– Я – приемный сын правителя Тосканы, – ответил я, – мне никогда не сидеть на княжеском или герцогском троне. Более всего меня интересуют науки, а из всех наук та, в которой учат, как прожить долго, научить людей счастью и побратать их всех. Я закончил самое знаменитое в наших краях медресе и, повинуясь воле Господа нашего Иисуса Христа, отправился в Индию. Оттуда в Персию…
– Зачем?..
– У вас на родине существует поговорка: "Умный знает и все-таки спросит, а невежда не знает и не спросит". Повелитель, мне кажется, тебе самому известен ответ на заданный вопрос. Я не хочу вслух озвучивать его, поэтому скажу так – мне было любопытно взглянуть на знаменитые древности, которые украшают и придают славу Ирану. По дороге в Закавказье я побывал в Тахте-Джемшид, что, по нашему, означает Персеполь, два тысячелетия назад являвшегося столицей вашего государства. Побывал в Пасаргадах, где поклонился гробнице Кира, первого иранского царя. Кроме того, я видел, повелитель, ваше лицо во снах, которые обильно посещают меня. Я решил, что должен посетить такого достойного выбора провидения властителя.
– Верю, – неожиданно сказал Надир-хан, и глаза его смягчились. – Жду тебя вечером иноземец. Мне приятно, что ты не скрываешь уважения к нашей славной истории. Как, говоришь, называется страна, в которой ты вырос? Фаранг? Рум? Не с этим ли великим царством наши предки воевали тысячу лет.
– Да, повелитель, только теперь наша страна называется Италия.
– Что ж, буду звать тебя Талани. Наука, изучить которую ты жаждешь, о тайнах которой ты не решился спросить, близка моему сердцу. Я знаю ответы на твои вопросы. Только нашего первого древнейшего царя звали Джемшид, а не Кир.
– Это имя придумали в последствии. Первым великим шахом Ирана был Кир! И династия, основанная им, именовалась не Кейяниды, а Ахемениды. К ней принадлежал и великий Дараб,[61] которого сокрушил Искандер.
– Вот о них ты мне и расскажешь.
– В древности, более чем за тысячу лет до рождения пророка Мухаммеда и за пять веков до явления Господа нашего Иисуса Христа или, по-вашему, пророка Исы, – в тот же вечер, заняв место в шатре Надир-шаха, начал я, Персией называлась область, занимаемая ныне провинцией Фарс и частично Керман и Луристан, чьи берега омывают волны Персидского залива. Страна на севере, лежавшая у южной оконечности Гирканского моря именовалась Мидия. С востока, где нынче Хорасан, её подпирали племена парфян, а на западе, в Междуречье Тигра и Евфрата – или по-арабски Джиджа и Аль-Фурат, простиралось могучее царство, столицей которого являлся город Вавилон. Размеры его были необъятны… Стены обводного кольца, в которые включались и предместья, возвышались почти на полсотни газов,[62] а длина их превышала четыре парсанга.[63] Сам город был окружен второй, ещё более высокой стеной, по верху которой могли проехать рядом две повозки. Этот вал тянулся на два парсанга…
В шатре наступила тишина. Наконец казиаскар – главный чин двора Надира, отправляющий судопроизводство по военным делам – высказал то, что вертелось у всех на языках.
– Послушай, уважаемый Талани, как ты можешь судить о высоте стен этого удивительного города, который, как ты говоришь, был разрушен задолго до рождения пророков?
– Об этом сообщают древние историки из Рума. Чтобы вы, уважаемые, могли представить, как велико было это обширное поселение, могу сообщить, что ещё спустя две недели после падения Вавилона и захвата царского дворца, там были кварталы, где даже не слышали, что власть в городе перешла в руки персов. Можете представить мое изумление, когда я попадал в подобные махалле.
Наступила тишина. Наконец Надир-хан, привстав на локте, озадаченно спросил.
– Это ты тоже увидел во сне?
Я позволил себе улыбнуться и только потом ответил.
– Не скрою, повелитель, это я вычитал в древней книге, творец которой, румиец Ксенофонт, сам был знаменитым воителем и исходил иранские пределы вдоль и поперек.
– Так вот, все вы, доблестные в военном деле люди, – обратился я к присутствующим в шатре, – представляете изумление Кира, охватившее его, когда он, подведя свою армию под стены великого города, сам в сопровождении друзей и вождей союзных войск совершил объезд вокруг обводных стен. Осмотрев оборонительный вал высотой в полсотни человеческих ростов, он уже совсем было собрался отвести войско, как вдруг к нему привели перебежчика, который сообщил, что враги намерены напасть на него, как только персидский царь даст приказ об отступлении. Когда осажденные смотрят со стен, объяснил перебежчик, им его ряды кажутся очень слабыми. В этом не было ничего удивительного, так как расположив свои полки вокруг города, Кир был вынужден растянуть боевой порядок, так что теперь он не превышал несколько шеренг.
Пришлось Киру отвести войска и стать лагерем вблизи Вавилона, и, хотя сил у него было немало, на военном совете он заявил:
– Доблестные союзники, мы осмотрели кругом вражеский город. Что касается меня, то я, признаюсь, не вижу, каким образом можно взять штурмом такие мощные и высокие стены. Но лазутчики проведали, что в городе находится несчетное множество людей – может, сподручнее одолеть их с помощью голода?
Тут один из советников Кира подал голос.
– А разве не течет посредине города река, ширина которой превышает больше, чем двести газов?
– Верно, – откликнулся другой, – но и глубина здесь такая, что если даже человек встанет на плечи другому, то и тогда его не будет видно над водой. Так что рекой этот город укреплен ещё надежней, чем стенами.
– Оставим, друзья, то что выше наших сил и займемся устройством лагеря, – заявил Кир. – Обустроим его так, чтобы враг не смог проникнуть в наши секреты, а за это время придем к нужному решению.
Так персы с союзниками приступили к откапыванию рва, землю из которого они отгребали к себе, и скоро город был окружен глубоким рвом и земляным валом. За этим укреплением осажденные не могли видеть, что творится в персидском лагере.
Но даже это обстоятельство не встревожило вавилонян. Они продолжали смеяться на осаждавшими. Кричали, что запасами продовольствия город обеспечен на двадцать лет, что, как потом я выяснил, проверив, склады, соответствовало действительности.
Наконец рвы по обе стороны крепостной стены были готовы. Между тем знающие люди сообщили Киру, что скоро в Вавилоне наступает великий праздник, на котором все население пьет и гуляет. В эту ночь был назначен штурм, и как только стемнело, последовал приказ поднять щиты, и речная вода хлынула в приготовленные рвы. Очень скоро уровень воды в реки опустился по грудь воина среднего роста. Вытянувшись в две цепочки лучшие полки, составленные из персов спустились на дно реки и двинулись в сторону города.
Всех, кто попадался им на пути, воины убивали на месте, но некоторые успевали убежать. Они принимались истошно вопить, но воины, уже вошедшие в город, тоже поднимали крик, словно все они собрались сюда, чтобы принять участие в празднестве. Скоро нападавшие добрались до ворот царского дворца, тоже представлявшего из себя великую крепость. Те из стражников, кто должен был охранять ворота дворца, перепились и были без труда повержены. Однако поднялся шум. Тогда вавилонский царь не нашел ничего лучше, как приказать выяснить, что случилось, и некоторые из его людей, открыв ворота, выбежали наружу. Как только персы увидели ворота распахнутыми, они бросились внутрь, и к утру Вавилон был взят.
Я надолго примолк, никто из слушателей не проронил и слова. Даже сам повелитель… Восточное воспитание – поразительная штука. Главным в нем полагают не сноровку в обхождении с женщинами, а умение слушать собеседника.
…Рассказ о взятие Вавилона произвел на моих слушателей ошеломляющее впечатление. Дерзкое решение Кира отвести воды Евфрата и понизить уровень реки до глубины примерно в полторы сажени, они обсуждали долго, спорили горячо. Могла ли в действительности персидская пехота по дну реки пройти в город, где по случаю праздника начался пьяный разгул? Одни сподвижники Надир-хана, которым довелось побывать на Евфрате, утверждали, что дно у реки илистое и практически непроходимое для сарбазов; другие – тоже побывавшие в тех местах, заявляли, что в этом нет ничего удивительного. Слой ила тонок, брести по дну можно. Особенно, если выстлать дно циновками из тростника… Этот спор разрешило взятие турецкой крепости Карс,[64] самой неприступной на востоке, о которую ломали зубы многие полководцы – от монголов до Тамерлана. Надир-хан, осмотрев местность решил применить тот же прием. Две недели вся армия прорывала обводной канал. Когда же поток, спешащий в Карс, иссяк, комендант через пару дней сдал город.
Спустя неделю после того, как я поведал Надир-хану и его ближайшему окружению о походе персов в Египет, о детстве, юности и зрелых годах Александра Македонского, о законах, установленных Юлием Цезарем в Риме, о подвигах Хосрова Анурширвана – основателя династии Сасанидов, об окровавившим половину земных пределов Чингиз-хане, о взлете его дальнего потомка, хромого Тимура, – я вновь вернулся к овеянному славой Киру.
