кстати. Хорнблауэр заподозрил, что слышал заранее подготовленный диалог, и подозрение это укрепилось, когда он вспомнил, что Коллинз — первый капитан Корнваллиса, начальник штаба, как сказали бы французы. Хорнблауэр вновь посмотрел на Корнваллиса. Он не мог не восхищаться адмиралом, чье внешнее простодушие скрывало такую ловкость. Хорнблауэр мог поздравить себя с тем, что он, младший офицер среди капитанов с большой выслугой, выдающимися заслугами и благородным происхождением, разгадал секрет. Он испытал приступ самодовольства — чувства для него непривычного и очень приятного.
Самодовольство вкупе с марочным портвейном на время помешали ему осознать все вытекающие из слов адмирала следствия. Вдруг все переменилось. Новая мысль бросила его в пучину отчаяния. Он физически почувствовал то же, что испытывал, когда идущий в крутой бейдевинд шлюп взбирался на волну и, кренясь, резко устремлялся вниз. Мария! Он обнадежил ее обещанием скорой встречи. На «Отчаянном» осталось воды и провианта всего дней на пятнадцать; свежую провизию ему доставят, но с водой (так он думал) дело иное. Он был уверен, что время от времени будет заходить в Плимут за водой, провиантом и топливом. Теперь Мария не увидит своего мужа во все время беременности. И сам он (Хорнблауэр удивился, насколько сильно его это огорчило) будет лишен радости видеть ее в это время. И еще: придется написать ей и объяснить, что он не сдержит своего обещания, что они никак не смогут увидеться. Он причинит ей страдание. Мало того, ей станет ясно, что ее кумир — человек, который не может (или не хочет) держать слово.
От переживаний, от мысленно возникшего перед ним образа Марии Хорнблауэра отвлек звук собственного имени — говорили о нем. Почти все присутствующие смотрели в его сторону. Хорнблауэру пришлось судорожно шарить в памяти, пытаясь сообразить, о чем же шел разговор, пока он был погружен в свои мысли. Кто-то — может быть, сам Корнваллис — сказал, что собранная им на французском побережье информация была очень полезна. Но даже под угрозой смерти Хорнблауэр не мог бы вспомнить, что же говорилось дальше. И вот он сидел под взглядами собравшихся капитанов, озираясь в изумлении, которое пытался скрыть под напускным бесстрастием.
— Мы все интересуемся источниками вашей информации, Хорнблауэр, — подсказал Корнваллис, очевидно повторяя сказанное прежде.
Хорнблауэр замотал головой, категорически отказываясь отвечать. Он сделал это прежде, чем успел проанализировать ситуацию, прежде, чем облек свой категорический отказ в любезные слова.
— Нет, — сказал он, подкрепляя свой жест.
Народу много; ничто, сказанное в такой большой компании, не останется тайной. Ловцы сардин и омаров, с которыми он имел тайные сношения, которых он подкупал английским, точнее, французским, золотом, будут без промедления схвачены и казнены, если до французских властей что-нибудь дойдет. Никогда и ничего он больше от них не узнает. Хорнблауэр ни в коем случае не желал разглашать свои секреты. С другой стороны, каждый из сидевших вокруг капитанов может серьезно повлиять на его карьеру. К счастью, он уже категорически — категоричней некуда — отказался отвечать, и за это надо благодарить Марию. Хватит думать о Марии, нужно придумывать, как смягчить свои резкие слова.
— Это гораздо серьезнее, чем секрет выкармливания цыплят, сэр, — начал он и в порыве вдохновения переложил ответственность на вышестоящего. — Я не стану раскрывать свои операции, кроме как по прямому приказу.
Его чувства, напряженные до предела, уловили поддержку в ответной реакции Корнваллиса.
— Я уверен, в этом нет нужды, Хорнблауэр, — сказал Корнваллис, поворачиваясь к остальным.
Показалось Хорнблауэру, что, прежде чем повернуться, адмирал легонько ему подмигнул. Или нет? Хорнблауэр не знал.
Разговор перешел на обсуждение предстоящих действий, и Хорнблауэр вдруг ощутил в общей атмосфере нечто, вызвавшее у него жгучую обиду. Эти боевые офицеры, капитаны линейных кораблей, охотно оставляли подробности разведывательных операций младшему, едва ли достойному их высочайшего внимания. Они не будут марать белые аристократические пальцы — если ничтожный капитан-лейтенант ничтожного шлюпа согласен этим заниматься, они, так и быть, с презрением оставляют это ему.
Презрение было, однако, взаимным. Боевые капитаны занимают свое место в общей системе, но место это не такое уж важное. Каждый может быть боевым капитаном, хотя для этого он должен сдерживать сердцебиение и успокаивать сотрясающую тело дрожь. Что-то подобное Хорнблауэр испытывал и сейчас, хотя опасности не было никакой. Марочный портвейн, вкусный обед, мысли о Марии и обида на капитанов образовали адскую смесь, и смесь эта закипала в нем. К счастью, из бурлящей смеси выкристаллизовалась одна за другой целая череда идей. Они соединились в логическую цепь. По тому, как прихлынула к щекам горячая кровь, Хорнблауэр мог предсказать рождение плана — так макбетовская ведьма чуяла приближение душегуба по тому, что у нее зачесались пальцы. Вскоре план оформился, созрел, и Хорнблауэр почувствовал себя спокойным и хладнокровным. Такая ясность наступает в голове, когда минует приступ лихорадки, — может быть, так оно и было?
Для осуществления плана требовались темная ночь, половина прилива и предрассветный час — все это природа, следуя своим неизменным законам, рано или поздно предоставит. Еще требовались удача, решимость и быстрота, но это составные части любого плана. Еще он включал возможность провала, однако какой же план ее не включает? Требовался также человек, в совершенстве владеющий французским, и Хорнблауэр, хладнокровно взвесив свои способности, понял, что он на это не годится. Нищий французский эмигрант, с успехом учивший юного Хорнблауэра языку и манерам (а также музыке и танцам, совершенно безуспешно), так и не добился сносного произношения от своего абсолютно немузыкального питомца. Грамматически Хорнблауэр говорил безупречно, но никто никогда не примет его за француза.
К тому времени, когда пора было расходиться, Хорнблауэр все окончательно продумал и постарался в нужный момент оказаться рядом с Коллинзом.
— Кто-нибудь в Ла-Маншском флоте говорит по-французски превосходно, сэр? — спросил он.
— Вы сами говорите по-французски, — ответил Коллинз.
— Не настолько, насколько надо, сэр, — сказал Хорнблауэр, скорее изумленный, чем польщенный осведомленностью Коллинза. — У меня нашлось бы дело для человека, который говорит по-французски в точности как француз.
— Есть такой Котар, — произнес Коллинз, задумчиво потирая подбородок. — Лейтенант на «Мальборо». Он с острова Гернси. Говорит по-французски, как француз, — я так понимаю, говорил на нем в детстве. Зачем он вам нужен?
— Адмиральский катер у борта, сэр, — доложил Пелью запыхавшийся посыльный.
— Сейчас я не успею вам рассказать, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Я могу изложить план сэру Эдварду. Но все будет без толку, если не найдется человек, в совершенстве владеющий французским.
Капитаны уже стояли на переходном мостике. Коллинз, в соответствии с этикетом, должен был спуститься в катер прежде Корнваллиса.
— Я
