Франции, хоть и согбенный грузом переменчивой судьбы, был ростом выше принца. Он ответил своему победителю тем же жестом. И обе его руки, одна голая, вторая в латной рукавице, протянулись к принцу. Так они и простояли с секунду, не обменявшись крепким рукопожатием, а только приложив ладонь к ладони. И тут Эдуард чуть было не растрогал до слез всех своих рыцарей. Он был сын короля, а его пленником был сам король, короновавшийся в Реймсе. Тогда, по-прежнему не выпуская рук Иоанна, Эдуард низко склонил голову и даже сделал вид, что хочет преклонить одно колено. Почет незадачливой доблести… Все, что возвеличивает того, кто побежден нами, возвеличивает и нашу победу. И у этих закаленных в бою людей перехватило дыхание.
– Присядьте, сир, мой кузен, – сказал Эдуард, приглашая короля Иоанна войти в его шатер. – Разрешите мне подать вам вина и пряностей. И не взыщите, что ужин будет более чем скромный. Сейчас мы сядем за стол.
Ибо слуги суетились на пригорке, натягивая навес. Придворная челядь принца прекрасно знала свои обязанности. А у поваров всегда припасены про запас паштеты и мясо. Если чего не хватит, пошарим в кладовых у монахов Мопертюи. Принц сказал еще:
– Ваши родичи и бароны будут счастливы присоединиться к вам. Сейчас велю их кликнуть. И разрешите перевязать вашу рану на лбу, свидетельство великой вашей отваги.
Я рассказываю вам обо всем этом и невольно думаю о судьбах народов, обо всем, что еще может произойти… о том, что сулит нам неслыханные перемены, великий поворот в делах государственных… и рассказываю именно в Вердене… Почему? Да потому, что то, что можно сейчас именовать французским государством, началось с договора, подписанного вот тут, после битвы при Фонтенуа… в то время говорили Фонтанетум… Вы сами отлично знаете, откуда мы пошли… с договора между тремя сыновьями Людовика Благочестивого. Доля, доставшаяся Карлу Лысому, была выкроена весьма скудно, притом никто не заботился о том, какие земли отходят новому королю. Альпы, Рейн должны были стать естественными рубежами Франции, и то, что Верден и Мец отошли к Империи, лишено здравого смысла. А что готовит Франции завтрашний день? Как будут ее перекраивать? Быть может, никакой Франции вообще не будет лет через десять – двадцать; многие уже серьезно задают себе этот вопрос. На их глазах англичане отхватили огромный кусок, другой кусок – наваррцы, он тянется от моря до моря вместе с Лангедоком, и королевство Арльское снова попало в ленную зависимость Империи, да еще Бургундия к тому же… Каждому лестно урвать кусок от того, что слабо.
Ежели вы хотите знать мое мнение, то я в это не верю, ибо церковь, пока я жив и живы люди, думающие так же, как и я, ни за что на свете не разрешит подобного четвертования. И к тому же в народе еще свежа память о Франции как о единой и великой державе. Французы скоро поймут, что они ничто, если распадется королевство, если они не объединятся в единое государство. Но придется не раз преодолевать тяжелый и опасный брод. Быть может, вам самому еще предстоит не раз ломать голову над мучительным выбором. И всегда, Аршамбо, выбирайте королевство, даже если правит им дурной король… ибо короли смертны, или их можно низложить, или могут они попасть в плен, а государство остается.
Величие Франции, оно проявилось в вечер битвы при Пуатье, хотя бы в том уважении, которое победитель, еще не опомнившийся после негаданного поворота судьбы и почти не веря в свою удачу, выказывал в отношении побежденного. Странное это было застолье, сразу же после битвы в самой гуще леса Пуату, среди красных суконных полотнищ шатра. На почетном месте, ярко освещенные огоньками свечей, восседали король Франции, сын его Филипп, его высочество Жак Бурбон, ставший уже герцогом, ибо отец его пал во время боя; граф Иоанн Артуа, графы Танкарвиль, д’Этамп, де Даммартэн, а также сиры де Жуанвиль и де Партэне, перед которыми поставили серебряные приборы; а за соседними столами, между английскими и гасконскими рыцарями, расселась французская знать, самые могущественные и богатые пленники.
Принц Уэльский делал вид, что привстает с места, самолично угощая короля Франции, и то и дело подливал ему вина.
– Кушайте, дорогой сир, прошу вас. Не жалейте о том, что произошло. Ибо, ежели Бог не выполнил вашего желания, ежели дело худо обернулось для вас, вы завоевали нынче высокую славу храбреца, и высокие ваши деяния превзошли все, что было великого до сей поры. Нет сомнения, что его величество, мой отец, выкажет вам полагающийся по вашему сану почет и договорится с вами на столь разумных условиях, что вы станете добрыми друзьями. Ведь и впрямь каждый здесь отдает должное вашему мужеству, ибо мужеством вы превзошли всех.
Тон беседы был задан. Король Иоанн свободно вздохнул. Сверкая правым ярко-голубым глазом, потому что левый закрывала повязка, обхватывающая низкий его лоб, он отвечал на любезные речи хозяина. Король-рыцарь – вот каким важно было ему показать себя в час поражения. Голоса за соседними столами становились громче. После ожесточенных ударов копий или секир сеньоры двух враждующих лагерей старались превзойти один другого в преувеличенных похвалах.
Вслух обсуждались все перипетии боя. Без устали возносили хвалы отваге юного принца Филиппа, а он, отяжелев от еды, после столь многотрудного дня сонно покачивался на сиденье и уже задремывал.
Тут начали подводить счеты. Кроме знатных вельмож, герцогов, графов и виконтов, коих насчитывалось двадцать, теперь уже можно было с уверенностью сказать, что среди пленников находится более шестидесяти баронов и дворян, имеющих право распускать свое знамя; а простых рыцарей, оруженосцев и пажей, ждущих посвящения в рыцари, и не счесть. Одно верно – взято в плен более двух тысяч человек; точное их количество узнаем лишь завтра…
А погибшие? Надо считать, что столько же. Принц приказал, чтобы тела тех, которых успели подобрать, были бы на рассвете отнесены во францисканский монастырь Пуатье и чтобы во главе несли тела герцога Афинского, герцога Бурбонского, графа-епископа Шалонского, дабы предать их земле со всей подобающей им пышностью и церемониями. Ну и процессия! Никогда еще святая обитель не видела столько знатных людей и никогда еще всего за один только день не собрала столько богатств. Какая удача выпадет на долю францисканцев, служащих мессу, какие дары! И столько же на долю доминиканцев!
Я вам уже говорил; пришлось разобрать неф и крытые внутренние галереи в обоих монастырях, дабы и на верхнем,
