– И что же предстоит сделать мне? – немного нервничая, спросила я.
– Сегодня ничего, – ответил он. – Но возможно, завтра или послезавтра ты понадобишься моим ученым, чтобы просто налить жидкость из фляги, или помешать что-то в плошке, или же просеять сквозь сито какой-нибудь порошок. Не сложнее, чем хлопоты в молочном сарае у твоей матушки. – И, прочитав в моем взгляде недоумение, он добавил: – Мне нужно всего лишь твое прикосновение. Твое чистое прикосновение.
Один из мужчин, что наблюдали за кипевшей в сосуде жидкостью, которая затем стекала по трубке на охлажденное блюдо, специально помещенное на лед, отставил блюдо в сторону, подошел к нам, вытирая руки о фартук, и поклонился моему мужу.
– А вот и настоящая девственница, как я обещал, – сообщил Бедфорд, указывая на меня, словно я была таким же неодушевленным предметом, как жидкость, кипевшая в сосуде, или тот раскаленный на огне железный брус.
Он назвал меня прозвищем Жанны д’Арк, и я вздрогнула.
– Теперь она в моих руках, настоящая дочь Мелюзины и девственница, до которой никогда не дотрагивался ни один мужчина.
Я протянула руку, собираясь поздороваться с этим человеком, но он вдруг от меня отшатнулся. И, словно смеясь над самим собой, воскликнул:
– Ну, так и я вряд ли осмелюсь до нее дотронуться! Ей-богу, никак не могу! – Демонстративно заложив руку за спину, он низко мне поклонился и, не сводя с меня глаз, произнес: – Добро пожаловать, леди Бедфорд! Ваше присутствие нам давно уже необходимо, так что мы ждали вас с нетерпением и очень надеялись на ваше появление. Ведь вы принесете с собой гармонию, а также – силу луны и воды; ваше прикосновение все на свете сделает чище.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, я поглядывала на своего супруга. А он на этот раз смотрел на меня с нескрываемым горячим одобрением.
– Когда я нашел ее, то сразу понял, кем она может для нас стать, – заявил он. – И что может сделать. Я чувствовал, что у нее получится стать для нас Луной, богиней ночного света и магии. В жилах ее течет вода, а сердце девственно чисто. Кто знает, какие силы скрыты в ее душе, на что она способна?
– А способна ли она разбирать знаки внутри магического кристалла? – с воодушевлением поинтересовался ученый.
– Она уверяет, что никогда не пробовала, но предсказать будущее ей несколько раз удавалось, – ответил мой муж. – Ну что, испытаем ее?
– В библиотеке.
И алхимик первым направился в огромный библиотечный зал, мы последовали за ним. Бедфорд щелкнул пальцами, и двое переводчиков тут же удалились из библиотеки в боковую комнатку. Вудвилл с алхимиком сдернули покрывало, и передо мной возникло самое большое зеркало из всех, какие мне когда-либо доводилось видеть – в прочной раме, абсолютно круглое, оно было сделано из сверкающего серебра и напоминало полную луну.
– Затворите ставни, – распорядился мой муж, – и свечи зажгите.
Он говорил с каким-то странным придыханием, и по его голосу я поняла, что он до крайности возбужден; мне даже страшно стало. Вокруг меня кольцом расставили горящие свечи и велели смотреть в зеркало. Поверхность его была такой блестящей, что я едва различила в ней собственное отражение среди дрожащих, подпрыгивающих язычков пламени.
– Спрашивай ее ты, – обратился мой муж к алхимику. – Клянусь Господом, я чересчур взволнован. У меня даже язык заплетается. Только не слишком ее нагружай, давай просто проверим, есть ли у нее дар.
– Посмотрите в зеркало, – тихо скомандовал мне алхимик. – Просто смотрите и позвольте своим мыслям течь свободно. Мечтайте о чем-либо. – Он выдержал паузу и строго произнес: – Итак, Девственница, что ты там видишь?
«Ну, что еще я могу там видеть, кроме себя самой? Это же очевидно!» – думала я, изучая отражавшуюся в зеркале девушку в бархатном платье, сшитом по самой последней моде, и в двурогом головном уборе на золотистых волосах, заправленных в густую сетку и аккуратно уложенных вдоль моих щек. На ногах у меня были совершенно очаровательные туфельки из синей кожи. Я еще никогда не видела себя в зеркале в полный рост и даже чуточку приподняла подол платья, любуясь своими синенькими туфельками. Алхимик негромко суховато кашлянул, словно напоминая мне, что следует опасаться тщеславия.
– Загляните глубже, герцогиня. Что вы там видите?
Повсюду вокруг меня ярко горели свечи – так ярко, что затмевали и цвет моего платья, и цвет моих блестящих синих туфель; в этом ярком свете даже полки с книгами у меня за спиной были словно окутаны темным туманом.
– Посмотрите глубже, в самые глубины зеркала, герцогиня, и рассказывайте нам, что вы там видите, – снова тихим голосом, но весьма настойчиво потребовал алхимик. – Ну, рассказывайте же, леди Бедфорд, что вы там видите?
Свет поистине ошеломлял, он был слишком ярок, чтобы я могла хоть что-то разобрать; уже и мое собственное лицо расплывалось в свете сотен свечей. А затем вдруг появилась она; совершенно ясно я увидела тот самый день, когда мы лениво болтали на берегу крепостного рва с водой, и она была еще жива и весело смеялась, пока не вытащила карту с «Повешенным» в таком же синем, как мои туфельки, костюме…
– Жанна, – тихо и печально промолвила я; мое сердце разрывалось от горя, – о, Жанна! Девственница!
Я хотела поскорее вернуться в реальную действительность, но упала в обморок и очнулась от хлопков – это алхимик поспешно тушил свечи. Судя по всему, некоторые свечи свалились на пол, когда я потеряла сознание. Вудвилл, оруженосец моего мужа, обнимал меня за плечи и поддерживал мою голову, а сам Бедфорд брызгал мне в лицо холодной водой.
– Что ты видела? – тут же обратился он ко мне, как только я открыла глаза.
– Не знаю.
По какой-то причине я вдруг испытала острый приступ страха – точно предупреждение. Мне хотелось скрыть правду, не упоминать даже имя Жанны в присутствии того человека, который велел сжечь ее заживо.
– Что она сказала? До того, как упала в обморок? – вопрошал мой муж, гневно сверкая глазами на оруженосца и алхимика. – Она ведь что-то сказала! Я сам слышал. Что она сказала?
– Вроде слово «девственница»… – неуверенно пробормотал алхимик. – По-моему, так.
Теперь они оба уставились на Вудвилла.
– Она сказала: «Дело сделано», – легко солгал он.
– О чем же шла речь? – Герцог посмотрел на меня. – Что ты имела в виду? Объясни, что ты имела в виду, Жакетта?
– Может, университет, который вы, ваша милость, намерены открыть в Кане? – вмешался Вудвилл. – По-моему, она сначала произнесла «Кан», а потом – «дело сделано».
– Это верно, я же видела университет! – поспешила я ухватиться за эту идею. – Он был уже достроен и очень красив. Вот я и сказала: «Дело сделано».
Бедфорд улыбнулся, он был явно польщен.
– Ну что ж, это доброе видение! – похвалил он и с воодушевлением прибавил: – Замечательное предвидение нашего благополучного и счастливого будущего. Приятно это слышать. Но лучше всего то, что мы убедились: она способна на многое! – Он протянул руку, помог мне подняться на ноги и, победоносно улыбаясь, повернулся к алхимику: – Значит, завтра я снова приведу ее – после мессы, когда ее пост наконец закончится. И, пожалуйста, в следующий раз принесите для нее удобное кресло, чтобы она могла спокойно сесть, и заранее здесь все приберите. Посмотрим, что еще она сможет нам поведать. Но она ведь действительно способна заглянуть в будущее, не так ли?
– Несомненно, – подтвердил алхимик. – И я, конечно же, все подготовлю.
Он поклонился и ушел в дальнюю комнату, а Вудвилл затушил и собрал остальные свечи. Сам герцог тем временем снова накрыл зеркало покрывалом. Я же, чувствуя себя совершенно обессиленной, на мгновение прислонилась к арочному проходу между рядами книжных полок. Заметив это, мой муж скомандовал:
– Стой там.
Я послушно встала ровно в центре арки, а он внимательно наблюдал, как я исполняю его приказание. Я неподвижно застыла в арке, как в раме, и все пыталась понять, чего он от меня теперь хочет. А он все не сводил с меня глаз, словно я превратилась в картину, или в гобелен, или еще в какой-то неодушевленный предмет, который нужно то ли огранить, то ли перевести на другой язык, то ли просто закинуть на полку. Прищурившись, он изучал меня, точно смотрел в конец парковой аллеи или на статую, которую намеревался приобрести.
– Как я рад, что женился на тебе! – наконец воскликнул он, и в голосе его не было ни капли любви – только удовлетворение человека, который добавил некий экспонат к своей блестящей коллекции, причем купил его по весьма сходной цене. – Чего бы мне это ни стоило в отношениях с Бургундией или с кем бы то ни было, я все равно очень рад, что женился на тебе. Ты – мое сокровище!
Я нервно взглянула на Ричарда Вудвилла: слышал ли он, как его хозяин оценивает свое «новое приобретение»? Но Вудвилл сделал вид, что поглощен уборкой комнаты и абсолютно глух и нем.
