— Начальник встретил меня приветливо, и мы поговорили с ним о самых разных вещах, — рассказывает Кавамото. — В конце концов он посоветовал мне два раза в день переписывать «императорский эдикт о воспитании». «Это, — сказал он, — придаст тебе уверенность и бодрость». Я так и поступил. Но через месяц я бросил переписку, так как стал замечать, что она мне не помогает.
Сам того не сознавая, Кавамото уже в то время вступил на новый путь. Два совершенно незнакомых человека помогли ему своим примером. Во время одной из поездок в Хиросиму вместе с товарищами из Сака Итиро увидел девушку, трогательно ухаживавшую за безнадежно больным. Через некоторое время он встретил полицейского, с необычайным терпением кормившего размоченным хлебом ребенка, мать которого свалилась на обочине дороги. Кавамото казалось, что среди дикого, бессмысленного хаоса по-настоящему имело смысл только то, что делали эти двое.
«Чем больше я размышлял о своих переживаниях, — пишет он, — тем явственнее слышал внутренний голос, внушавший мне: самое важное в жизни — помогать всем попавшим в беду, всем страждущим».
Шли дни, и Кавамото, чтобы забыть умирающего, которому он так и не подал руку помощи, ухаживал за всеми смертельно раненными людьми, размещенными в Сака — в школе и в детском саду.
О своей работе в тот период он рассказывает:
— Однажды я принес совершенно искалеченного человека во временный госпиталь, до которого было несколько километров пути. В госпитале было всего два-три санитара-добровольца, и работали мы нередко всю ночь при свечах. Вначале мы мыли руки где придется, но потом, когда пронесся слух, что бомба была отравлена, мы стали спускаться к морю и смывать гной соленой водой с песком, до тех пор пока от нас переставало пахнуть больницей. Нет, мы не хотели погибнуть той страшной смертью, какой гибли все эти несчастные. Мы хотели жить.
4Целыми сутками Кавамото не спал и питался впроголодь. Он страшно исхудал и вскоре уже не мог работать, как прежде. Он до того ослабел, что все валилось у него из рук. Однажды он придавил себе ногу тяжелой электрической батареей подводной лодки, которую нужно было переправить из военно-морского склада на электростанцию. Несколько дней ему пришлось пролежать в постели. У товарищей по работе деятельность Кавамото в качестве санитара, ухаживавшего за больными и умирающими, эвакуированными в Сака, не вызывала никакого сочувствия. Они ругали его и осыпали насмешками:
— Заморыш! Недотепа! Урод! Тряпка несчастная! Отпусти! Лучше я сделаю сам. Противно смотреть, как ты берешься за дело.
Некоторое время Итиро молча сносил насмешки. Он по возможности избегал всякого общения с другими рабочими. Даже в баню шел крадучись, последним, когда свет был уже потушен, а вода почти совсем остывала: Итиро не хотел, чтобы товарищи увидели его исхудалое тело, покрытое со времени «пикадона» сыпью. Он чувствовал себя больным, безобразным, несчастным, презираемым всеми, одиноким: ведь на свете не было ни единого человека, с кем бы он мог поговорить по душам.
Однако все попытки Кавамото остаться незамеченным ни к чему не приводили, над ним вечно подтрунивали.
— Почему ты так мало ешь, Кавамото? Разве ты не хочешь окрепнуть? Почему ты такой тощий? — только и слышал он в час обеденного перерыва и в конце рабочего дня.
Гордость не позволяла юноше признаться в том, что он отдавал свои пайки больным, а сам неделями заглушал голод травами, водорослями или скорлупой крабов, которые находил на берегу моря и на скалах. Он коротко отвечал товарищам:
— Таким я родился.
— Уж лучше бы тебе вовсе не родиться, — сказал ему однажды инженер Ситахара, которого он до сих пор считал своим другом.
— Разве я этого просил? — крикнул Кавамото. — Я об этом не просил.
Его охватила безумная злоба против покойных родителей, ведь по их вине он очутился в этом мире — печальном, гнусном, бессердечном и бессмысленном. Потом он вскочил, побежал в общежитие и вытащил что-то из-под своего матраца. То была доска усопших с именами предков. Когда-то он сам ее вырезал и раскрасил. Изо всех сил он швырнул ее о стену. Но доска была из крепкого дерева. Она не раскололась, а лишь продырявила обитую бумагой раздвижную дверь.
Товарищи поняли, что на этот раз они зашли слишком далеко. Несколько человек побежали вслед за Кавамото, крича:
— Стой, Итиро, стой! Это кощунство! За это тебя бог покарает!
— К черту! — заорал Кавамото. — Лучше бы я не появлялся на свет. Тогда вы не могли бы издеваться надо мной и я никому на земле не был бы в тягость.
Его невозможно было удержать. Не помня себя он побежал в кухню, схватил топор и помчался с ним обратно в общежитие.
Рабочие разлетелись врассыпную. Они боялись, как бы Кавамото не кинулся на них с топором.
Но Кавамото не обращал на них никакого внимания. Стоя у окна, он рубил доску усопших, так что только щепки летели.
А потом он бросился на свой матрац, накрылся с головой и заснул мертвым сном.
Часть вторая. НАЧАЛО (1946–1948)
Первая «послеатомная» суровая зима еще не успела кончиться, а городскому управлению Хиросимы уже удалось добиться заметных успехов в борьбе против равнодушия и анархии.
Со времени «пикадона» в городе не работал водопровод. Предпринимая отчаянные и бесплодные попытки остановить огненный шквал, люди в тот кошмарный день 6 августа до отказа открыли все водопроводные краны в домах, так что в течение многих часов вода лилась безостановочно. Вскоре напор сильно уменьшился, и теперь действовали только водоразборные колонки на улицах. Но и в них во время пожара открыли все краны, и вода била, как из гейзеров, доходила до точки кипения, а потом испарялась. Так были бессмысленно растрачены последние запасы воды, и в первые дни после катастрофы люди, пережившие ее, не могли утолить мучившей их жажды.
Правда, водохранилища вскоре снова наполнились водой, но, чтобы добиться нормального напора и доставки драгоценной влаги населению, следовало отремонтировать поврежденные бомбой трубы. На это были брошены саперные части флота и аварийные команды: они должны были обнаружить поврежденные места, зачастую находившиеся под грудами развалин, и заделать пробоины. Но взамен одного повреждения, которое удавалось устранить, ночью появлялось два-три новых. Измученные жаждой люди сделали немаловажное открытие: оказалось, что, просверлив отверстие в подземной водопроводной сети, можно получить несколько капель влаги. Действуя на собственный страх и риск, жители Хиросимы открывали в «атомной пустыне» все новые и новые «источники».
Так началась неравная борьба между городскими властями и населением города. Прежде всего никто из жителей не подчинился официальному обращению, в котором населению предлагалось в своих же собственных интересах соблюдать дисциплину и брать воду только из немногих, далеко отстоящих друг от друга колонок. Несколько десятков городских служащих, которым полиция не оказывала никакой помощи, не могли противостоять десяткам тысяч готовых на все, изнывавших от жажды людей. Начальник водоснабжения Синохара явился к Хамаи и в отчаянии простонал:
— Мы бессильны! К счастью, среди горожан, вернувшихся в Хиросиму в январе 1946 года с отдаленных театров военных действий в юго-западной части Тихого океана, нашелся энергичный гражданский инженер, по имени Macao Тэраниси. Он заявил, что готов возглавить борьбу за воду. Растерявшимся «отцам города» он сказал:
— Весь вопрос в том, у кого окажется больше выдержки.
Заместитель мэра Синдзо Хамаи немедленно назначил смельчака начальником водоснабжения и предоставил ему полную свободу выбирать себе помощников. Среди уволенных из армии солдат оказалось много крепких молодых людей, не нашедших себе работы; Тэраниси в первую очередь вербовал тех, кто, как ему казалось, жаждал приключений. Он отнюдь не скрывал, что его людям предстоит опасная работа, что действовать придется по ночам и притом в районах города, где орудуют ненадежные элементы. И нельзя гарантировать даже, что на них не нападут, так как многие гангстеры уже успели организовать продажу воды и попытаются, пожалуй, помешать восстановлению нормального водоснабжения.
По ночам, когда жители Хиросимы спали, в затихшем городе раздавался монотонный стук: чинились водопроводные трубы. Люди Тэраниси были вооружены ножами и организованы в специальные хорошо охраняемые «ударные группы», поэтому никто не осмеливался им помешать. Уже через месяц были видны первые результаты: из кранов закапала вода.
— Это только начало, придется еще потерпеть, — говорил Тэраниси жителям Хиросимы. — Но теперь вы собственными глазами увидели, что дело идет на лад. Подождите немножко, вскоре у каждого из нас будет вдоволь воды.
