class="p1">— Выбрать шкоты до места!
«Отчаянный» набирал скорость, разворачиваясь под попутным ветром, чтобы обойти Берри-Хед. Хорнблауэр, пытаясь побороть накатившую на него тоску, перебирал в голове множество не связанных между собой мыслей. Он вспомнил короткий разговор между Корнваллисом и его вестовым. Он был совершенно уверен, что слуга говорил Корнваллису о пакете, приготовленном для передачи на «Отчаянный». Доути совсем не так умен, как думает. Это умозаключение заставило Хорнблауэра слабо улыбнуться. «Отчаянный» рассекал ла-маншские волны. На правом траверзе неясно виднелся Берри-Хед.
Было холодно, невыносимо холодно. Дни стали короткими, а ночи — длинными-предлинными. Вместе с холодами пришли восточные ветры — одно вытекало из другого — и смена тактической обстановки. «Отчаянный» избавился от тревог, связанных с нахождением вблизи подветренного берега, однако неизмеримо возросла ответственность. Теперь ежечасные измерения ветра перестали быть рутиной, представляющей чисто научный интерес. Ветер, дующий с десяти из тридцати двух румбов компаса, позволит даже ленивому французскому флоту выйти через Гуле в Атлантику. В таком случае долг «Отчаянного» — немедленно предупредить Ла-Маншский флот. Если французы осмелеют настолько, что решат драться, Ла-Маншский флот построится в кильватерную колонну, чтобы им противостоять, а если (что более вероятно) французы постараются выскользнуть незамеченными, — перекроет все проходы — Ра, Ируаз, Фур.
Сегодня прилив не кончался до двух часов пополудни. Это было очень неудобно — до этого времени «Отчаянный» не решался подойти к берегу, чтобы нести свой дозор с самого близкого расстояния. Сделать это раньше было рискованно: если ветер вдруг стихнет, судно, брошенное на волю прилива, может вынести под батареи на Пти-Мину и Капуцинах — батарею Тулинге. А еще гибельнее батарей будут рифы — Поллукс и «Девочки».
Чтобы проверить положение корабля, Хорнблауэр вышел на палубу со светом (в тот день, один из самых коротких дней в году, это было не так уж рано). Проуз брал пеленг на Пти-Мину и Гран-Гуэн.
— С Рождеством вас, сэр, — сказал Буш. Чрезвычайно характерно для военной службы, что Буш козырнул, произнося эти слова.
— Спасибо, мистер Буш. И вас также.
Не менее характерно, что Хорнблауэр в точности знал, что сегодня двадцать пятое декабря, и совершенно забыл, что это Рождество; в таблицах приливов церковные праздники не упоминались.
— Есть ли новости от вашей супруги, сэр? — спросил Буш.
— Нет еще, — ответил Хорнблауэр с улыбкой, которая лишь наполовину была вымученной. — Письмо, которое я получил вчера, датировано восемнадцатым, и в нем еще ничего нет.
Письмо от Марии дошло за шесть дней потому лишь, что провиантское судно доставило его с попутным ветром. Это означало также, что ответ доберется до Марии недель за шесть, а за шесть недель — за неделю — все переменится, ребенок родится. Флотский офицер, пишущий письмо жене, равно как и лорды Адмиралтейства, планирующие перемещения флотов, должны внимательно смотреть на флюгер. Мария и повитуха сошлись, что ребенок родится под Новый год. В это время Мария будет читать письма, которые Хорнблауэр написал месяц назад. Он хотел бы, чтобы письма были подушевней, но никакими силами нельзя ни вернуть их, ни изменить, ни дополнить.
Оставалось одно: провести часть утра за сочинением письма, которое восполнило бы, пусть с опозданием, недостатки предыдущих (Хорнблауэр со стыдом вспомнил, что не первый раз принимает такое решение). Это письмо писать было еще труднее — приходилось учитывать все возможные повороты событий. Все возможные повороты событий… Хорнблауэр тревожился сейчас точно так же, как любой будущий отец.
Он промучился с литературными упражнениями почти до одиннадцати часов, ничего толком не написал и, поднимаясь на шканцы, чтобы подвести корабль ближе к берегу, испытывал виноватое облегчение. Хорошо знакомые берега приближались с обеих сторон. Погода была ясная; не искрящееся морозом Рождество, конечно, но тумана почти не было, и Хорнблауэр приказал положить шлюп в дрейф так близко к рифу Поллукс, как мог решиться. Его приказы сопровождал глухой рев пушек Пти-Мину. Заново отстроенная батарея, как обычно, палила с большого расстояния в надежде, что в этот-то раз «Отчаянный» подойдет достаточно близко. Узнали ли они корабль, причинивший им столько вреда? Очень вероятно.
— Утренний салют, сэр, — сказал Буш.
— Да.
Хорнблауэр взял подзорную трубу замерзшими (перчатки не помогали) руками и, как всегда, направил на Гуле. Нередко за ним можно было увидеть что-нибудь интересное. Сегодня интересного было много.
— Четыре новых корабля на якоре, сэр, — сказал Буш.
— Я насчитал пять. Разве это не новый — фрегат на одной линии с колокольней?
— Не думаю, сэр. Он просто поменял стоянку. Я насчитал только четыре новых.
— Вы правы, мистер Буш.
— Реи подняты, сэр. И… сэр, вы не взглянете на марса-реи?
Хорнблауэр уже смотрел.
— Не могу разглядеть точно.
— Я думаю, марсели свернуты вдоль реев.
Парус, свернутый вдоль рея, гораздо тоньше и менее заметен, чем когда его рубашка собрана у мачты, как обычно делают на стоянке.
— Я сам поднимусь на мачту, сэр. А у молодого Формана зоркие глаза. Я возьму его с собой.
— Очень хорошо. Нет, подождите, мистер Буш. Я поднимусь сам. Посмотрите за кораблем, пожалуйста. Но Формана можете мне прислать.
Решение Хорнблауэра самому подняться на мачту свидетельствовало, что новые корабли сильно его заинтересовали. Он знал, что медлителен и неловок, и не любил обнаруживать это перед смелым и проворным подчиненным. И все же что-то в этих кораблях было такое…
Хорнблауэр, тяжело дыша, добрался до топа фор-стеньги. Несколько секунд ушло на то, чтобы отдышаться и поймать корабли в поле зрения подзорной трубы.
Во всяком случае, он согрелся. Форман был уже здесь. Постоянный впередсмотрящий сжался при виде начальства.
Ни Форман, ни впередсмотрящий не могли ничего определенного сказать о марселях, свернутых вдоль реев.
Они считали, что это возможно, но определенно высказаться не решались.
— Вы что-нибудь еще видите необычное в этих кораблях, мистер Форман?
— Ну… нет, сэр. Не могу сказать, сэр.
— Вам не кажется, что у них очень неглубокая осадка?
Два из четырех новых кораблей были двухпалубные шестидесятичетырехпушечные, — вероятно, и нижний ярус орудийных портов располагался выше над водой, чем можно было ожидать. Измерить было невозможно, но Хорнблауэр чувствовал это интуитивно. Что-то не так, хотя Форман, при всем желании угодить, ничего особенного не видел.
Хорнблауэр повел подзорной трубой вдоль якорной стоянки, ища дополнительных сведений. Он видел ряды времянок, в которых жили солдаты. Французские солдаты были знамениты умением о себе позаботиться, построить себе подходящее убежище от ветра и снега. Ясно видны были дымки костров — сегодня они, конечно, готовят себе рождественский обед. Здесь стоял тот самый батальон, который преследовал Хорнблауэра до
