— Мессир, — она произнесла это, слегка улыбнувшись, — я полностью в вашем распоряжении.
* * * * *
Уже стемнело, но никто из братьев, казалось, этого не замечал. Внезапно долгий пронзительный скрип двери прервал Карибера прямо на середине его раздраженной тирады, и в зал вошла процессия слуг с факелами и сальными свечами, следом за которой шел Тибер, доместикус. Он быстрыми шагами приблизился к четырем принцам и приветствовал их коротким наклоном головы.
— Простите меня, мессиры, но стало уже совсем темно, и я подумал...
— Ты хорошо сделал, — подтвердил Карибер, с явным усилием сохраняя вежливый тон.
— Если хотите отужинать, я велю принести мяса и фруктов...
— Хорошо, хорошо...
— Ах да, сеньор Хильперик! Ваш сын прибыл, и все ваши люди. Я разместил их, и теперь они ожидают ваших приказов.
Хильперик непрестанно нервно теребил короткую бороду.
— Хорошо, — кивнул он. — Пусть его принесут ко мне попозже.
Он сидел за длинным столом на некотором отдалении от остальных трех братьев, словно бы умышленно старался заставить их забыть о себе, и, казалось, был даже недоволен, когда один из слуг поставил перед ним зажженную свечу. Чтобы немного взбодриться, он налил себе выпить, и то же самое сделали трое остальных. Никто из них не произнес ни слова до тех пор, пока Тильбер и его слуги не вышли из комнаты.
— Ладно, хватит недомолвок, — проворчал Карибер, как только доместикус вышел и закрыл за собой дверь. — Никто из нас никогда не испытывал к старику ничего, кроме отвращения...
— Или страха, — добавил Гонтран, не поворачивая головы.
— Да... Все его боялись. Но теперь уже нет. Все кончено. Королевство принадлежит нам. Что касается меня, я ждал этого сорок лет. Так чего ради тратить время на все эти ханжеские церемонии?
— Он попросил меня об этом, — напомнил Зигебер, к которому этот вопрос был обращен напрямую. — Можешь заняться чем угодно, но я похороню его в Круи, как и обещал ему, со всеми почестями.
— Это смешно! Проклятье, он никогда не верил в Бога!
— Мы должны уважать его волю.
— Довольно! — заревел Карибер, внезапно потеряв всякую сдержанность. — Знаю я, что у тебя на уме! Хочешь воспользоваться случаем и показать себя с лучшей стороны перед монахами!
Зигебер чуть прикрыл глаза и продолжал сидеть молча, ожидая, пока брат успокоится. Карибер был самым старшим и единственным из всех, кто обладал настоящим боевым опытом, а также самым богатым — с тех пор как его юная супруга Ингоберга принесла ему приданое и союз с могущественной римской аристократией юго-восточных земель. Он говорил по-латински и носил пурпурную одежду римского патриция. Причудливое сочетание длинной хламиды, штанов и отороченного мехом плаща придавало ему вид какого-то восточного владыки — это сходство еще усиливали драгоценные перстни, которые он носил на каждом пальце.
— Я не думал об этом, — заметил Зигебер. — Но, по сути, ты совершенно прав...
Хильперик и Гонтран, которые наблюдали за перепалкой с некоторого расстояния, не вмешиваясь в нее, обменялись недоуменным взглядом.
— Мне бы стоило раньше об этом подумать, — продолжал Зигебер. — Это же очевидно! Устраивая королю пышные похороны по христианскому обряду, мы стяжаем всю славу сами! Для самих себя, Карибер... Все мы... Похороним его в часовне как святого — и епископы будут есть у нас из рук!
— Он прав, — прошептал Гонтран.
— Согласен, — подал голос Хильперик. — Если мы похороним его как разбойника с большой дороги — нас самих будут считать сыновьями разбойника... Но если мы устроим ему пышные похороны — к нам самим будут относиться с почтением.
— А тебя-то кто спрашивает? — презрительно фыркнул Карибер. — Ступай лучше найди своего ублюдка, пока старик еще не утонул в собственном дерьме!
Гонтран разразился визгливым смехом, к которому присоединился и Карибер, довольный собственной шуткой, и даже Зигебер, хотя его смех звучал не так непринужденно. Когда Хильперик проходил мимо них, старший уже собирался отвесить ему пинка — он сумел этого избежать, лишь увернувшись.
— Поторопись! — насмешливо бросил Карибер. — Мне не терпится увидеть, как твоего мальчишку вывернет наизнанку — так же, как тебя!
Хильперик медленно направился к двери, стиснув кулаки, чтобы сдержать клокочущую внутри ярость, от которой кровь тяжело стучала в висках. Перед тем как открыть дверь, он заставил себя улыбнуться, чтобы придворные, собравшиеся в соседней коллнате, не подумали, что его братья смеялись над ним.
Комната была полна народу. Здесь собралась большая часть местной знати — их выдворили из соседнего зала Гонтран и Карибер, и теперь они ждали вместе с остальными — стражниками и слугами. Все они встрепенулись, когда Хильперик появился на пороге. Разговоры смолкли, взгляды всех присутствующих устремились на него.
Но он видел только один взгляд.
Фредегонда держала на руках его младенца сына, запеленутого в покрывало из блестящего красного шелка, которое ярко выделялось на фоне ее светлого платья. Девушка сидела на табурете, выпрямив спину, с видом спокойного достоинства, и была такой красивой и изящной в своем простом наряде, что вокруг нее образовалось пустое пространство, как будто никто не осмеливался к ней приблизиться. Она была похожа на статую Святой Девы в церкви.
В тот самый момент, когда Хильперик распахнул дверь, ее зеленые глаза буквально впились в его собственные. Не ожидая его приказа или жеста, она поднялась и пошла ему навстречу с ребенком на руках. Казалось, само время в комнате остановилось, и все присутствующие наблюдали за этой сценой молча и неподвижно. Хильперик тоже молчал. Лицо Фредегонды показалось ему смутно знакомым, и он почти сразу узнал в ней одну из служанок Одоверы — хотя прежде он никогда не смотрел на нее так, как сейчас. Правда, его встречи с женой всегда были недолгими, а со временем становились и более редкими. Во всяком случае, во время этих визитов Хильперику было не до того, чтобы рассматривать служанок. И сейчас, глядя, как девушка грациозной походкой приближается к нему, он мог лишь проклинать себя за это.
Когда она приблизилась, он шагнул в сторону, уступая ей дорогу, и в этот момент вдохнул душистый запах ее чуть влажных волос.
Потом, когда они оба вышли, он торопливо захлопнул тяжелую дверную створку и зашагал впереди нее в большой зал. На сей раз никто из братьев не смеялся. Не было ни шуточек, ни пинков. Все то время, что она шла через зал следом за Хильпериком до маленькой дверцы, за которой начиналась лестница наверх, все трое смотрели на нее, и на лицах у них отражались самые разные чувства. Зигебер чуть наклонил голову и наблюдал за ней краем глаза. Гонтран, казалось, был позабавлен. Карибер откровенно, без всякого стеснения, пялился на нее, пожирая взглядом с головы до ног. Когда Хильперик встретился с ним взглядом — Фредегонда в этот момент уже начала подниматься по лестнице, — тот изобразил на лице гримасу преувеличенного восхищения, одновременно хватая себя между ног. Хильперик резко отвернулся и уже собирался последовать за девушкой, когда увидел спускавшегося из королевских покоев монаха-бенедиктинца.
— Слишком поздно, — сказал тот, увидев младенца на руках Фредегонды. — Король мертв.
Сейчас уже поздно, снаружи не доносится ни звука. Как ни странно, я чувствую себя хорошо, несмотря на уверенность в том, что должно произойти. Не думай, что я не испытываю угрызений совести, оставляя тебя столь юным, в окружении стольких врагов. Ты — единственное, о чем. я сожалею. Однако мне кажется справедливым, что_моя история заканчивается сейчас, пока я все еще красива. В этом вся моя жизнь: моя красота и желание, которое она пробуждала в мужчинах, и особенно — в твоем отце... Я не должна была утрачивать эту силу постепенно, день за днем. Бог этого не хотел. Я тоже не хотела.
Между твоим отцом и мною с первого мгновения вспыхнула неодолимая страсть, которая была сильнее рассудка и гораздо сильнее нашей обоюдной сердечной склонности. Я не могу сказать, что он влюбился в меня с первого взгляда, — скорее с того момента, когда удосужился меня разглядеть. Долгие годы я была для него лишь служанкой его жены, на которую он не обращал никакого внимания. А потом словно вдруг прозрел.
Во всяком случае, это был первый мужчина, которого я любила, которым восхищалась, которого ценила больше всех на свете. И, по сути, единственный. Позже, надеюсь, ты узнаешь эту магию, которая связывает лишь настоящих возлюбленных, — когда малейшего прикосновения достаточно, чтобы пробудить желание. Как мне жаль тех, кому неведомо это блаженство!
Поскольку мы были прежде всего любовниками, наша жизнь была роскошной и беззаботной. Никакой опасности словно и не существовало — хотя я знаю, что ради меня, из-за меня, он порою шел на безумный риск. Что касается меня, я не испытывала ни малейшего стыда, предавая Одоверу, которая все же была довольно славной, несмотря на свою глупость, а может быть, и благодаря этой глупости. Я не чувствовала к ней неприязни, но мне казалось совершенно естественным навсегда удалить ее от Хильперика, и я по-настоящему возненавидела ее, когда она попыталась встать у нас на пути. Я любила Хильперика, невзирая ни на что. Я видела, как он убивает людей собственной рукой. Я видела всю жестокость его мечтаний и всю озлобленность, с которой он пытался воплотить свои мечты.
