– Держись, старина, – бормотал он, чувствуя, как муки Глессинга разрывают ему душу.
Тесс, всхлипнув, пришла в себя. Она поднялась на ноги. Ветер кружил по комнате бумаги, флажки, пыль, почти ослепляя ее. Потом ее взгляд очистился, и она закричала.
Кулум в панике обернулся и увидел ее безумный взгляд, прикованный к оторванной руке Глессинга.
– Помоги мне! Разыщи каминные клещи! – заорал он во всю силу легких.
Она затрясла головой, отшатнулась в истерике, и в следующий миг приступ рвоты перегнул ее буквально пополам.
– Найди эти растреклятые клещи! – в бешенстве проревел Кулум, руки его горели огнем. – Потом пусть тебя рвет, потом!
Тесс заставила себя выпрямиться, потрясенная злобой, звучавшей в его голосе, и принялась искать клещи.
– Ради Бога, скорее!
Наконец она нашла их и, словно в кошмарном сне, протянула Кулуму.
Он взял ими пылающий уголь и прижал его к культе. Глессинг вскрикнул и потерял сознание. Вонь от горелого мяса была невыносима. Кулум боролся с тошнотой, пока вся культя не была тщательно обработана.
Потом он отвернул голову в сторону, и его вырвало.
Брок отвернулся от барометра. Корабль вибрировал всем корпусом, стонали бимсы и шпангоуты.
– 28,2 дюйма, Лиза! Он никогда еще не падал так низко!
Лиза обняла Лиллибет и попыталась справиться со своим страхом.
– Интересно, где сейчас Тесс. О Господи, защити ее!
– Да, – сказал Брок.
Вдруг бревна пронзительно завизжали, и корабль лег на бок, но потом выпрямился.
– Я иду на палубу!
– Останься здесь! Ради Бога, милый, побереги… – Она замолчала, потому что он уже вышел.
– Когда это закончится, мама? – плача, спросила Лиллибет.
– Теперь уже в любую минуту, милая.
Брок осторожно высунул голову с подветренной стороны трапа, ведущего на ют, и посмотрел на мачты. Они изогнулись, как прутья. Раздался чудовищный треск, и он увидел, как грот-стень-штаг переломился.
– Эй, на вахте! – прокричал Брок вниз. – Вахта левого борта – наверх!
Большой Ветер с ревом налетел с севера, лопнул один фал, другой, третий, грот-мачта надломилась у самого основания, врезалась в бизань, и обе мачты с реями и такелажем рухнули на палубу, в щепки разнеся трап на ют. «Белая ведьма» опасно накренилась.
Брок выбрался из-под обломков и набросился на перепуганную команду:
– Все наверх, мерзавцы! Если хотите жить! Рубите такелаж! Мачты в море, или нам конец!
Он выгнал команду на палубу и, держась одной рукой, лихорадочно рубанул топором по грота-гардели, борясь со свирепым ветром, полуслепой от дождя, заливавшего ему лицо.
Он вспомнил другой тайфун, который стоил ему глаза, и помолился про себя, чтобы его единственный глаз остался цел, чтобы Тесс была в безопасности и чтобы Лиза и Лиллибет не сгинули в пучине.
Строительные леса нового города уже давно были разрушены. Большой Ветер устремился на берег, разметав то, что оставалось от армейских палаток, и превратив доки в руины. Он смахнул с лица земли винные лавки, пабы и притоны рядом с доками и покорежил заведение миссис Фортерингилл, в клочья разорвав картины и завалив Аристотеля Квэнса обломками. Потом он проложил прямую как стрела просеку меж лачуг Тайпиншаня, уничтожив сотню семей, и забросил обломки домов на грудь Пика в миле от города.
Глубоко под землей на склоне холма, где располагался Тайпиншань, в подвале, который он построил тайком от всех, скорчившись, сидел Гордон Чэнь и поздравлял себя с такой предусмотрительностью. Стены подвала были выложены камнями, так что убежище получилось надежным. И хотя он знал, что дома над его головой больше нет, он радостно напоминал себе, что все его ценности здесь с ним, а новый дом построить нетрудно. Его взгляд скользнул по стопкам конторских книг, купчих на землю, долговых обязательств, непогашенных векселей и закладных, по сундукам с серебром, шкатулкам с нефритами, штукам дорогих шелков и бочонкам самого лучшего вина. И остановился на его наложнице, Драгоценном Цветке. Она удобно устроилась под одеялом из легчайшего пуха на кровати, поставленной у одной из стен. Он выпил еще одну крохотную чашечку чая и забрался в постель рядом с ней.
Ты очень умный парень, сказал он себе.
Ветер и дождь стучались в северную стену фактории Струана в Счастливой Долине. Время от времени ее атаковал один Ветер Дьявола. Но, если не считать коротких содроганий и ужасающего шума, здание стояло твердо.
Струан подносил спичку к сигаре. Сидеть внутри дома и ничего не делать было невыносимо.
– Ты слишком много-много куришь! – прокричала Мэй-мэй.
– Курение успокаивает нервы.
– Грязная привычка. Вонючая.
Он ничего не ответил, лишь опять посмотрел на барометр.
– Зачем ты смотришь на него каждые десять минут?
– Он показывает, где сейчас шторм. Когда он перестанет падать, центр будет над нами. Потом он начнет подниматься. Я так думаю.
– Я не очень с удовольствием счастлива, что мы здесь, тайпан. В Макао было бы гораздо лучше.
– Я так не думаю.
– Что?
– Я так не думаю!
– О! Сегодня нам опять придется спать здесь? – спросила она, устав от крика. – Я бы не хотела, чтобы ты, или Иньси, или даже это черепашье дерьмо А Сам заболели лихорадкой.
– Думаю, нам это не грозит.
– Что?
– Нам это не грозит! – Он посмотрел на часы.
Они показывали двадцать минут третьего. Но, выглянув в щель в ставне, Струан ничего не увидел. Только какое-то неясное движение во тьме и горизонтальные прочерки дождя на оконном стекле. Он порадовался, что они находятся с подветренной стороны. Эта часть здания выходила на восток, запад и юг и была защищена от неистовства урагана. И Струан благодарил судьбу, что они на берегу. Ни один корабль не в состоянии выдержать такое, говорил он себе. Ни одна гавань мира не сможет долго защищать флот от такого проявления Божьего гнева. Готов поспорить, что Макао сейчас получает свое сполна. Там спрятаться негде. Бьюсь об заклад, половина кораблей в гавани пошли ко дну, и десять тысяч джонок и сампанов разбросаны на пятьсот миль по всему побережью. Да. А тот корабль, что мы послали в Перу? Я уверен, тайфун зацепил его и он пропал, и отец Себастьян вместе с ним.
– Пойду проведаю остальных.
– Не уходи надолго, тайпан.
Он прошел по коридору, проверяя запоры на ставнях. Потом миновал лестничную площадку, рассеянно поправил картину Квэнса на стене и вошел в апартаменты Робба.
Горацио сидел, полускрытый тенью, в бамбуковом кресле, в котором когда-то давно сидела Сара, и в неверном, мерцающем свете фонарей Струану на мгновение показалось, что это и есть Сара.
– Привет, Горацио. Где Монсей?
Горацио посмотрел на Струана, его глаза были пусты.
– Я нашел А Тат, – сказал он чужим голосом.
– Я не слышу, парень. Здесь нужно кричать.
– А Тат. О да, я нашел ее.
– Что?
Горацио разразился сатанинским смехом, словно не замечая Струана:
– У Мэри был выкидыш. Она грязная шлюха, подстилка для вонючих язычников, и была ею много лет.
– Чепуха. Все это чушь, дружище. Не верь этому, – сказал Струан.
– Я нашел А Тат и плетью выбил из нее правду. Мэри – дьявольская шлюха, которая спит с китайцами, и она носила в своем чреве ублюдка-полукровку. А Тат дала ей яд, чтобы убить его. – Снова взвизгивающий хохот. – Но я поймал А Тат и бил ее до тех пор, пока она не сказала мне всей правды. Она была сводней Мэри. Мэри продавалась язычникам за деньги. – Его взгляд опять остановился на крошечном язычке пламени внутри фонаря. – Глессинг никогда не женится на китайской шлюхе. Поэтому она снова станет моей. Моей целиком. Я прощу ее, если она приползет на коленях и будет просить, умолять.
– Горацио, Горацио!
– Она вся будет моей. Как когда мы были маленькими. Она снова будет моей, только моей. Я прощу ее.
Чудовищный шквал потряс здание. Потом – еще один, и еще, и дом задрожал, словно очутился среди десяти тысяч яростных вихрей. Струан услышал, как с треском распахнулись ставни и задребезжали стекла. Он сорвался с места и бросился по коридору в свои комнаты. Мэй-мэй и Иньси прижались друг к другу на постели, дрожа от страха, А Сам стонала, пораженная ужасом. Струан бросился к кровати и сжал Мэй-мэй в объятиях. Вой, рев, свист разбушевавшейся стихии нарастали, не зная предела.
И вдруг шторм разом стих, словно провалился куда-то. Наступила тишина.
Сквозь щели в ставнях в комнату стал просачиваться свет, с каждой секундой становясь все ярче.
– Что случилось? – в поглотившей все звуки тишине голос Мэй-мэй казался голосом из другого мира.
Струан опустил Мэй-мэй на постель и подошел к окну. Он приник глазом к одной из щелей, потом осторожно открыл окно и распахнул ставни. В комнату ворвался сухой, горячий воздух, заставив его поморщиться. Не веря своим глазам, он смотрел на гавань.
