людьми любопытными, итальянцы никогда не уедут так далеко, чтобы не видеть чем кончится дело. Вот и тут, увидев, что дело кончилось вроде как отступлением интервентов, они немедленно присоединились к веселью.
На самом деле, надо отдать им должное — и наемные савойские рыцари и всадники с миланских окрестностей драться умели и трусами не были. Видимо, в битве они не смогли поучаствовать по объективным причинам, но зато во время преследования вполне проявили свои качества. Они не дали отступающим врагам и шанса сплотиться и уйти. Они разорвали построения пехоты и упорно, не считаясь с потерями убили их всех. Они несколько десятков километров вели изнуряющее преследование вражеских всадников и уйти удалось далеко не всем. Даже самого Лодризо, не взирая на сильную и преданную свиту телохранителей, миланцы загнали как волки лося. Методично перебив тех, кто был рядом с ним, самого Лодризо взяли живьем.
Так Лодризо Висконти в один день стал и победителем и проигравшим. А Адзоне Висконти в этой истории, как и во многих других, опять был ни причем.
Битва при Парабьяго если не самой кровавой, то одной из самых ожесточенных битв средневековой Италии. Источники единодушны — армия Лодризо потеряла около половины своего состава, в том числе всю пехоту и обоз, уйти удалось только тем, кто был верхом. Эти потери обычны для потерпевшей поражение армии.
Но и победители, сборная Милана, потеряла около трети своего состава. Я уже подробно останавливался на вопросе потерь средневековых армий, с примерами и доводами, сейчас просто напомню, что потери победившей стороны в эпоху холодного оружия никогда не превышали десяти процентов. Однако данный пример это опровергает. дело в том, что при Парабьяго имело место целая череда крайне ожесточенных схваток, в которых проигравшая сторона обычно была полностью истреблена. И в начале терпели неудачи и несли потери несли в основном миланцы. То, что они смогли перетерпеть такое чудовищно трудное начало, несомненно делает их подвиг по настоящему великим. Такое редко кому удается.
Но это описание, только мое скромное мнение. Сами миланцы объясняют свою чудесную победу намного проще и куда более правдоподобно — чудом.
Когда миланцы уже были почти повергнуты, все изранены и залиты кровью, а вокруг стояли враги с занесенными для последнего удара жуткого вида дрынами, в небе, застланом дыме, вдруг появился разрыв, сквозь который было видно такое синее небо. Луч солнца ударил прямо в горстку оставшихся в живых Миланцев, и прямо с безоблачного неба, по этому столбу света, опустилось божественно белое облако. И как только облако оказалось у самой земли, так из него, словно Нео из лифта, выпрыгнул…
— Санто Амброджо!
Ахнули миланцы, узнав прибывшего. Да, это был Святой Амвросий. И был он на коне. Белом, разумеется. В полном архиепископском облачении прямо поверх доспехов, тоже белом с золотом.
Святой Амвросий выступил вперед и как давай немчур гвоздить со всей силы гнева божьего, весь первый ряд их мозгами забрызгало. Миланцы приободрились и по мере сил стали ему помогать. А их враги, соответсвенно приуныли. А потом и вовсе разбежались.
Так и победили. Если верить официальной версии, конечно.
Как видите, я совсем не зря упоминал Санто Амброджо перечисляя армию Милана.
Хотя по канону святой Амвросий изображается с кнутом в одной руке (чтобы со всей христианской добротой стегать еретиков, пока не раскаются) и булавой в другой (чтобы со всей христианской добротой проламывать им чсереп сразу после, пока не успели нагрешить снова) почему-то на всех картинах и гравюрах посвященных этому историческому событию он всегда только с плеткой-семихвосткой. Ну, не мне судить.
Последствия этой битвы лежали в плоскости скорее экономической, нежели политической — всем заинтересованным сторонам стало ясно, что немцы драться умеют. И стоят недорого, и их много можно нанять. Наемников стали активно приглашать в Италию.
С другой стороны, самим наемникам понравился опыт «Компании святого Георга» — этот своеобразный профсоюз запомнился выжившим как весьма удобное средство давления на заказчика, и хотя сама кампания провалилась, организовываться в «компании» для заключения общего договора, «кондотти», стало общепринятой практикой.
Адзоне вскоре умрет, оставив после себя крепкое и богатое государства с хорошими позициями в политике. У него не было детей мужского пола, поэтому его дяди наследуют Милан.
Джованни, который неизвестно где был во время битвы при Парабьяго, после неё вдруг всерьез заинтересовался паранормальщиной и до конца жизни (не так уж и долго) всерьез занимался делами духовными. Тем более, что и сан обязывал. Про него я упоминал зря, но не упомянуть не мог, он же ведь Висконти.
Фактически, сеньором Милана стал Лукино Висконти. И на этом почетном, но не официальном посту он вполне проявил свои качества, которые обнаружил в битве при Парабьяго, а именно предусмотрительность, организаторские способности и стратегическое планирование. И, главное, удачу.
Забавный закон, который ввел Лукино в Милане (тогда законы были все же больше похожи на традиции, хоть и с флером римского права) и который достаточно долго выполнялся. Верховный судья Милана всегда избирался из заметных людей, но не из Милана. Чтобы этот человек обязательно был никак не связан с кланами и семьями города.
А еще Лукино организовал ополчение в полурегулярную армию, введя постоянные контингенты на границах вокруг миланского контаго — на перевалах альп и в нескольких других стратегически важных местах.
Лодризо Висконти, как никак, был членом семьи, и зарезать его вне битвы было как-то не прилично. Ну ладно один раз, ну два, но если резать родственников на регулярной основе, так можно прослыть человеком не вежливым и невоспитанным. Поэтому, по старой семейной традиции, Лодризо засунули в железную клетку и протащили в ней по улицам Милана. А потом швырнули в каменный мешок узилища в подвале семейной твердыни.
По иронии судьбы, Лодризо переживет всех своих соперников. Через десять лет, после смерти Лукино, его выпустят.
Больше всех потеряли, во всей этой истории, если не считать простых католиков которым все равно нужно страдать для набора репутации с Раем, так это семья делла Скала. Потеряв огромное количество своих войск, вслед за ними, за пару лет, делла Скала потеряют и большую часть своих владений. Фактически, они сохранили только земли, непосредственно прилегающие к их исконному владению, Вероне, где семья делла Скала, как и Висконти, когда-то давно были просто «народными капитанами».
А Этторе да Паниго после Парабьяго наконец стал рыцарем. Ну, не прям так сразу. Через десять лет. И возвели его в рыцарское достоинство не Висконти, хотя у них было право. Это может показаться странным. Почему бы не сделать приятно человеку, который немного помог святому выиграть битву для Висконти? Тем более, что в общем-то отношения у них были хорошие. Этторе да Паниго даже отказался вернуться в Болонью — без него там началась бесконечная резня и его призывали на царство, но он предпочел остаться в Милане. Но, тем не менее, рыцарем он так и не стал.
А через десять лет политические расклады слегка изменились и в рыцарское достоинство Этторе да Паниго посвятила одна из женщин из дома делла Скала. Это Италия, сеньоры.
Буквально пару слов о средневековой картине мира вообще. Многие слышали, что мышление средневекового человека отличалось от современного. Несмотря на то, что мы тут говорим о битвах, увы без такой маленькой детали интерьера, как психология современных им людей, нам не обойтись.
Проблема в том, что мышление средневековых людей было… Средневековое.
Рассказать об этом в двух словах затруднительно, поэтому я сяду на уже оседланную лошадку и перескажу пару ярких эпизодов. Покажу, так сказать, зарисовки с натуры.
В предыдущей главе у нас было был эпизод с призывом имба-юнита, святого из Медиоланума, который всех врагов поубивал. И подчеркиваю, это официальная версия, настолько очевидная, что не требует доказательств. Что само по себе хорошо иллюстрирует мироощущение средневекового человека. Святые в то время были как боги в античности, как звезды кинематографа в прошлом веке и как мемасы сейчас. И даже больше вплетены в культуру и картину мира.
То есть, будь на вашем месте человек из средневековья,
