неделю не ел сардин. Здесь нам дают сыр и хлеб, иногда еще и банан.
Мустафа
Последнее письмо было написано по-английски:
20/01/2016
Дорогой Нури,
я провел день в австрийском военном корпусе у немецкой границы, где нас проверили и сняли отпечатки пальцев, затем отправили в немецкий хостел в горах. Зима здесь очень холодная – повсюду лежит снег, а старый дом чуть ли не достает до облаков. Я вспоминаю о горах Антиливан, об отце, деде и тех днях, которые я проводил с ними на пасеках, изучая пчел. Однако те горы были полны света, с них открывался вид на море. Эти же – белые и безмолвные. Непонятно, где они заканчиваются, а где начинаются.
Собираюсь добраться до Франции. Один из охранников позволил отправить письмо с его телефона, он печатает вместо меня. Я уже написал жене, которая все еще ждет меня и молится обо мне. Я тоже молюсь о ней и о вас с Афрой. От тебя нет вестей, но я не стану гадать.
Твой дорогой друг,
Мустафа
Некоторое время я сидел и размышлял, что могло произойти с ним после Германии. Сейчас только начался февраль. Добрался ли Мустафа до Франции? Жив ли он? Я вспомнил первый раз, когда приехал на пасеку в горах. Да, там правда было много света, а внизу сверкала вода. Кузен устроил мне экскурсию; тогда ему еще не исполнилось тридцати, мне же было восемнадцать. Он ходил в шортах и сланцах, совершенно не боясь пчел.
– Разве тебе не страшно? – спросил я, вздрагивая от каждого дуновения ветра.
– Я их понимаю, – ответил он. – Знаю, когда они по-настоящему злятся.
– Откуда?
– Они выделяют феромоны, пахнущие, как бананы.
– Бананы?
Мустафа радостно кивнул:
– Другие пчелы тоже это чувствуют и нападают.
– Но что ты будешь делать, если они и впрямь разозлятся?
– Буду стоять предельно тихо и не шевелиться. Притворюсь деревом.
Он замер, как гигантская статуя, прикрывая глаза руками и улыбаясь. Я сделал так же: неподвижно встал, затаил дыхание, пока пчелы сотнями летали вокруг, словно опутывая меня невидимой паутиной. Ни одна из них на меня не села.
– Видишь, – прошептал Мустафа. – Нужно просто расслабиться и слиться с природой. Тогда все будет хорошо.
1/02/2016
Мой дорогой Мустафа,
ты отправил прошлое письмо в январе, после этого сообщений не было, и мне хочется узнать, добрался ли ты до Франции. Больше всего я желаю услышать, что ты в Англии с женой и дочерью. Я вспоминал первый раз, когда приехал на пасеку в горах. В голове словно оживают картинки. Мы были так молоды. Если бы мы только знали, что уготовила нам судьба. Но даже знай мы, что бы изменили? Мы боялись бы жить, быть свободными и строить планы. Жаль, я не могу вернуться в то время, снова стоять в окружении пчел и каждую секунду учиться тому, что они мне не враги.
Сейчас я в Стамбуле. Мы с Афрой живем в квартире проводника с двадцатью другими людьми. Мы ждем, когда сможем уехать в Грецию, но ветер слишком сильный. Здесь есть маленький мальчик, примерно того же возраста, что и Сами. Он один, и я не знаю, что случилось с его семьей. Боюсь даже подумать. Мне он доверяет, я присматриваю за ним.
Знаю, что впереди меня ждет долгий путь. Иногда кажется, что я больше не выдержу, но я мечтаю встретиться с вами в Англии. Только это заставляет меня двигаться вперед. У меня есть деньги и паспорт. Мне повезло, ведь у некоторых не осталось ничего. Буду ждать твоего ответа.
Нури
Когда я тем вечером вернулся в квартиру проводника, то отдал Мухаммеду найденные вещицы: жевательную резинку, мятные конфеты, перочинный ножик, ручку, кольцо от брелока, клеевой карандаш и дорожную карту.
Больше всего Мухаммеду понравилась карта: он раскладывал ее на полу и водил пальцем по дорожным линиям и горам. В горшках, стоявших на балконе, он нашел камешки и ручкой нарисовал на них рожицы. Сделал целую семью камней и разложил по карте, воображая, будто они путешествуют: отец, мать, бабушка, брат и две сестры. Той ночью он уснул прямо на полу, я поднял его, перекинул через плечо и отнес в спальню, где аккуратно уложил на одеяло. Мухаммед даже не шевельнулся, затерявшись в своих снах.
– Скоро нам в путь, – сказал я Элиасу на следующий вечер.
Он стоял на балконе, напоминая прекрасную античную статую. Открыл новую пачку сигарет, сунул одну в рот и зажег, вглядываясь в деревья. Элиас теперь больше ел и работал, обрастая мышцами, стала видна его природная физическая сила.
– Проводник говорит – еще два дня, – добавил я.
Элиас обдумал мои слова, бросил окурок и закурил снова.
– Я не хочу уезжать. Останусь здесь.
– Разве ты не заплатил проводнику? Где же ты останешься?
– Найду что-нибудь. За меня не беспокойся. Я не хочу ехать дальше, я и так далеко от дома. Хватит.
В глазах его застыла печаль, но улыбка теперь была иной, и лицо осветилось жизнью и внутренней силой. Мы еще долго стояли и молчали, прислушиваясь к шелесту ночного ветра, шуршанию машин, лаю собак.
Проснувшись утром, Афра спрашивает, откуда доносится аромат цветов.
– Может, твои духи, – говорю я.
– Нет, это не розы. Запах слабый, как от цветущего дерева.
Афра тянется к тумбочке, и я вспоминаю про миску с ключами. Жена ведет рукой по поверхности, касаясь миски, потом садится и ставит ее к себе на колени. Склоняется над ней и делает глубокий вдох, погружая внутрь обе руки. Только тогда я понимаю, что в миске нет ключей – там множество белых цветков.
– Ты собрал их для меня? – спрашивает Афра.
– Да.
– Очередной подарок!
Ее глаза полны утреннего сияния.
Но я не хочу видеть ее такой счастливой, сам не знаю почему. Встаю и задергиваю шторы, глядя, как ложатся на ее лицо тени.
– Давно ты не делал мне подарков, – говорит Афра.
Она подносит лепестки к лицу, вдыхает их аромат, и на ее губах появляется легкая улыбка – столь же неуловимая, как и запах цветов.
– Спасибо, – говорит она. – Где ты их нашел?
– Во дворе есть дерево.
– А двор большой?
– Нет, бетонный квадрат, но там растет одно дерево.
– Я думала, ты больше не принесешь мне подарка.
Афра возвращает миску на тумбочку и проверяет, на месте ли стеклянный шарик. Отвожу жену в
