Пришёл в себя уже на берегу. Кто-то хлопотал над ним.
— Смотри, викинг ожил! — услышал он слова, сказанные на языке эстов.
— Я же говорил, что он в рубашке родился, — увидев, что утопленник открыл очи, молвил средних лет рыбак.
— Я не викинг, где… драккар? — еле смог прошептать кельт.
— Он ушёл, — ответил молодой рыбак, несколько удивлённый тем, что викинг знает его язык. Раненый ещё хотел что-то спросить, но силы оставили его, и очи застлала тьма.
— А ну, давайте-ка отнесём его в нашу рыбацкую хижину, надо позвать Каупо, — заключил эст.
Ольг снова очнулся от прохладных струй воды, что омывали его воспалённые раны. Седой широкоскулый старик с серыми очами лил воду из кувшина и что-то бормотал при этом. Потом он из того же кувшина промыл травы и, приложив их к ранам, перевязал чистой холстиной.
«Местный волхв или знахарь», — понял раненый, стараясь удержаться на лезвии сознания и не улететь снова в небытие. Старик увидел, что его подопечный пришёл в себя и заговорил с ним. Речь его была понятна, так говорили изборские чудины, только отдельные слова эста были незнакомыми, да речь пересыпалась свистящими окончаниями «ас», «ис».
— Богиня судьбы людской Лайме, видно, благоволит к тебе, раз сохранила твою жизнь, а я, помогая ей, омыл раны водой из священного источника да приложил целебные травы, взятые мной с разрешения Перкунаса из его Дубравы. Теперь не сомневайся, викинг, или кто ты там на самом деле, пойдёшь на поправку.
— Я не викинг, я сам из Приладожья, — с трудом просипел Ольг.
— Но ты был на их большой норманнской лодке и с оружием.
Для чего вы пришли сюда? — спросил знахарь, глядя на раненого внимательными очами. Ольг хотел ответить, но не смог удержаться на кромке бытия и улетел вниз.
Когда опять удалось открыть веки, то вместо старика узрел перед собой молодую светловолосую девицу. Она мягко касалась его чела и ланит, нанося на них что-то жидкое и душистое.
— Ты кто? — спросил он шепотом, потому что громко говорить просто не было сил.
— Я Сальме. Мой отец Лембит и брат Меелис вытащили тебя из моря, когда Юрате уже хотела забрать тебя к себе. Видно, сам Таара не позволил ей этого. А как тебя зовут?
— Ольг я, из Приладожья… Был гребцом у викингов, они хотели разграбить ваше селение. Мы, ладожане, отказались, тогда началась схватка… — Ольг больше не имел сил говорить и только глядел, как осторожно, даже нежно, гладит его чело и руку девица.
— Сальме, — строго кликнул рыбак средних лет, видимо отец. Девица смутилась и быстро вышла.
Целебная вода и травы, заклинания знахаря и молодой организм, а может, ласковые руки и глаза Сальме, кто знает, что больше подействовало, но Ольг в самом деле стал быстро поправляться. Жители селения, рыбаки и земледельцы, приходили поглядеть на человека из Приладожья, который, не щадя живота, спас их от смерти и тяжкого полона. Несли еду и простую крестьянскую одежду.
— Сальме, откуда они знают, что я сказал правду о том, что случилось на драккаре? А вдруг я это… ну…
— Соврал? — рассмеялась девица и, став сразу серьёзной, ответила: — Старый Каупо видит мысли и души людей, как мы солнце или дерево. Он сказал, когда люди обманывают, тогда они быстро погибают, а ты выздоравливаешь, — Сальме улыбнулась, но как-то грустно. — Скоро ты совсем поправишься, Ольгас… — она заколебалась, видимо, не решаясь что-то спросить. — Ты уйдёшь или останешься? Ты сильный, Таара с Лайме любят тебя… — она замолчала, не решаясь продолжить.
— У меня есть суженая, — ответил Ольг, опустив очи. — Благодарю тебя за всё, что ты для меня сделала, Сальме. Ты замечательная, добрая и ласковая, но ты знаешь, что я не могу говорить неправду, прости…
Когда Ольг достаточно окреп, рыбаки снабдили его едой и одеждой. С попутной лодьей бывший викинг отправлялся в Волин.
— Волин — воистину великий град, там ты точно найдёшь работу, — напутствовал его рыбак. — А на торжищах есть всё, чего душе угодно. Думаю, подберёшь оберег для своей сестры.
Ольг прикоснулся ладонью к груди, где прежде висел торквис Ефанды.
— Он спас меня от клинка викинга, от гибели в море и ещё от многих бед. Я непременно должен найти хорошую работу, вернуть сестре оберег и… в общем, спасибо вам!
Старый колдун Каупо, поглядев пристально в очи приладожца, молвил медленно и веско:
— Есть люди, у которых душа воина, и лишь на этом пути человек может быть счастлив. Есть торговцы и труженики. Бывают и такие, кого Таара наделяет душой колдуна. Но впервые я вижу, чтобы в одной душе в равной мере слились воедино силы воинская и колдовская. Я не знаю, что может выйти из этого, наверное, богиня Лайме припасла для тебя что-то необычное.
Прощай, мы больше не свидимся!
— Вот, возьми, Ольгас, — протянул увесистый свёрток Лембит, — здесь самая лучшая рыба. Мы с Меелисом хорошо провялили и немного подкоптили её на можжевеловом корне, пока будешь есть, будешь помнить нас.
— Э, нет, я буду вас помнить всегда, если бы не ты с сыном, я бы уже не выплыл! — растроганно молвил кельт, обнимая своих спасителей.
— А-а, не стоит считаться, — махнул рукой хозяин избушки, — ты с друзьями спас нас, мы спасли тебя, так и должны поступать люди, жаль, что далеко не всегда так получается.
Сальме подошла молча, синие очи её были полны слёз. Она постояла, в последний раз коснулась небритых ланит молодого кельта и вдруг порывисто обняла его, поцеловала в губы и тут же убежала, обливаясь слезами.
Широкобокая купеческая насада быстро удалялась от берега, а на высокой скале у одинокой кривой сосны долго был различим тонкий девичий стан.
Вот лодья, наконец пройдя через один из трёх узких проливов, что отделяли град от Варяжского моря, вошла в широкую гавань Волина.
Молодой приладожец, впервые оказавшийся в столь великом граде, смотрел вокруг широко открытыми очами. Столько разных кораблей в одном месте, тут не только привычные глазу лодьи, насады, расшивы, драккары, шнеккары, кнорры, но и ромейские дромоны и никогда не виданные арабские карабы и шейти с косым треугольным парусом. А уж дома-то какие! Многоярусные терема, изукрашенные дивной резьбой, все улицы ровные, мощёные брёвнами, ограды крепкие! Дивный град из детских сказок отца — и вот он, на самом деле!
— Что, брат Ольг, велик град Волин, а? — широко улыбнулся кормчий на восторженные взоры своего добровольного помощника. — Гляди, брат, гляди, град сей по величине и великолепию соперничает лишь с градом Константина, что в далёкой Византии, а иные во всей Европе ему не чета. — Лодья всё шла вдоль берега мимо многих причалов и добротных построек, в которых угадывались склады для товара, верфи для починки лодий, кузницы, откуда слышались звонкие удары молота, и прочие строения разных дел мастеров.
— Это ж, сколько тут народу? — восхищённо спросил Ольг не то кормчего, не то самого себя.
— Да-а, — протянул довольный кормчий, — народу тут тьма, а товару разного видимо-невидимо! Лодьи со всех концов света белого… Я уж сколько тут бываю, а и то всякий раз диву даюсь. Да что речь, брат Ольг, у одних только лютичей около сотни городов, у бодричей более полусотни, у руян на их острове богатые торговые грады, а ещё поморяне, и те народы, что дальше от моря живут, — сербы, хорваты, чехи, ляхи, — у всех много богатых градов, оттого земля сия Гардарикой и зовётся! — с гордостью изрёк мореход.
Несколько дней бродил как зачарованный молодой приладожец по причалам и торжищам Вольного града, разглядывая диковинные товары, необычно одетых заморских купцов и мореходов. Скромные припасы закончились, и он пристал в подмастерья к кузнецу, что ладил скобы, петли, разные крючья, оковывал лапы деревянных якорей и ещё творил тьму разных вещей для строящихся лодий и их оснастки. Работал Ольг с удовольствием. Пригодилась наука дядьки Кряжа. Кузнец волинский был бы доволен таким способным подмастерьем.
Однако через седмицу выздоровел сын кузнеца, и Ольг, получив плату, отправился на поиски нового заработка.
Проходя по торжищу, юноша остановился у очередной лавки с заморскими товарами. Долго глядел на обручи с каменьями, подвески, амулеты, обереги.
— Чего желает молодой человек? — спросил хозяин лавки, пожилой опрятный купец.
— Мне нужен торквис, кельтский оберег, настоящий торквис, понимаешь?
Купец внимательно поглядел на него.
— То, что тебе нужно, можно найти только в Галлии. Ведь там ещё живёт много кельтов и кельтских мастеров, которые умеют делать настоящие, наделённые силой торквисы, да и старинный можно достать.
Юноша поблагодарил и ушёл расстроенный.
Ранним утром молодой кельт пришёл на уже знакомый причал, где из нутра заморских лодий прямо на пристани выставлялась часть товара «на показ», а местные волинские торговцы брали несколько возов, а то и весь товар сразу, но зато дешевле, чтобы потом продавать в своих лавках подороже. Напротив камня, на котором сидел Ольг, выставляли на причальный настил товар с большой насады с красным парусом. Парус был свёрнут, и что на нём было изображено, юноша не видел. Он заметил, как быстро и согласованно двигаются мореходы, управляясь с тяжёлыми тюками и коробами. Подплыла ещё одна лодья, но втиснуться меж лодьей с красным парусом и другой, которая стояла здесь со вчерашнего дня, не смогла. Послышались недовольные голоса.
