власть. Не хотим, чтобы это носило характер, какой сейчас придают верующие массы. Мы хотим, чтобы это произошло как можно спокойнее и благороднее. И мы приглашаем Церковь для того, чтобы здесь об этом договориться!
— Если вы действительно хотите этого, как тогда объяснить ваши действия? — спросил митрополит Вениамин. — Вот последнее изъятие в домовой церкви. Пришли люди. Взяли напрестольное Евангелие, Сорвали с него серебряные украшения. Серебра там было всего на пять золотников, а Евангелие испортили. Разве это поможет голодающим?
Канатчиков замешкался с ответом и дальше, как показывал на процессе протоиерей Заборовский, разговор взял в свои руки секретарь Петроградского губисполкома Николай Павлович Комаров.
Всего год назад Николай Павлович возглавлял Петроградскую ЧК, а через четыре года сменит самого товарища Зиновьева на посту председателя Ленсовета. Большевик был закаленный и проверенный.
— Подобные действия, гражданин митрополит, осуждаются нами… — сказал он и, забрав у Канатчикова заявление владыки, начал читать изложенные там пункты. — Чем же мы можем доказать вам? — спросил он. — Вы ведь знаете, что все, что можно было сделать, сделано. Сейчас мы бьемся, чтобы выйти как-нибудь из этого положения. Вот нам указывают, что в помещениях, где содержатся голодающие, грязь, нечистоты… Но, посудите сами, как возможно иначе? Содержание Прудковских бараков, где мы содержим и кормим голодающих, стоит шесть миллиардов в месяц… Вы можете дать нам эти деньги?
— Сейчас мы не располагаем такими суммами… — ответил митрополит. — Подобные денежные сборы требуют большой организационной работы.
— Ну, вот видите… — сказал Комаров. — Все средства исчерпаны. И если мы идем на такую меру, как изъятие церковных ценностей, то значит, что мы вынуждены сделать это.
— Я понимаю, что положение очень острое… — сказал митрополит. — Разумеется, мы должны прийти на помощь. Церковь не может не прийти на помощь в силу той христианской любви, которую она исповедует и проповедует. Но ведь форма помощи может быть разной. Для всех православных было бы предпочтительней, если бы Церкви была предоставлена возможность участвовать в этом деле самостоятельно. Например… У нас несколько голодающих губерний. Вы могли бы указать нам определенную губернию, к примеру Самарскую, где бы мы и помогали. Или же мы могли бы сами покупать хлеб и отправлять туда, где требуется.
— Все это правильно и по существу возражать не приходится! — чуть поморщился Комаров. — Но ведь помощь голодающим должна рассматриваться не только в том смысле, что надо накормить голодных. Надо еще и обсеменить поля. Только поэтому технически ваше предложение для нас неприемлемо. Но так или иначе, а ваше участие может быть проявлено.
— Может быть, тогда вы закупите хлеб, а мы просто заплатим по счетам? — предложил владыка.
— Это можно, — кивнул Комаров. — К этому препятствий не имеется. Но вначале поговорим об изъятии…
Митрополит, сославшись на примеры из древней истории, рассказал, что тогда при пожертвовании священных сосудов они переливались при участии верующих в слитки.
— Это тоже технически невозможно! — ответил Комаров. — Нам пришлось бы отправить тогда драгоценности в какую-нибудь горнозаводскую область, где есть специальные приспособления. Но зато мы можем вам гарантировать деформирование сосудов.
— Я говорю не только о канонах, — сказал митрополит. — Не хотелось бы, чтобы оскорблялись религиозные чувства верующих. Мы хотим, чтобы изъятие носило характер жертвы. Допустим у женщины, которая продала все, осталась только одна икона — родительское благословение. Это ее последнее достояние, и она вынуждена продать и ее, потому что больше ничего нет. Она перед ней в последний раз помолится и сделает свое дело. Так сделаем и мы. Мы все, верующие, соберемся, пойдем в Казанский собор, помолимся все вместе, а потом я своими руками сниму ризу с Божьей Матери и отдам. Но пусть это носит характер жертвы.
— Тут мы не протестуем… — сказал Комаров. — Желательно, чтобы к нам было больше доверия верующих.
В дальнейшем сам Н. П. Комаров факта этого разговора (мы привели его в изложении протоиерея Заборовского) не отрицал. Но тем более странными выглядят попытки Канатчикова доказать, что письма вообще не было, а если и было, то не обсуждалось и не имело никакого значения.
На процессе Канатчикову был задан прямой вопрос:
— Если бы в ходе переговоров было предложено выпустить воззвание к прихожанам, чтобы отдать все в установленный срок, пожертвовать все, вы бы возражали против этого?
Канатчиков не сразу даже и понял смысл вопроса.
— То есть? — спросил он.
— Если бы в виде пожертвований было предложено отдать все, что положено… — уточнил вопрос Я. С. Гурович.
— Нет! — категорически запротестовал Канатчиков. — Мы бы самым решительным образом протестовали [23].
Защитник ограничился этой констатацией. Проявив «тактичность», которой, по мнению Канатчикова, недоставало у его подзащитного, не стал подчеркивать, что власти самым решительным образом возражали против замены изъятия ценностей пожертвованием этих ценностей…
Впрочем, власти в лице Канатчикова и не считали нужным скрывать свою позицию. Снова и снова повторял Семен Иванович, что и речи не может идти, чтобы Церковь сама кормила голодающих. Слабость же, проявленную «твердым» большевиком Н. П. Комаровым, все-таки вступившим в переговоры по этому вопросу, можно объяснить лишь недостаточной посвященностью Николая Павловича в планы «конкордата», выработанного Г. Б. Зиновьевым совместно с протоиереем Введенским. Вспомним, что отношения Комарова с Зиновьевым были тогда весьма напряженными. В начале 1922 года Г. Е. Зиновьевым была подана на Комарова жалоба в Политбюро ЦК РКП(б).
Уже в конце заседания И. М. Ковшаров обратился к Комарову за разрешением «начать благотворительную деятельность Церкви, указывая на беженцев и прося разрешения открыть столовую» [24].
На это Николай Павлович Комаров с большевистской прямотой, сдобренной изрядной долей цинизма, ответил, что ежели у Церкви и после изъятия ценностей найдутся силы заниматься благотворительностью, то пускай она кормит голодающих, хотя, на его взгляд, вряд ли это удастся.
Не встретила отказа и просьба протоиерея Заборовского огласить на сегодняшней лекции в Филармонии заявление митрополита, не замечая испуганных взглядов Семена Ивановича Канатчикова, Комаров дал согласие и на это.
В тот же день заявление митрополита Вениамина было оглашено сразу в двух местах. Атмосферу, царившую в тот вечер в Филармонии, отчасти передает заметка, помещенная в «Петроградской правде». Народу на лекцию протоиереев Введенского и Заборовского «Церковь и голод» собралось немало. Зал, хоры, эстрады, переходы были переполнены. Публика, как отметил корреспондент, резко отличается от наших собраний. Преобладают женщины.
Протоиерею Введенскому долго не давали говорить.
— Предатель! — кричали ему из зала. — Вы враг Церкви!
Выкрики были вызваны недавней публикацией письма Введенского, в котором он «бросал вызов всему христианскому миру».
Некоторое успокоение в аудиторию внесло выступление протоиерея Заборовского. Он рассказал о встрече в Смольном.
Тут же начался сбор пожертвований.
Мы уже говорили, что протоиерей Введенский даже и на людей, симпатизировавших
