А у Реувена, провинившегося первенца, мандрагоры на красном фоне. Помните, как определил его Яков? «Избыток достоинства и избыток могущества».
Вон на флаге – город на зелёном фоне. Это – город Шхем, и, значит, там стоит лагерь Шимона. Ему и Леви отец не забыл разграбления Шхема: «Проклят гнев их, ибо силён, и ярость их, ибо тяжела».
Темно-синий стяг с солнцем и месяцем – это Иссахар. А вон – Дан: на голубом фоне – змей, ибо предвещал Яков: «Да будет Дан змеем на дороге, аспидом на пути, что язвит ногу коня, так что падает всадник его навзничь». Сами знаете, нет в засадах воинов лучше данитов.
Все видят вон там на стяге по белому полю – корабль? Значит, там встал Звулун. Он живёт у моря. А у Ашера, соседа его, – олива. Как возвестил ему Яков: «Тучен хлеб его. Он будет доставлять яства царские». А вон Гад, – длинная рука Авнера вытянулась за стену, – он почти под нами. Отряд воинов на розовом фоне – такой у него стяг, потому что сказал Яков: «Отряды станут теснить его, но он оттеснит их по пятам». Помнишь, – Авнер обернулся к Шаулу, – я тебе здесь, в Безеке, советовал отряды Гада поставить сзади на случай обороны, потому что Гада никакой враг не сдвинет с места.
Авнер попил воды и продолжал:
– Жаль, мы не видим отсюда лагеря Нафтали. Стяг у них такой: олень на розовом фоне. И Эфраима с Менаше, сыновей Иосифа, не видим. У них знамёна одного цвета – темно-серого, почти чёрного. Только у Эфраима в верхнем углу – вол, а у Менаше – буйвол.
Так говорил Авнер бен-Нер, а над самими биньяминитами висело в полном безветрии дня полотнище стяга из двенадцати цветов с изображением волка, ибо назвал Яков младшего из своих сыновей «волком хищным».
Глава 16Весть о том, что солдаты идут к Гилгалу, опережала войско иврим. Кнаанеи, побросав работу, убегали с полей за крепостные стены. Иврим же наоборот, толпами шли к дороге, несли угощения, радостно и с гордостью окликали знакомых, пели, танцевали, надевали венки на солдат и их мулов. Те, кто мог оставить свои поля, присоединялись к военной колонне, расспрашивали подробности сражения под Явеш-Гил’адом, ликовали и печалились вместе с солдатами. Военачальники и старейшины племён ехали во главе колонны, и Шаул был немало смущён подарками и поздравлениями незнакомых людей. Девушки просили его наклониться для поцелуя, отчего повязка с его раны сползала, и ключица начинала ныть.
Вскоре пошла менее населённая местность, дорога проходила у подножий невысоких гор с округлыми вершинами. На этих горах видны были женщины из племени Эфраима, которые выпалывали траву под оливами или подвязывали виноградные лозы. Когда кнаанеи, а за ними филистимляне прогнали иврим из плодородных долин, те выжгли леса по склонам гор, расчистили почву и придали склонам форму террас. Поколение за поколением наносило на террасы плодородную землю и наращивало защитную стенку из камней, чтобы почву не смыли дожди. И теперь виноград и оливы, которые выращивались иврим на склонах гор в наделах Эфраима и Йеѓуды, славились своим вкусом по всей Плодородной Радуге, от Египта до Элама.
Воинам подносили подарки и угощения, Авнер бен-Нер благодарил за всю армию и просил складывать дарения в обоз. Удивление иврим вызывала вереница пленных, идущая за войском. Крестьяне спрашивали: «Когда вы так же поведёте филистимлян?» – «Подождите. Поведём», – обещали солдаты.
Дорога перешла в узкую тропу и повернула к Иордану, к тенистому нагорью, где ещё сохранилась трава. Шаул вдруг оказался один впереди армии. Его мул шёл по огромному лугу, среди вязкой солнечной тишины полдня по маслянистым листьям дикого салата, нежного молодого репейника и красно-коричневого будана. Цветки величиной с ноготь пробивались из зелёного настила к солнцу, и Шаул счастливо смеялся, глядя на свои ноги, касавшиеся травы. Мотыльки и мохнатые бабочки опускались на гриву мула и ехали некоторое время вместе с Шаулом. Издалека подлетела рябенькая птица, сделала круг над всадником и ушла высоко за скалу – наверное, к себе в гнездо.
Шаула догнали другие военачальники. Рог протрубил привал. Люди соскакивали с мулов, валились на землю, катались по ней, их волосы и бороды переплетались с травой, а глаза встречали взгляды жуков и стрекоз.
Позвали есть. Рядом с Шаулом сидел на расстеленной шкуре Авнер бен-Нер и расспрашивал пленного моавитского военачальника про оружие в его армии. Вначале моавитянин был уверен, что пленных ведут в Гилгал, чтобы принести в жертву по случаю победы и упрашивал пощадить его, обещая, что царь Моава пришлёт за него хороший выкуп. Когда же Авнер бен-Нер сообщил ему, что обычаи иврим запрещают человеческие жертвоприношения, моавитский военачальник успокоился и стал рассказывать.
– У нашего царя есть постоянный отряд телохранителей: десять тысяч отборных воинов из самых знатных родов, большинство из них – родственники царя. Они только воюют и заставляют всех исполнять волю царя.
– Как же они живут? – приподнялся на локте старый князь Нахшон из Йеѓуды. – Кто же их кормит?
– Царь, когда принимает их в отряд телохранителей, сразу даёт им по большому полю, и потом добавляет участки после каждого похода.
– Но землю ведь нужно обрабатывать, – вмешался в разговор Шаул. – А не у всех есть взрослые сыновья.
– Наш король вместе с землёй даёт и рабов, – объяснил моавитский военачальник – Он и его армия непрерывно воюют у нас же в Моаве: то один город не заплатит дань, то в другом взбунтуется князь. Мы такой город разрушаем, защитные стены срываем до основания, а людей, кто остался в живых после штурма, делаем рабами.
Слуги принесли глиняные миски с похлёбкой из баранины. За едой иврим и пленные продолжали разговор. У моавитян спрашивали, как устроена их армия, как у них отливают наконечники стрел и дротиков, откуда берут медь и свинец, как составляют обоз, как штурмуют город.
Невдалеке от Шаула сидел эдомский принц, пленённый Йонатаном. Принца подлечили, и он выглядел неплохо. Рядом с эдомцем полулежал сын Шаула Малкишуа. Юноша ел из одной миски с братьями и тоже расспрашивал об армии.
– Самый маленький отряд у нас – сотня, – объяснял пленный, отламывая хлеб. – Стараются, чтобы все солдаты в ней были из одной деревни, потому что если кто-нибудь один из сотни убежит и спрячется от войны, то по нашему обычаю, всей деревне – конец.
– То есть как? – изумился Эзер, молодой князь из племени Нафтали.
– А так, – пленный пошарил рукой в котле. – Воины приходят в селение сбежавшего солдата, хватают всё, что могут унести, женщин разбирают по отрядам, детей и стариков продают в рабство, мужчин, кого поймают, вешают на ближайшем дереве, само селение сжигают и через год строят на его месте новое. Поэтому у нас бегут из армии редко, и вся сотня следит друг за другом.
Встретясь взглядом с моавитским военачальником, Шаул вдруг спросил:
– О чём Нахаш перед походом на иврим договорился с Филистией?
Довольное выражение на лице моавитянина сменила гримаса ужаса. Это заметили все.
– Говори правду! – придвинулся к нему Авнер бен-Нер.
Военачальник перестал жевать, потупился и начал:
– Нахаш послал сына узнать, что скажет басилевс, если этой весной армии заиорданских царств войдут в Гил’ад. Тот прислал Нахашу подарки: одежду, оружие, рабынь, железный меч. И передал, что в Филистии осенние праздники, поэтому его армия уходит на побережье и ничего знать не хочет.
Со всех сторон послышались крики, свист, удары копий о землю. Пленники съёжились.
Шаул махнул рукой Йонатану; тот вскочил и затрубил сбор.
Ополчение поднялось и пошло дальше к Гилгалу.
Глава 17В Гилгале собралось несколько тысяч воинов, старейшины и военачальники всех племён иврим.
Шмуэль встречал войско на дороге у въезда в селение. Рядом с судьёй и пророком стояли левиты и коэны, одетые в белые льняные рубахи, певцы и танцоры, а с ними – музыканты с трубами и бубнами. Они присоединились к армии, за которой следовали повозки большого обоза с трофеями и подарками от населения тех земель, через которые проходил путь войска, шли стада овец и коз, плелись быки, предназначенные для жертвоприношения и для пиршества.
Умывшись после дороги и надев праздничные одежды, иврим собрались у жертвенника. Шмуэль вознёс праздничные жертвы, поблагодарил Господа за победу, восхвалил Его терпение и доброту к своему народу.
Шаул стоял среди старейшин и военачальников, рядом со столом, на котором в золочёных формах остывал выпеченный этим утром жертвенный хлеб. Он рассматривал подставки, выкованные в виде рассеченных стеблей, и слушал Шмуэля.
Окончив обращение к Богу, судья и пророк не распустил народ, а неожиданно выкрикнул вопрос:
– Иврим! Вы всё ещё желаете над собой короля?
