– Однажды был такой случай, что дева Мария поручилась своим словом за рыцаря, которому я отсчитал четыреста марок.
– Вы слыхали что-нибудь об этом, приор? Я ничего не знаю об этом долге.
– Полно шутить, монах! – воскликнул Робин. – Кто поверит тебе, чтобы святая дева забывала свои обещания? Ты – эконом аббатства святой Марии, кому же знать, как не тебе? Она, конечно, прислала с тобой червонцы, потому что сегодня срок.
Эконом даже взвизгнул, во все стороны тыча своим утиным клювом, точь-в-точь как утка, когда подавится коркой.
– Но я клянусь, – прошипел он, – что у нас нет ни фартинга!
– И перемётные сумы пусты?
Глаза монаха на миг закрылись веками, по его сухому горлу пробежал бугорок, будто он проглотил наконец свою корку.
– Там есть только двадцать марок, которые мы собрали в Вотерсе с наших вилланов. Клянусь, у нас больше нет ничего!
– Клянусь и я! – сказал Робин. – Если так бедна дева Мария, я ни фартинга не возьму из этих денег и даже прибавлю к её добру! Но, если там найдётся больше двадцати, это значит, что пречистая дева прислала свой долг. Пойди сосчитай, Скарлет! Я знаю, что ты не собьёшься в счёте.
Скарлет выскочил из пещеры, как заяц, ловким прыжком и раскинул свой плащ на траве. Он отвязал кошели, притороченные к сёдлам монахов, и вытряс из них на сукно холмик золота и горсть серебра.
Он долго считал монеты, потом вернулся к столу.
– Восемь сотен марок прислала непорочная дева! Я не считал серебра.
– Видишь, монах! Недаром я сказал тому рыцарю: пройди всю Англию от моря до моря, ты но найдёшь поручителя надёжнее. Если снова святой Марии случится нужда, я всегда приду ей на помощь.
Голова эконома вытянулась ещё больше, а нос опять принялся клевать воздух. Рот его открывался и закрывался, и все стрелки с любопытством ожидали, какие вылетят из этого рта слова.
Но в это время у входа в пещеру раздался громкий, весёлый голос Маленького Джона:
– Вот, лорд шериф, в этой пещере скрылся от меня зелёный олень с золотыми рогами. Он ослепил меня – я не посмел пустить в него стрелу.
Всадник и пеший остановились на пороге. И всадник крикнул, рванув удила:
– Проклятье! Ты обманул меня, Рейнольд Гринлиф!
Искры брызнули из-под копыт жеребца, но Маленький Джон успел схватить его под уздцы с одной стороны, Робин Гуд – с другой.
– Прости, лорд шериф, – сказал Робин, – почему ты зовёшь моего стрелка Рейнольдом Гринлифом? Он всегда назывался у нас Маленьким Джоном. Помоги, Маленький Джон, благородному лорду сойти с коня.
– Привет дорогому гостю! – дружно грянули все стрелки, какие были в пещере.
А Робин усадил шерифа за стол рядом с экономом аббатства святой Марии.
– Рад тебя видеть, шериф, – промолвил он. – Я давно не видал тебя; с тех самых пор, как проезжий горшечник подарил твоей жене три отличных кувшина и ты пригласил его к своему столу. Наконец я смогу расплатиться с тобой честь по чести! Хороша ли была охота? Ты видал, не всех ещё королевских оленей перебил в лесу Робин Гуд. Мы выбираем обычно самых жирных, таких, которые сами просятся в котёл. Вот отведай. Его приготовил твой повар и клялся, что работал старательнее, чем в Ноттингеме. Не гнушайся и элем – за вкус его и за цвет ручается главный эконом аббатства святой Марии!
То ли жёлтые лица монахов, сидевших бок о бок с ним, напоминали о благостях воздержания и поста, то ли серебряное блюдо, на котором повар подал ему сочный ломоть оленины, показалось шерифу слишком знакомым, то ли повар, посмеивавшийся в лицо своему господину, показался ему непочтительным и нерадивым слугой, только шериф, несмотря на все уговоры, не притронулся к еде.
– Отпусти меня, дерзкий стрелок, – сказал шериф Робин Гуду. – Я заплачу тебе, сколько потребуешь, хотя рад был бы вздёрнуть тебя на виселицу, как вздёргивал твоих людей.
– Нет! – твёрдо ответил Робин. – Ничего нет дороже хорошего гостя. Вот если мои люди согласны за несколько золотых простить тебе все обиды, я послушаюсь их. Скателок, Билль Белоручка, Мук, Скарлет, Билль Статли и Маленький Джон! – Робин обвёл глазами своих стрелков. – Благородный шериф предлагает вам выкуп. Сколько возьмёшь ты, Скателок, за руку, которую слуги Ральфа Мурдаха отрубили твоему сыну?
Скателок не спеша отхлебнул вина, потом подмигнул фриару Туку, который сидел с ними рядом.
– Сколько взять с него? Одну или две руки?
– А сколько возьмёшь ты, Скарлет, за след от ошейника, который я снял с твоей шеи?
Стрелок ничего не ответил.
– Мук, сын мельника, – сказал Робин, – мне помнится, что твою жену затравили собаками лесничие благородного лорда шерифа. За сколько марок ты продашь память о своей жене? Сотни марок с тебя довольно? Ты видишь, шериф, мои люди молчат. Конечно, не все ещё в сборе; может быть, к утру подойдут остальные и кто-нибудь из них польстится на твоё добро, – слепой Генрих, которому ты выколол глаза, или Давид Донкастерский, тот самый, чью землю ты подарил сэру Гаю Гисборну. А сегодня придётся тебе заночевать вместе с нами в весёлом Бернисдэльском лесу.
Пёс, лежавший у ног фриара Тука, перевалился на бок и зевнул, завив колечком розовый язык.
Толстенький монах с тоской посмотрел на тающую в сизых сумерках просеку.
– Отпустите хоть нас! – всхлипнул он. – Ведь скоро ночь.
Столько заячьей трусости было в этом возгласе, что Робин Гуд рассмеялся.
– Ну ступайте, – сказал он монахам. – Вы честно исполнили поручение непорочной девы Марии, и я не хочу, чтобы слуги её дурно ославили меня в своей святой обители. Дай им лошадей, Билль Статли. А этот, – он кивнул на шерифа, – пусть попробует сегодня, как сладко спать на траве и корнях под зелёным линкольнским сукном.
Вмиг с шерифа был содран бархатный плащ и кафтан, отороченный мехом, с ног – сапоги с золотыми шпорами. Зелёный плащ линкольнского сукна накинули ему на плечи. И до утра он корчился на мёрзлой земле, измышляя страшную казнь для Робин Гуда.
– Проклятье! – стуча зубами от холода, повторял шериф. – Ты дорого мне заплатишь за эту ночь, разбойник!..
– Хорошо ли спалось тебе, благородный лорд? – приветствовал его поутру весёлый стрелок. – Не правда ли, эти дубы поют колыбельные песни?
– За все богатства Англии я не просплю здесь второй ночи! – угрюмо ответил шериф, опуская глаза под жёстким взглядом стрелка.
– Но ты будешь жить здесь со мной не месяц и не год, – сказал Робин. – Ты будешь спать под этим дубом, пока не слетит с тебя спесь, шериф. Я дарю тебе жизнь на этот раз за то, что ты был ласков с моим Маленьким Джоном.
Шериф сидел на обомшелом пне, неловко кутаясь в зелёный плащ. Растрёпанная седая борода его вздрагивала на ветру. Былинки травы и мха прилипли к морщинистой шее.
Скателок, Мук, сын мельника, фриар Тук, Билль Статли и Билль Белоручка стояли рядом. Маленький Джон сплюнул сквозь зубы и махнул рукой.
– Хорошо, – сказал Робин. – Вот мой меч, шериф. Поклянись мне на нём: не вредить ни мне, ни моим стрелкам ни на земле, ни на морском пути.
Шериф вскочил так поспешно, что плащ распахнулся, обнажив сухую белую грудь.
– Клянусь! Клянусь! Клянусь! – повторил он трижды. – Я буду верным другом тебе, Робин Гуд!
– Так беги же отсюда прочь, старик! И спеши, пока не раздумали мои молодцы.
Босую ногу продел шериф в стремя; ветер рвал с его плеч зелёный линкольнский плащ.
– Я выжгу это гнездо калёным железом!.. – скрипел сквозь зубы шериф, нахлёстывая плетью коня.
14. О ЧУДОТВОРНЫХ МОЩАХ СВЯТОГО ГУГА И ЕЩЁ КОЕ О ЧЁМ
А стрелы какие – длиною в ярд!
Оперенье – павлинье перо!
Блестящей насечкою радует глаз
Белое серебро.
Полная луна светила так ярко, что муравьи видны были на лесной тропинке. Серебряные ветви дубов бросали на траву чёрную тень, а там, где листва была реже, дымчатые столбы лучей тянулись к земле.
Возле сторожки лесничего, срубленной из толстых брёвен, остановилась невзрачная лошадёнка. Сухонький старичок неловко сполз с седла и, сильно припадая на одну ногу, проковылял к окну. Он постучал по доске, которой изнутри было закрыто окно, и к щёлке тотчас же прильнул недоверчивый глаз.
– Открой, добрый человек, – тихо сказал поздний гость. – Я совсем заплутался у вас в лесу.
Полоска красного света брызнула в щель, погасла, вспыхнула снова: хозяин сторожки вздул огонь.
– Кого ещё там принесло?
Старичок уткнулся бородкой в окно и громко закричал:
– Башмачник я, в Ноттингем еду за кожей, на ярмарку! Пусти переночевать, хозяин!
Загремел засов.
Тяжёлая дверь отворилась, и в лунном свете блеснуло лезвие ирландского ножа. Чёрный Билль, лесничий королевских лесов, встретил позднего гостя на пороге.
– Ты один? – спросил лесничий, вглядываясь в тень за спиной старика.
– Как Адам, когда ещё не было Евы, – повеселевшим голосом ответил старичок. – Впрочем, есть при мне кости святого Гуга.