— Но не каждому поможешь.
— Точно. Но кому-т о можно. Хоть немного порадовать.
— Дело, — подмигнул. — Пошел я. До вечера.
Лена обшарила шкаф — в ящиках газеты за май сорок первого, швейный набор, нож столовый, вилка и две чайных ложки. На полках за стеклом пыльная кастрюля и три тарелки. Внизу за дверцами ватное одеяло и галоши размера сорок пятого, а еще примус, паяльник, отвертка, чернильница с высохшими чернилами и старая, грязная майка.
Уже что-то. Чем мыть есть, а вот во что воду налить для генеральной уборки?
Девушка огляделась, под диван заглянула и вытащила пустую катушку из-под ниток. Из тумбочки извлекла корзину под мусор. Увы, в нее воду не нальешь, следовательно пол не вымоешь. Постояла, со скепсисом оглядывая нарытые «сокровища» и решилась к Домне постучать, ведро или таз напрокат попросить.
Стукнула в дверь и отпрянула от резкого окрика в ответ:
— Ну, кого еще несет?!!
Дверь распахнулась и Домна на Лену уставилась:
— А, ты это, — протянула уже спокойно. — Чего, на месте все?
— Не совсем. Ведро у вас попросить хотела, полы вымыть.
— Да бери, — плечами пожала.
Из-за занавески паренек лет восьми вышел. Встал рядом с мамой, серьезно оглядывая незнакомку:
— Вы наша новая соседка, да?
— Да, Лена, — улыбнулась его серьезности и взъерошенным волосам, что вместе ну никак не сходилось.
— А меня Сергей Федорович, — протянул худенькую ручку. Девушка пожала ее с той же степенностью, как мальчик подал.
Домна улыбнулась. По волосам пострела огладила.
— Вдвоем живем, — вздохнув, поведала Лене. — Моего-то в сорок втором убило.
— Мой папа герой, — с гордостью поведал мальчик. — Он был танкистом.
— Герой, — согласилась Лена.
Входная дверь бухнула и в коридор ввалилась девушка в пальто размера на два больше, веснушчатая, с нелепыми косичками, торчащими в разные стороны из-под мужской шапки. Протопала в валенках напрямую к Домне:
— Приветик!
Шапку стянула и мальчику отдала:
— Благодарствую! О! — распахнула полу пальто, выказывая банку солений. — Цельная трехлитровка квашенной капусты! Гуляем, робяты! — обняла Домну и Сергея.
— Приняла что ли уже? — хмуро глянула на нее женщина.
— А чего? У Федотовых в соседнем подъезде свадьба, Риту замуж спихнули. Окрутили молокососа какого-то.
— Это Вера, — кивнула на нее Лене. — Твоя соседка, вторая комната.
— Ага! — наконец обратила на незнакомку внимание девушка, оглядела и… обняла.
Домна хохотнула:
— Шалопутная страсть, но хозяйственная. Цены нашей Верочке нет. Как чего достать или продать, сплетни какие узнать — это ты к ней. Паспортистка она у нас, но будто в справочном бюро работает.
— Ага! — щедро заулыбалась девушка. — А ты где работаешь?
— Пока нигде.
— Это как? — выгнула брови Вера и лицо вытянулось, стало комичным. Лена невольно рассмеялась.
— Чего ржешь? Тунеядка, что ли?
— Отвяжись от нее, из больницы только человек, — одернула ее Домна и от Лены оттащила.
— Аа! Нуу! К нам иди!
— Лучше к нам, — перебила ее Домна. — Я телефонисткой. Две смены в день, две в ночь. Удобно. Зарплата выше, чем на заводе.
— Да я не умею.
— А чего там уметь? Час и научишься, тьфу, дело — то.
— Девочки, у меня предложение, — Вера даже присела от пришедшей ей на ум мысли. — Только тс! Сейчас быро-быро я за самогонкой к тетке одной сбегаю, а вы стол накроете ииии… Новый год! А?!
— Сиди! Хватит тебе бегать. Без самогонки обойдемся.
— Мне полы вымыть надо, — призналась Лена. — Но посидеть не против.
— Посидим, — кивнула Домна. — А ты спать! — прикрикнула на Веру. Та опять присела. И закивала, рожицу скорчив, ладони выставила:
— Слушаюсь и повинуюсь, ага.
Лена рассмеялась и пошла в ванную за водой. Квартира ее больше не настораживала и чужой не казалась. Поняла — скучать не придется.
К вечеру как раз управилась, порядок в комнате навела. Окна не завешанные смущали, но это ничего, обживется понемногу.
В дверь стукнули, Домна голову просунула:
— Ну, чего? Идешь? Давай к нам, как раз новоселье твое справим.
— Сейчас, — банку тушенки из серванта достала. — К столу.
— Ох, ты! Ну ты богайтека!
Банку как произведение искусства взяла, оглядела и к груди прижала:
— Обойдемся на сегодня, не последний день живем, — постановила. — А завтра я вам суп справлю настоящий. Твоя тушенка, Веркина капуста. Дня на три поесть хватит. Ты карточки поди не получила?
— Нет.
— Ну, так и думала. Значит, пару дней и палец сосать будешь. Завтра к управдому двигай, пусть иждивенческие выписывает. Пока на работу устроишься, хватит, если деньги есть, конечно. Кусучие пайковые, что говорить, но все едино не коммерческие. Там вовсе три шкуры дерут.
И втолкнула Лену в соседнюю комнату.
Уютно, — оценила гостья.
Абажур веселый, стол круглый со скатертью. Кровать, правда, детская, но зато с подушкой и плюшевым ковром. Фикус на окошке, занавески. Часики на стене, портрет чей-то и Сталина. Шифоньер.
На постели Сергей лежал, сонно ресницами хлопал. За столом Вера сидела, ложку сосала, поглядывая на яства: капусту квашенную, вареную картошку, бутылку наливки и ржаной хлеб.
— Где шатаетесь? — протянула обиженно. — Мы с Серегой уже языки проглотили!
— Вот, видела?! — выставила банку тушенки ей Домна.
— Ой, мамоньки! Откуда?! — вытянулась лицом девушка.
— От! — на Лену указала женщина и к столу подтолкнула. — Садись давай, не стесняйся. Ничего, протянем девочки! Сережа? Давай к столу сынок.
— Наливки? — взялась за бутылку Вера.
Лена свою кружку отодвинула:
— Не буду, извините.
— Чего так? — уплетая капусту, спросила Домна, и сыну картошки побольше положила на тарелку.
— Боюсь, — призналась Лена. Женщина внимательно ее оглядела и рукой махнула — контуженая. — Ну и верно! Мне Вер наливай. Чуток!
Женщины выпили и все усиленно налегли на пищу.
Мальчик первым наелся, вылез из-за стола:
— Спасибо, — выдал чинно. — Пойду спать.
— Иди, иди сынок. Завтра Дед Мороз тебе чего-нибудь может, принесет.
— Угу, пусть лучше папку вернет, — бросил мальчик через плечо и вышел из комнаты. А Домна вздохнула, еще стопку выпила и щеку кулаком подперла:
— Золотой мужик был. Ох, война подлая, доля бабья худая.
— И мой сгинул, — сложила руки на столе Вера. — Имя у него было — песня — Устьян! Сибиряк. С Тобола мы. Сегодня поженились, завтра его ту-ту, на фронт. Одна ночь была. Не стерпела — за ним двинулась. Здесь маршрут мой закончился, потерялся состав-то. Так и живу, — развела руками, фальшивую улыбку на губы натянув. — Не жена, ни невеста, ни девица, ни вдовица! Однаночка… много таких, — сникла.
— А ты? Девка, мужней была? — спросила Домна у Лены, а та ответить, что не знает. Никаких мужчин, кроме врачей и больных в больнице она не помнила.
— Нет. Не замужем.
— А родители?
— Сирота.
— А в больницу-то как залетела?
— Не помню. С памятью проблемы, доктора руками развели и выписали.
— По голове, что ли получила?
— Да, а как не помню.
— А руки? — прищурила глаз Домна.
Лена ладони повертела, пятна шрамов разглядывая:
— На гвозди налетела. Упала и прямо на них ладонями. Потому на фронт не взяли.
— А чего в эвакуации делала?
— В детском доме воспитателем работала.
Чем больше она говорила, тем больше удивлялась складности само собой получающихся ответов, и тем больше уверялась, что говорит правду.
— Ох, девочки, мужичка бы сейчас. Пусть не обнял, но хоть за столом посидел! — размечталась Вера. — Проредило Россию-матушку, одни бабы остались. Бядааа…
— Новый год, все плохое прочь! — отрезала Домна. Разлила остатки наливки в две кружки. — Давайте выпьем за то, чтобы в наступившем году все сладилось и наладилось. Чтобы живы все были, здоровы и сыты. Остальное и неважно совсем.
Дроздов не один пришел — с девушкой. Красивая, статная, серьезная, только явно не с Сашкой — на Николая все смотрела. А Дроздов за Феклой ухаживал, нервируя Валентину.
Подружки Валины без этого внимания робели — яства на столе смущали, скромные, латанные кофточки, не чета строгому, но элегантному платью гостьи.
Николай почти сразу понял и что их смущает и, что друг задумал. Но с ним он завтра разберется.
— Курите, Зоя? — спросил у девушки, решив для начала ее на кухню увести и дать подругам сестры поесть спокойно.
Девушка умной оказалась, головой покачала, но с Николаем на кухню ушла.
— Саша вас со мной решил познакомить? — спросил без обиняков, закуривая у открытой форточки.
Девушка лишь загадочно улыбнулась и Николай в ответ. Нравилась она ему чем-то, может не многословностью своей, может броской красотой, выразительным лицом, глазами или стройной фигуркой с гордой, почти королевской осанкой.