как странствующий анархистский проповедник преподобный Мосс Гетлин. Толпа — Лью ожидал увидеть лишь горсть бунтарей — была многочисленна, вскоре она выплеснулась на улицу. Безработные мужчины из пригородов, истощенные, немытые, со вздутыми животами, хмурые... студенты колледжа со следами веселого образа жизни... Удивительно много женщин, с отметинами их профессий, шрамы от лезвий для фасовки мяса, плохое зрение от шитья в полусне при мигающем скудном свете, женщины в хиджабах, вязаные шарфы, шляпы с экстравагантными цветами, совсем без шляп, женщины, которые хотят дать отдых ногам после многих часов ношения тяжестей, зарабатывания денег, хождения по проспектам, где нет работы, обид дня...
Там был итальянец с аккордеоном. Компания начала петь, из собственного «Песенника рабочих», хотя в основном без текста, избранные хоралы, в том числе — недавно положенный на музыку Хьюбертом Перри «Иерусалим» Блейка, не без оснований считавшийся великим антикапиталистическим гимном, замаскированным под хоровое произведение, с небольшим изменением в последней строке: «В нашей зеленой и славной стране».
Текст был такой:
На этот горный склон крутой
Ступала ль ангела нога?
И знал ли агнец наш святой
Зеленой Англии луга?
Светил ли сквозь туман и дым
Нам лик господний с вышины?
И был ли здесь Иерусалим
Меж темных фабрик сатаны?
Где верный меч, копье и щит,
Где стрелы молний для меня?
Пусть туча грозная примчит
Мне колесницу из огня.
Мой дух в борьбе несокрушим,
Незримый меч всегда со мной.
Мы возведем Иерусалим
В зеленой Англии родной.
. . . начав в минорной тональности, они перешли в мажор и закончили пиккардийской терцией, которая, если и не разбила сердце Лью, оставила в нем трещину, которая со временем оказалась неисцелимой................................................
Что-то его здесь удивляло, что-то, что можно было бы назвать странным. Нейт Приветт, все остальные сотрудники «Расследований Белого города», не говоря уж о большинстве клиентов Агентства — никто доброго слова не сказал бы о профсоюзах, а тем более — об анархистах любой масти, даже если они их различали. В Агентстве царило общее мнение, что рабочие мужчины и женщины все в той или иной мере воплощают зло, безусловно обмануты, и не вполне американцы, даже не совсем люди. Но здесь был зал, полный американцев, без сомнений, даже рожденных в другой стране — если вы задумывались о том, откуда они приехали и что надеялись здесь найти, они были американцами в своих молитвах, может быть, некоторые из них давно не брились, но было сложно заметить в них соответствие описанию бородатого «красного» с дикими глазами, бросающего бомбы, на самом деле им нужно было хорошо выспаться ночью и съесть несколько сытных обедов — и даже ветеран сыска не отличил бы их от обычных американцев. Но здесь они выражали бунтарские идеи так, как обычные люди могут обсуждать урожай или вчерашний бейсбол. Лью понимал, что это дело не закончится после того, как он выйдет за дверь сегодня ночью, сядет на линию L и поедет на какое-то другое задание.
Это, должно быть, связано с австрийским эрцгерцогом. Опекая особу королевских кровей, начинаешь делать предположения. В эти дни анархисты и главы государств стали природными врагами, следуя этой логике, Лью решил взять в разработку анархистов, когда бы они ни явились в тир повседневной истории. Документы, имеющие отношение к анархистам, регулярно начали появляться на его столе. Он начал бродить вдоль заборов фабрик, вдыхая дым угля, пересекал линии пикетов под одной из тысяч маскировочных личин «Расследований Белого города», выучил несколько славянских языков на достаточном уровне для того, чтобы достоверно выглядеть в дешевых барах, где собирались отчаянные мятежники, потерявшие пальцы ветераны скотобоен, солдаты нерегулярной армии горя, провозвестники, видевшие Америку в мечтах, которые не могли вынести ее надзиратели.
Вскоре вместе с десятками ящичков картотеки, нафаршированными информацией, Лью переехал в собственный офис, на пороге которого начали появляться правительственные чиновники и промышленники, оставлявшие свои шляпы в приемной, чтобы с уважением попросить о консультации, стоимость которой Нейт Приветт определял своим острым глазом по рыночной стоимости шляп. Конечно, в детективной отрасли уже начали ворчать, особенно у Пинкертона, считавшего Американский Анархизм своей собственной копилкой и интересовавшегося, как такие парвеню, как «Расследования Белого города», посмели претендовать на крошки с барского стола. В офисе «Расследований Белого города» тоже раздавался ропот, Недремлющее Око начало переманивать персонал, вскоре ушло больше людей, чем Нейт мог себе позволить потерять. Однажды он вбежал в кабинет Лью, сияя нимбом веселого жулика, словно от лавровишневой воды пять центов за кварту:
— Хорошие новости, агент Баснайт, еще одна ступенька в вашей личной карьерной лестнице! Как вам . . . «Региональный директор», звучит?
Лью поднял взгляд, его лицо было непроницаемо:
— В какой «регион» меня собираются отправить, Нейт?
— Лью, тебе бы всё шутки шутить! Будь серьезен.
Из объяснений Нейта стало ясно, что «Расследования Белого города» решили открыть офис в Денвере, а там больше анархистов на квадратный фут, чем человек в состоянии сосчитать, и кто лучше, чем Лью, раскрутит эту операцию?
Если бы это был не риторический вопрос, Лью начал бы перечислять подходящие кандидатуры коллег практически равного с ним ранга, пока Нейт не нахмурился бы достаточно зримо:
— Окей, шеф, я уловил идею. Вам запрещено вдаваться в подробности?
— Лью, это золотая жила. Самородки можно подбирать с земли. Тебе дарована привилегия — можешь назвать свою цену.
Лью взял панателлу и закурил. После нескольких медленных затяжек:
— Вы когда-нибудь выходили с работы в этом городе, когда солнце еще на небе, но фонари уже зажигаются на больших проспектах и возле Озера, и девушки выходят из контор и офисов, и направляются домой, стейк-хаусы готовятся к вечерней торговле, и стекла витрин сияют, девицы легкого поведения выстраиваются у гостиниц, и…
— Нет, — нетерпеливо посмотрел на него Нейт, — нечасто. Я слишком допоздна задерживаюсь на работе для этого.
Лью выпустил кольцо дыма, в этот раз — немного более
