шепотом Пашка Шевелев, который держался вторым, сразу за направляющим дедом.
– Тсс!– где-то далеко, пока еще на пределе слышимости в сонной тишине деревенского вечера послышался глухой перестук колесных пар. Рельс зашелестел, передавая звук.
– Давай в посадку!– кивнул дед Федька, хромая за остальными.
Они успели, как раз вовремя. Мерно постукивая на стыках, выпуская облако черного стелющегося дыма, мимо прошелестел эшелон с танками. Бронированных машин, новейших «тигров» и «пантер», Настена насчитала около сорока.
– А вы говорите тюрьма!– довольно улыбнулся дед Федор.– тут таких вещей можно натворить. Немцы месяц расхлебывать будут. И главное, не оградят же они железку через каждые десять метром солдатом. Нет-нет, а лазейка сама найдется!
– Готов?– обратился Говоров к Вениамину, ковыряющемуся в своем заплечном мешке, доставая оттуда пучки проводов, электрические взрыватели и подрывную машинку. Все это хранилось на складе в политическом бомбоубежище на Горького. Партийные деятели были людьми запасливыми и не могли предугадать, что их дети измельчают, и вместо того, чтобы защищать свой край, организовать достойное сопротивление врагу, уедут в эвакуацию, чтобы оттуда управлять регионом. Зато все эти запасы оружия и взрывчатки пригодились этим молодым ребятам, которые сосредоточенно распутывают и растягивают провода, устанавливая бомбу под железнодорожную трубу.
Минут через двадцать все было готово. Настена уложила электрический кабель в траве. Шевелев закопал взрывчатку в шпальных ящиках под щебень, а Веников все соединил в одну цепь. Уставшие и довольные они залегли в посадке, наблюдая за путями.
– И теперь что?– спросила Камская, заправляя косу под серый платок.
– А теперь, деточки, – улыбнулся дед Федор,– наступает два сложных этапа. Первый – ждать, а второй после акции унести отсюда ноги, чтобы не попасться тайной полиции.
– Скорее всего, район будет блокирован,– подхватил его мысль Говоров,– так что уйти будет трудно!
– Зато сколько танков мы разом уничтожим!– заявил Шевелев.
– Размечтался о танках…– дед Федька медленно повернулся на живот, прислушиваясь к ночной тишине.– Чтоб эшелон с танками подорвать информация нужна. Когда будет идти, во сколько…Повезет, если вообще, что-нибудь попадется.
– Слышите! Идет!– обрадовано замерла Настена, чутко вслушиваясь в ночную тишину, прерываемую только переговорами ночных птиц.
– Да вот же…
– Ничего не слышу!– покачал головой Говоров.
Паровоз вылетел из-за кривой, заросшей толстыми кустами клена вперемешку с терном. Прожектор-искатель погладил ярким лучом то место, где они спрятались, а потом вернулся в колею.
– Быстрей!
– Венька!
Состав набирал скорость и ехал намного быстрее, чем эшелон с танками. Может, дело было в том, что этот поезд был легче, а может, просто он двигался без остановки, не планируя задерживаться по узлу.
– Веня взрывай!– закричал Настена, но парень растерялся, потерял снятые очки в траве, нелепо зашарил среди густого клевера, как слепой крот.
– Вижу хвост!– закричал Шевелев почти истерично. Было видно, что ребята волнуются., что это их первая акция, и им хочется, чтобы все прошло идеально.
– Черт!– Говоров оттолкнул Веникова в сторону и нажал кнопку машинки в тот момент, когда хвост эшелона, заполненного солдатами в какой-то непонятной, незнакомой форме почти прошел мост. Раздался оглушительный взрыв. Осколки и щебень разлетелись во все стороны, прокосив посадку. Над головой деда Федьки шлепнулся в молодой дуб обломок мостовой отмостки. Хвостовой вагон устоял на рельсах. Его качнуло из стороны в сторону, но опасное место он успел проскочить. Кто-то сорвал стоп-кран. Из-под колесных пар полетели искры. Заскрипело…Эшелон дернулся, останавливаясь.
– Ходу!– подскочил, совсем, как молодой дед Федька, активно перебирая костылем.– Сейчас тут будут все итальянцы, которые ехали в вагонах.
Подталкивая друг друга в спину, они выбрались из посадки и двинулись по пустынной улице села. Испуганно брехали собаки, привлеченные шумом взрыва. В некоторых окнах загорелась керосинка, но никто и не думал выйти посмотреть, что случилось.
– Ко мне! В сарае отсидитесь…– торопливо произнес дед Федька, заталкивая их в калитку. Дома горела лампа. Тускло светилось единственное окно. Не спит Акулина, не спит… И сколько раз говорил понапрасну не жечь топливо. Подумал разозлено старик. Мысль о том, что акция провалилась, не давала ему покоя. В какой-то степени он винил в этом и себя. Повел детей на дело, даже не проверив уровень их подготовки! Но Говоров ручался же за них…
– Забирайтесь на самый верх! Накроетесь сеном. Утром рано выведу вас в лес,– проговорил Подерягин, поминутно оглядываясь. Ему казалось все время, что кто-то наблюдает за ними, кто-то их рассмотрел на ночной улице, что все пропало, и он подставил, помогая этим комсомольцам, не только себя , но и Петькину семью.
– Спасибо, Федор Алексеевич!– прошептала ему на прощание Настена, неловко забираясь на аккуратно сложенный стожок.
– Не за что!– буркнул старик, закрывая сарай.
– Здравствуй, батя!– от голоса Акулины, прозвучавшего в полнейшей тишине, он вздрогнул и резко повернулся. Нога от всей ходьбы и бега ныла так, будто в нее запихнули раскаленный прут.
– Здравствуй, Акуля! Ты чего не спишь? Говорил же, что керосинку жечь без толку нельзя! – заворчал он, приходя в себя от секундного замешательства.
– Гости у нас!– хмуро проговорила невестка.
– Кого ж это на ночь глядя-то принесло?– изумился дед.
– Сам посмотри… – Акулина пропустила свекра в дом, плотно прикрыв за собой дверь.
«На фронт…»
Июнь 1942
Вот и закончилось их сидение под Вологдой. Рано или поздно это должно было случиться. Петр еще с утра догадался об этом. По суровому выражению командиров их дивизии, встречающихся ему на пути, по невольной суете возле штаба, где тяжелые черные чемоданы с секретными картами грузили в старенькую полуторку, по озадаченному лицу Прохора Зубова, который пришел сегодня с красными, не выспавшимися глазами, и неожиданно объявил освобождение от учебных занятий. Дивизия дышала напряженным предвкушением фронта.
Судя по сводкам СовИнформбюро, ситуация складывалась явно не в нашу пользу. Немец пер напролом, прорываясь к Сталинграду, наши войска все больше отступали, пока не уперлись в Волгу. Дальше дороги не было. Часто вечерами они своей ротой собирались в красном уголке дивизии и слушали вечернюю сводку. А потом горячо обсуждали услышанные новости. Главным предположением, куда их могут отправить, был, конечно, Сталинград. От этой высказанной мысли у Гришки Табакина испуганно округлились глаза, и образовалась икота. Он вообще был немного трусоват, но Петр списывал все это на молодость и интеллигентное воспитание. Подерягин до сих пор не понимал, зачем он пошел добровольцем на войну, имея бронь от института, надеясь найти ответ на этот вопрос в первом же бою, которые они примут.
Вообщем, без малого три месяца пролетели для дивизии, как один день. Акулина сначала часто писала,
