусук поскорее уехал от слишком радушного старшины и снова скитался в степи.
Несчастье сближает неудачников. Мусук заметил вдали между песчаными холмами отряд в семь всадников. Ну и кони!
Старые, облезлые клячи! Ни один порядочный мусульманин даже не назовет таких животных благородным словом «конь», для них есть кличка – «ябы», вьючная скотина для перевозки соломы и навоза.
Всадники были вооружены. У каждого в руках колыхалась тонкая пика. Опасное дело встретиться с такими всадниками в пустынной степи. И Мусук сполз с холма, вскочил на гнедого и направился в сторону. Сделав полукруг, перевалив через песчаные бугры, Мусук увидел, что семь всадников появились опять перед ним, совсем близко. Теперь они были заняты делом, а восьмой, как сторож, лежал на холме. Они работали ножами, склонившись над тушей верблюда. Один из них махнул окровавленной рукой:
– Слушай, ты, одинокий волк, смелый беркут, отчаянный барс! Хочешь пообедать с нами?
Мусук второй день ничего не ел. Он колебался недолго. Стреножив коня, он подошел к верблюду.
– Бери голову, – сказал один. – Нам всего не забрать.
«Они похожи на бродяг», – подумал Мусук, но голод подстегивал его.
– Чей верблюд?
– Хозяин далеко! Тебя не спросит…
Высокий, тощий и косоглазый джигит, быстро работая ножом, отрезал голову верблюда и протянул ее Мусуку:
– Бери!
Мусук поблагодарил и завернул голову в платок.
– Из какого вы отряда?
– Из отряда храбрейшего из храбрых, батыра Бай-Мурата.
– Большой у вас отряд?
– Небольшой, зато лихой, и если ты к нам пристанешь, то нас будет уже девять человек, священное число.
– И вы пойдете с войском джихангира?
– Почему не пойти? Впереди к нам пристанет немало еще таких, как ты, шатунов, и мы скоро соберем целый тумен под зеленым знаменем Бай-Мурата.
Сторожевой на холме крикнул:
– Вдали показались люди! Видно, хозяин ведет сюда голодных гостей.
Все засуетились, вытирая о песок окровавленные руки. Вскочив на лошадей, они бросились по тропинке в сторону от большой дороги.
Косоглазый оказался рядом с Мусуком:
– Спасайся вместе с нами! Хозяин найдет у тебя голову своего верблюда и сорвет твою. Я, батыр Бай-Мурат, начальник отряда, делаю тебя своим помощником.
«Иди к тем, кто зовет тебя!» – вспомнил Мусук кипчакскую пословицу и направился за Бай-Муратом. Они долго кружили по степи, потом Бай-Мурат свистнул, и его спутники повернулись к Мусуку, разом набросились на него и сбили с коня. Он лежал, ошеломленный, на песке, двое приставили к его груди копья:
– Лежи, шатун, попрошайка, и не двигайся! Молись Аллаху!
Бай-Мурат пересел на отобранного гнедого и, видимо, сперва колебался, не оставить ли взамен своего облезлого ябы, но потом решительно привязал его повод к луке седла.
– Батыр Бай-Мурат! – крикнул Мусук. – Ты сказал, что берешь меня в свой отряд. Где же твои слова?
– Я передумал. Кто тебя знает, что ты за человек? Может быть, ночью ты всех нас зарежешь?
– Оставь мне коня! – простонал Мусук, чувствуя на груди острия копий.
Что-то встревожило Бай-Мурата. Он крикнул:
– Вперед! Скорее!..
Мусук услышал топот удалявшихся коней и остался лежать неподвижно, уткнувшись лицом в ладони. Гибель казалась ему теперь неминуемой: кругом голая, глухая степь, бродячие воровские шайки и голодные звери… Помощи ждать неоткуда. И он воскликнул:
– Старый, праведный Хызр![77] Приди ко мне на помощь. Выручи меня! Зарежу для тебя жирного барана!
Глава четвертая
Один в пустыне
Настала темная ночь. На небе мерцали редкие мелкие звезды. Вдали завыл голодный волк. Другой ему ответил. В нескольких местах подхватили пронзительным визгом дикие голоса шакалов.
Мусук сидел неподвижно, настороженно прислушиваясь. Но усталость брала верх. Глаза слипались. Постепенно он погрузился в глубокий сон.
Мусуку снилось, что он сидит на высоком холме. Перед ним широко раскинулась цветущая степная равнина. Всюду паслись пегие кони и рыжие жеребята. Из земли стал быстро расти пышный куст ежевики. Ветки его сплетались, изгибались, поднимались к небу, как столб, и перекинулись дугою через всю равнину. По этой дуге, как по мосту, медленно карабкалась знакомая рыжая корова его матери, качая головой и позванивая привязанным колокольчиком. А за коровой по дуге пробиралась девушка в красном платье, развевающемся от ветра. Он сразу узнал ее. Это шла Юлдуз с кожаным подойником в руке. Она шла покачиваясь и боялась сорваться с узкого моста. На синем небе быстро проносились мелкие белые тучки. Корова дошла до середины гнущегося под ней моста и остановилась с жалобным мычанием. А Юлдуз знакомым звонким голосом закричала: «Мусук!..»
