– Просто скажите, что это был частный коллекционер.
– Вы уверены, мадам? Вдруг он захотел бы познакомиться с вами.
Его голос был мягок. Он все понял, окончательно убедилась в своих догадках Луиза.
– Нет, месье, я не хочу с ним знакомиться.
– Как вам будет угодно, мадам. – Он открыл дверь и поклонился, провожая ее.
Обратно Луиза поехала на такси. Ей хотелось немного побыть одной в своих апартаментах и подумать, куда повесить портрет и два эскиза к нему.
Также она не могла освободиться от сожалений, что не может открыться своим родным – Мари, которая так ей понравилась, Марку, чьим талантом она восхищалась, несмотря на все недостатки отца, и ее милому старому дедушке, доживающему век в Фонтенбло. Стали бы они с Клэр, которую она видела лишь издалека, подругами? Или кузина отвергла бы ее, как это сделала бабушка по матери? Проверять это Луиза не будет.
Но неведомо для Бланшаров она, купив портрет, собирала по кусочкам свою семью, свою сущность, восстанавливала прошлое и правду, которая иначе была бы потеряна.
Потом ее мысли обратились к Люку. Это он вывел ее на тот путь, который воздвиг моральный и общественный барьер между ней и ее родной семьей. Многие сказали бы, что он совратил ее, испортил. Может, он действительно виноват, но Луиза сказала себе, что обвинять его бесполезно. Выбор сделала она сама. Избери она иной путь, то нашла бы себе в конце концов обеспеченного мужа. Возможно. Но в таком случае она потеряла бы свою свободу. Иных же способов достичь благосостояния у женщины не было. Тогда как в нынешних своих обстоятельствах она сможет через несколько лет отойти от дел дамой с независимыми средствами.
Теперь в ее жизни недоставало только одного.
Мужа? По правде говоря, Луиза сомневалась, хочет ли она замуж, и уж точно ей не нужен такой мужчина, который согласится жениться на владелице борделя. А ребенка она хотела бы. Но время не стояло на месте. Ей уже исполнилось тридцать шесть.
Это можно устроить. Снова найти богатого любовника она сумеет. Сообщать ему о своем намерении нет необходимости. Если он захочет помочь деньгами ребенку, прекрасно. Если нет, то она сама обеспечит свое дитя. Когда такси повернуло на улицу Монморанси, Луиза решила, что, пожалуй, это и станет ее следующим шагом в жизни.
Она расплатилась с таксистом и быстро вошла в дом, открыв дверь своим ключом. В холле было пусто, как и в гостиной справа от входа, но из комнаты в глубине здания доносились голоса. Значит, девушки уже начали собираться. Луиза сделала два шага в сторону лестницы, чтобы подняться к себе, как вдруг услышала мужской голос. Она нахмурилась. Это не мог быть клиент – их всегда встречали в гостиной. Это Люк. Наверное, пришел по делу.
Луиза тихо приблизилась к двери в дальнюю комнату и открыла ее. Два человека отпрянули друг от друга – Люк и Бернадетта. Девушка побледнела. Но Луиза видела, что застала не любовные объятия, а что-то другое. У девушки в руке была маленькая сумочка, которую она торопливо защелкнула. Луиза вошла и закрыла за собой дверь. Игнорируя Люка, она направилась прямо к Бернадетте.
– Открой сумочку, – приказала она.
– Но тут мои вещи, мадам, – пролепетала девушка.
– Дай ее мне.
Не дожидаясь, пока приказ будет исполнен, Луиза выхватила сумочку из рук перепуганной девушки и, прежде чем та успела возразить, открыла. Внутри было именно то, что она ожидала увидеть.
Два пакетика с кокаином. Она убедилась, что ошибки нет, и вернула сумку Бернадетте.
– Мадам… – запинаясь, начала девушка, но Луиза не дала ей ничего сказать.
– Ты знаешь правила. Уходи.
– Мадам?
– Больше не приходи сюда. Передай своей кузине, что ее услуги нам также не понадобятся. А теперь – вон!
Луиза развернулась, распахнула дверь и указала на выход. Девушка беспомощно обернулась к Люку.
– В этом нет никакой необходимости, Луиза, – сказал тот.
– Мы с тобой договорились, – ответила Луиза. – Ты должен держать свое слово. – Потом она опять взглянула на Бернадетту. – Уходи.
На этот раз Люк промолчал.
Когда девушка ушла, Луиза посмотрела на него. Она больше не злилась, но ей стало грустно.
– Как ты мог предать меня? – спросила она.
– Но это же такая мелочь.
– Для меня это важно. Кого еще ты снабжаешь? Мне нужно знать.
– Только Бернадетту. Она нюхает кокаин уже много лет. Но она не наркоманка, она себя контролирует.
– Значит, все эти годы ты обманывал меня.
– Я же сказал: это только с Бернадеттой.
– Я уже не могу доверять тебе, Люк.
– Можешь.
– Нет. – Луиза помотала головой. – Не могу. – Она вздохнула. – Ты тоже больше не приходи сюда, Люк. Не приближайся к моим девушкам.
– Не говори со мной так, Луиза. Я нужен тебе.
Луиза ответила не сразу. Она в нем давно уже не нуждалась, но не сказала этого.
– Все свои долги я тебе давно уже вернула. Ты очень сильно обидел меня. Не хочу тебя больше видеть.
– Главное – не забывай платить мне, – напомнил он.
– Я не собираюсь больше тебе платить.
Луиза заметила, как его рука дернулась к бедру. Она вспомнила, что иногда Люк носил при себе кинжал. Но он ничего не вынул из кармана, и Луиза решила, что у него просто осталась привычка так реагировать, когда его что-то злит.
– Плати мне, – процедил он, – или пожалеешь.
Потом он ушел.
Придется теперь искать двух новых девушек, подумала Луиза.
В июне забастовки прекратились. После этого Макс Ле Сур мало виделся с отцом. Все долгое лето и часть осени каждый из них занимался своими делами. По воскресеньям Макс заходил к родителям в Бельвиль. Мать обычно бывала дома, а отец в это время неизменно отсутствовал. Тем не менее Макс не терял надежды его застать.
Для молодого Ле Сура это было тяжелое время, и не только из-за разлада с отцом. К концу лета стало казаться, что Жак, по-видимому, был прав.
Поначалу, правда, стратегия партии выглядела мудрой. Забастовщики согласились на условия, предложенные правительством, и вернулись к работе. Даже работодатели хвалили партии и профсоюзы за проявленную ответственность. Более того, новые условия значительно улучшили жизнь трудящихся. «Это исторический прогресс», – могли смело заявлять профсоюзные деятели. Они завоевали благодарность и уважение.
Но идиллия продолжалась недолго. Через считаные недели работодатели стали понемногу отбирать у трудящихся права, которых те добились в результате всеобщей стачки. Заглядывая в будущее, Макс видел, что скоро все вернется примерно к тому же, что было раньше.
За пределами Франции было неспокойно. В июле испанская армия при поддержке католических и правых сил восстала против правительства, после чего в Испании началась гражданская война. Фашистские Италия и Германия посылали восставшим боеприпасы и вооружение. Во Франции социалистическое правительство Блюма не могло определиться, что делать. Неужели в Испании возьмут верх фашисты?
А в августе в Германии нацистский режим провел Олимпийские игры с таким размахом, что весь мир смотрел и рукоплескал. В Играх символически позволили принять участие германскому атлету, у которого отец был евреем. Но хотя мировой прессе и тысячам гостей Олимпиады достаточно было оглянуться вокруг, чтобы увидеть, что представляет собой нацистский режим на самом деле, пышность и красота Игр совершенно заворожили их. Они не хотели ничего знать, как и предсказывал старый Жак Ле Сур. Фашистский режим Гитлера пропагандировал себя очень успешно.
Так чего же мы добились, задавался вопросом Макс. И отвечал: ничего. Марксистское движение предано, шанс совершить революцию потерян, их враги стали сильнее, чем когда-либо.
Он ошибался. Его отец был прав. И что теперь ему делать?
В первое воскресенье октября Макс, как обычно, зашел к родителям. Отца, как водится, не было, и он поговорил матерью. Но вместо того чтобы к вечеру уйти, Макс задержался допоздна.
В шесть часов домой вернулся Жак.
– О, ты еще здесь, – обронил он, однако не ушел снова.
– Я пришел попрощаться, – сказал Макс. – Не хотел уезжать, не увидевшись с тобой.
– Уезжать? – нахмурился отец. – Куда ты собрался?
– Сейчас набирают интернациональные бригады, чтобы сражаться против Франко и его фашистов в Испании.
– Слышал.
– В пятницу я сходил на собеседование. Ты ведь знаешь, наверное, что Париж – центр по набору добровольцев в интербригады. Поскольку я член Компартии, меня записали сразу же. Всех остальных дополнительно проверял офицер русской разведки. – Он хмыкнул. – Я был бы рад ответить на вопросы НКВД, но мне не повезло.
Его отец уловил в его словах нотки недовольства при упоминании России, но ничего не сказал.
– Ну почему ты не хочешь поехать туда как корреспондент? – спросила Макса мать.
