— Почему вы не пьете? Да благословит вас Бог с райским вином!
— Мы пьем редко, — ответил Лату. — Но если пьем, то не спешим.
— Это правильно! — откликнулся Туна.
— К чему расставаться со счастливой жизнью? Что же до меня, то я сыт по горло работой. Я даже устал от семьи и детей. Но больше всего я устал сам от себя. Так что я ни за что не желаю отрывать чашу вина от этих губ!
Один пьяница громко захлопал Туне и восторженно потряс головой:
— Эта корчма стала убежищем для тех, кто лишился надежды, для тех, кто разносит подносы с едой, а сам остается голодным, для тех, кто ткет роскошные одежды, а сам остается голым. Для тех убитых горем и павших духом, кто играет роль шутов на пиршествах владык.
— Послушайте меня, гости из Нубии! — в разговор вступил новый собеседник. — Пьяница счастлив лишь тогда, когда его не держат ноги. Он хочет только одного — забыть обо всем. Вот меня, к примеру, каждый вечер относят в мою лачугу!
Исфинис собрался с духом. Он догадался, что находится среди самых несчастных людей на свете.
— Вы рыбаки? — спросил он.
Туна ответил:
— Мы все рыбаки.
Хозяин корчмы надменно пожал плечами и сказал, не отрываясь от своей работы:
— Кроме меня, господин. Я хозяин корчмы!
Туна грубо расхохотался, затем толстым пальцем указал на короткого, худого, слабого мужчину с широко раскрытыми блестевшими глазами:
— Ради точности скажу, что этот мужчина вор.
Исфинис с любопытством взглянул на этого человека.
Тот почувствовал себя неловко и успокоил его:
— Не волнуйтесь, господин! Я никогда не ворую в этом квартале!
— Он хочет сказать, что в этом квартале нечего красть, — пояснил Туна. — Поэтому он составляет нам компанию, как любой другой, но занимается своим искусством в пригородах Фив, где всюду водятся деньги и всем хорошо живется.
Вор уже изрядно выпил и виновато сказал:
— Я не вор, господин. Я из тех, кого ноги носят повсюду. Меня можно встретить и на востоке, и на западе. И если на моем пути окажется отбившийся от стаи гусь или цыпленок, я отнесу его в безопасное место, обычно в свою лачугу!
— И ты съедаешь его?
— Боже упаси, господин! От хорошей еды у меня возникает пищевое отравление! Я продаю его тому, кто купит.
— Разве ты не боишься стражей порядка?
— Очень боюсь, господин, ибо в этой стране воровать позволено богачам и правителям!
Туна дополнил слова вора:
— В Египте богатые обкрадывают бедных, но бедным запрещено воровать у богачей.
Говоря, Туна все время посматривал на обе чаши, наполненные вином. Он переменил тему разговора и с упреком спросил:
— Почему ваши чаши еще полны? Своей неторопливостью вы сеете смуту в головах пьющих.
Исфинис улыбнулся и дружелюбно сказал:
— Туна, они твои!
У того слюнки потекли. Туна схватил чаши толстыми руками и грозно посматривал на тех, кто сидел вокруг него. Затем он одну за другой опорожнил чаши и довольно вздохнул. Исфинис догадался, что означает грозный взгляд Туны, и заказал всем столько пива и вина, сколько они хотели. Все пили, пели и смеялись, отовсюду раздавались радостные возгласы, разговоры. Невзгоды и бедность оставили след на их лицах, но сейчас они казались счастливыми, смеялись и не думали о завтрашнем дне. Исфинис легко включился в общее веселье, хотя плохое настроение то и дело посещало его. Исфинис и Лату пробыли в корчме уже довольно долго, как вошел мужчина, на вид один из завсегдатаев, поднял руку в знак приветствия и заказал чашу пива.
Не теряя времени, он обратился ко всем:
— Они задержали госпожу Эбану и увели ее в суд.
Большинство завсегдатаев уже опьянели и не обращали на него никакого внимания. Но кто-то спросил:
— На каком основании?
— Говорят, что офицер пастухов, занимающий высокое положение, встретился Эбану на берегу Нила и захотел взять ее в качестве очередной наложницы. Она начала сопротивляться и оттолкнула его.
Раздались гневные крики.
— А что произойдет с ней на суде? — спросил Исфинис.
Мужчина удивленно взглянул на него и ответил:
— Присудят штраф, который ей не выплатить. Она окажется в безвыходном положении. Суд прикажет выпороть ее и бросить в тюрьму.
Исфинис изменился в лице. Он побледнел и обратился к мужчине:
— Вы покажете нам, как найти этот суд?
Туна непослушным языком сказал:
— Вам лучше выпить, ибо тот, кто посмеет защищать эту женщину, прогневает высокого офицера и навлечет на себя наказание, какое трудно представить!
Мужчина, принесший эту весть, спросил:
— Вы иностранец, господин?
Исфинис ответил:
— Да. И я хочу присутствовать на суде.
— Я провожу вас туда, если таково ваше желание.
Когда они вышли из корчмы, Лату наклонился к уху юноши и шепнул:
— Будь осторожен, не вмешивайся ни во что. Не забывай о благородной цели, ради которой мы прибыли сюда.
Исфинис ничего не ответил, повернулся и пошел следом за мужчиной.
Суд был битком набит просителями, судебными приставами и свидетелями. Зал заполнили люди всех сословий. На почетном месте расположились судьи с длинными бородами и белыми лицами. Фигурка Тами, богини правосудия, украшала грудь главного судьи. Вновь пришедшие сели рядом, и Лату шепнул Исфинису:
— Они подражают ритуалу нашей судебной системы.
Оба всматривались в лица тех, кто находился в зале, и убедились, что подавляющее большинство составляют гиксосы. Судьи вызывали обвиняемых, учиняли им короткий допрос и тут же выносили жестокие приговоры. Обнаженные жертвы с медного цвета телами и смуглыми лицами сокрушались по поводу приговоров. Настала очередь госпожи Эбаны, и судебный пристав выкрикнул:
— Госпожа Эбана!
Исфинис и Лату насторожились и увидели женщину, которая размеренным шагом приближалась к помосту. Ее походка говорила о достоинстве и печали, лицо сохранило красоту, несмотря на то что ей было почти сорок лет. За ней шел гиксос в прекрасных одеждах, отвесил почтительный поклон судье и сказал:
— Достопочтенный судья, я доверенное лицо командира Руха, на которого напала эта женщина. Меня зовут Хумм. Я буду представлять командира на этом суде.
Судья согласно кивнул, чем поразил Лату и Исфиниса. Судья задал вопрос:
— В чем твой хозяин обвиняет эту женщину?
Хумм ответил с недовольством и раздражением:
— Мой хозяин говорит, что встретил эту женщину сегодня утром и захотел ввести ее в свой гарем, но она неблагодарно отказалась и нагло отвергла его, что он посчитал оскорблением солдатской чести.
Это заявление вызвало шумное негодование в зале, люди неодобрительно перешептывались. Судья поднял жезл и указал на зал. Наступила тишина. Затем он спросил:
— Женщина, что ты на это скажешь?
Женщина хранила спокойствие, точно неверие в справедливый исход дела избавило ее от ощущения страха. Она спокойно ответила:
— Заявление этого человека ошибочно.
Судья сделал ей гневный выговор:
— Остерегайся произносить слова, которые могут задеть достоинство почтенного истца, ибо тогда твое преступление удвоится в тяжести! Расскажи, что произошло, и оставь решение за нами!
Лицо женщины покраснело от смущения, и она заговорила, не теряя спокойствия:
— Когда я шла в рыбацкий квартал, передо мной остановилась карета. Из нее вышел офицер и, не представившись, велел мне немедленно сесть в нее. Я испугалась и хотела уйти от него, но он схватил меня за руку и заявил, будто оказывает мне честь тем, что введет меня в свой гарем. Я ответила, что отвергаю его предложение, но он рассмеялся мне в лицо и заявил, что женщина обычно выражает согласие, если делает вид, будто возражает.
Судья жестом остановил ее, точно ему неприятно было слушать подробности, которые могут бросить тень на достоинство офицера. Он сказал:
— Отвечай! Ты напала на него или нет?
— Ни в коем случае, ваша честь. Я твердо отказалась от предложения офицера и пыталась вырваться из его рук, однако не оскорбила его ни действием, ни словом. Люди, живущие в том квартале, могут подтвердить мои слова.
— Ты говоришь о рыбаках?
— Да, ваша честь.
— Показания подобных людей не имеют силы в этом священном месте.
Женщина умолкла, ее взгляд говорил о недоумении и смятении. Судья спросил:
— Это все, что ты имеешь сказать?
— Да, ваша честь. И я клянусь, что не причинила ему вреда ни действием, ни словом.
— Тот, кто обвиняет тебя, занимает высокое положение. Он из гвардии фараона, и его слова остаются в силе, пока не доказано обратное.
— Как мне доказать обратное, если суд не желает выслушать показания моих свидетелей?
Судья гневно ответил:
— Рыбаки являются в это место лишь как подозреваемые!
