Тов. Вано, увы! — тоже не орел. Он сам не знает, что говорит. Нельзя разрушить партию вообще. Можно разрушить только данную партию. И когда данную партию разрушает человек, сам к ней принадлежащий, тогда его называют изменником. И если бы целые стада товарищей Вано восстали против такого названия и завопили, что оно слишком резко, то мы все-таки не могли бы ради них переиначить русский язык: смысл слова изменник все-таки остался бы совершенно определенным, и это слово как раз подходило бы для характеристики человека, попытавшегося разрушить свою собственную партию. Изменник есть изменник. Маевский есть Маевский. Ежов есть Ежов. Потресов есть Потресов. Это все, конечно, весьма «прискорбные явления», но я в них совершенно не виноват.
Господа, стремившиеся разрушить нашу партию, пытаются оправдать свой поступок, утверждая, что она, все равно, уже не существовала. По этому поводу я приглашаю сознательный русский пролетариат принять во внимание следующее.
Тов. Вано считает этот довод убедительным. И он же утверждает, что «заодно с бывшими ликвидаторами» стоят две трети партии. Но ведь новой партии мы не основывали. Стало быть, он говорит о старой. Стало быть, ликвидаторы лгали. Стало быть, он мирится с ложью. Еще и еще раз: это — весьма «прискорбное явление».
Я уже признал, что, когда ликвидаторы поднимали свою преступную руку на нашу партию, она находилась в очень тяжелом положении. Но чем тяжелее в данное время положение данной партии, тем энергичнее обязан отстаивать ее существование каждый преданный ее член. Кто поступает иначе, кто сам старается нанести ей удар ножом в спину, тот позорно изменяет своему партийному долгу, и того не оправдают никакие адвокаты — даже несравненно более искусные, нежели совсем неискусный т. Вано.
Возьмем еще пример. Рабочие данного завода объявляют стачку. Стачка идет неудачно. Дело принимает такой оборот, что скоро стачечникам придется взяться за работу. Однако они продолжают самоотверженно бороться. Но в их среде находятся бойкие молодцы, которые кричат во всеуслышание, что средства стачечников уже истощились, что стачка уже умерла. Их, конечно, очень хвалят за это гг. Изгоевы... виноват, я хотел сказать: гг. предприниматели. Но как называют их сами стачечники? Сознательным рабочим известно, как надо называть таких молодцов. И они легко поймут, что совершенно так же надо называть Маевских, Ежовых, Потресовых и им подобных.
Продолжаю тот же пример. Стачка кончилась. Но обстоятельства начинают меняться в пользу рабочих. Поднимаются толки о необходимости единения рабочих сил. И вот приходят «товарищи», доводившие до сведения фабрикантов, что стачка умерла, и говорят: «Если уж объединяться, так объединяйтесь и с нами». Что ответят им сознательные рабочие? Неужели не поймут они, что именно в интересах объединения нужно прежде всего «попросить вон» этих недавних могильщиков стачки?
Товарищи рабочие! Я превосходно понимаю, что в единении сила. Я постоянно твержу это. Но я спрашиваю вас: когда лучше объединена была апостольская община: тогда ли, когда в ней еще находился Иуда-предатель, или же тогда, когда он повесился?
Тов. Вано величает «бывших ликвидаторов» стойкими работниками. Но их «стойкость» проявилась исключительно в деле разрушения партии. И чем больше «стойкости» проявили они, тем невозможнее объединение с ними. Да и что это за название «бывшие ликвидаторы»? Оно напоминает щедринское «бывый профос». Звание профоса пользовалось в России XVII века такой печальной известностью, что население терпеть не могло даже и «бывых профосов». Сознательный пролетариат России очень хорошо сделает, если будет сторониться даже и от «бывых» ликвидаторов.
Тот, кто навязывает нам единение с ними, продолжает стоять на точке зрения фракционной склоки. Он защищает их ради фракционного кумовства. Но соображения фракционного кумовства могут быть убедительны лишь для некоторых отдельных лиц и для некоторых отдельных групп лиц. Они не могут существовать для пролетариата. Пролетариат не захочет поддерживать раскол ради тех, которые копали могилу нашей партии. Он не забудет, что если наша партия не лежит в сырой земле, если она отстояла свое существование в тяжелую годину, то это произошло вопреки усилиям «бывых» ликвидаторов. Этого для него вполне достаточно, чтобы знать, с кем идти и от кого сторониться.
Плеханов Г. В. Соч. Т. 19. С 459 — 463.
В. И. Засулич, ликвидаторы и раскольничий фанатизм. Заметка № 5
Впервые опубликована в «Правде» (1913. 7 и 8 июня).
В № 88 (174) «Луча» В. И. Засулич сделала «заявление», которое я не могу оставить без ответа[89].
В. И. Засулич пишет:
«В своей последней статье Г. В. Плеханов сводит почему-то число «изменников» к трем вышеупомянутым товарищам[90]. На самом деле, число людей, неустанно работавших на пользу с.-д. партии в самые тяжкие годы реакции и тем самым заслуживших от Плеханова, Ленина и проч. имя «ликвидаторов», а затем «изменников», было гораздо больше».
Вдумайтесь, читатель, в логический смысл этих строк. «Плеханов, Ленин и проч.» окрестили ликвидаторами, а затем изменниками, — «людей, неустанно работавших на пользу социал-демократической партии (заметьте: партии/ — Г. П.) в самые тяжкие годы реакции». Что сказать по этому поводу? Тут можно сказать только одно: если В. И. Засулич правильно излагает факты, то «Плеханов, Ленин и проч.» — совершенно вздорные люди, на крики которых не следует обращать внимания. Да и этого мало. Чтобы назвать изменниками товарищей, неустанно работавших на пользу партии, надо самому быть изменником, а в лучшем случае — сумасшедшим. Спрашивается, что же представляют собою «Плеханов, Ленин и проч.» — сумасшедших или изменников?
В. И. Засулич имеет репутацию очень мягкого человека. И эта репутация в значительной мере заслужена ею. Москвичи звали когда-то царя Алексея Михайловича тишайшим. В. И. Засулич можно назвать тишайшей, по крайней мере, с таким же правом. Она очень не любит больших резкостей. Вероятно, лишь вследствие этого она не называет меня, Ленина «и проч.» ни сумасшедшими, ни изменниками. Она объясняет нашу огромную ошибку, — потому что ведь огромная, беспредельная ошибка совершенно очевидна... если только правду написал человек, носящий славное имя В. И. Засулич, — ослеплением, которое, в свою очередь, вызвано раскольничьим фанатизмом. Кроме того, она, как будто опасаясь, что и это, сравнительно мягкое, объяснение выйдет слишком обидным для меня, еще более золотит пилюлю. Она выражает надежду, что мой «злобный раскольничий фанатизм» подействует отрезвляющим образом на рабочих-большевиков и тем вызовет в них «нелицемерное стремление к единству». «Если моя надежда оправдается, — заканчивает она, — то Г. В. Плеханов опять окажет — на этот раз против собственной воли — значительную услугу российской социал-демократической рабочей партии».
Это, пожалуй, уж ирония. И даже наверно так. Но ведь и тишайший писатель не может обойтись без иронии и отчасти без резких выражений в тех крайних случаях, когда ему приходится иметь дело с лицами вроде «Плеханова, Ленина и проч.», которых по настоящему-то надо было бы, как мы видели, признать изменниками или посадить в желтый дом. В таких случаях ирония и даже некоторая резкость вполне понятны. Еще более понятно, что тишайшая В. И. Засулич выражает свое сочувствие не «Плеханову, Ленину и проч.», а тем людям, которые «неустанно работали на пользу социал-демократической партии в самые тяжкие годы реакции» и за это были жестоко оскорблены «Плехановым, Лениным и проч.». Можно ли не сочувствовать этим обиженным и униженным? Если гг. ликвидаторы умиляются, читая разбираемое мною «заявление», то это происходит единственно оттого, что по части чувствительности они не уступают самому автору «Писем русского путешественника»[91]. На самом же деле, тут нечем и умиляться: сочувствие к лицам, обиженным «Плехановым, Лениным и проч.», обязательно для всякого неиспорченного гражданина... если только не взвел на нас напраслины, если только не покривил душой человек, носящий славное имя В. И. Засулич.
Но, — увы, увы! — человек, носящий это славное имя, покривил душою, взвел напраслину. Мне тяжело утверждать это, хотя я никогда не считался тишайшим. Но делать нечего. Обстоятельства заставляют меня говорить.
Я никогда не называл ликвидаторами, а еще менее изменниками, таких людей, которые работали на пользу партии в тяжелые годы реакции[92].
В моих статьях ликвидаторами назывались люди, стремившиеся ликвидировать свою собственную партию.
Разве ликвидировать свою собственную партию значит работать на ее пользу?
Я покорнейше прошу тишайшую В. И. Засулич категорически ответить мне на этот вопрос.
