Но кино пошло не по сценарию. 25 мая Ушаков отправлен был отвезти деньги из Военной коллегии в сундуки к генералу Волконскому. Тут бы ему с этими бабками и затаиться, но он поплыл на своей любимой шлюпке по назначению. И хоть был он — Ушаков, а утонул. Мирович решил воевать в одиночку.
20 июня 1764 года Екатерина с помпой убыла в Прибалтику. В планах поездки числилась инспекция стройки века — портового комплекса Рогервик, на который было угроблено страшное количество денег и несметное число рабских душ. Поговаривали также о тайном замысле Екатерины венчаться с Григорием Орловым где-нибудь в Риге. Балтийское рыцарство всюду встречало царицу бравыми речами по-немецки. Екатерина отвечала исключительно по-русски. Свой родной язык она как бы успела забыть. Тогда тевтоны перешли на латынь: «Matri Patriae incomparabili», — написали они на растяжках и триумфальных воротах в Ревеле.
Пока «несравненная мать отечества» упивалась почестями и вздыхала о расстройстве флотского дела, Васька Мирович не отставал от изменного плана. Находясь в недельном карауле в Шлюссельбурге, он 5 июля, в два часа ночи поднял «во фрунт» свою команду и приказал заряжать ружья боевыми пулями. Комендант крепости Бередников, которого Василий не догадался с вечера напоить, проснулся от лязга шомполов, выскочил во двор и стал качать права: во фрунт ставить команду полагалось только по его приказу. Мирович тут же врубил ему прикладом по черепу и закричал солдатам, что сей злодей томит в крепости истинного государя Ивана Антоновича. Так солдаты впервые узнали о содержимом охраняемого объекта и прониклись величием момента. Коменданта посадили в кутузку и продержали до 5 утра, причем держали в прямом смысле — за одежду.
Тут выяснилось, что Мирович не вполне контролирует ситуацию. По охраняемой территории он был главный, но каземат с принцем сторожила отдельная команда капитана Власьева и поручика Чекина. Поэтому два захода освободителей окончились безуспешной перестрелкой. Тогда Мирович притащил к каземату 6-фунтовую пушку. Осажденные сдались. Власьев и Чекин были выведены «к фрунту», но следом за ними вынесли «мертвое тело безымянного колодника». Это стража выполнила все инструкции и приколола Ивана, а Василий Мирович остался в дураках. Он объявил о своей единоличной вине, велел барабанщику бить утреннюю зарю и, как ни в чем не бывало, начал утренний обход вверенной территории. Тут уж комендант закричал из кутузки, чтобы изменника схватили, что и было исполнено.
У Мировича обнаружился полный набор манифестов, присяг и повелений нового императора. Так что, первые бумаги в дело были готовы. Следствие закончили за месяц — с 25 июля по 25 августа без пыток. Страстотерпцы из Синода, правда, советовали Мировича пытать, но были укоряемы сенаторами. Тогда попы обиделись и смертный приговор подписывать отказались. Им как пастырям душ живых сие было неуместно. Казнь устроили на Петербургском острове у Обжорного рынка. Народ заполнил все крыши и ближайший мост. Ждали показательного действа и материнской милости. Но когда палач не в шутку охнул топором и поднял над эшафотом бледную, кровавую голову, отвыкший от казней народ так содрогнулся всей толпой, так колыхнулся на мосту, что проломил перила...
А вы как хотели, братцы? Теперь у нас снова — Императрица, опять — Империя! Так что привыкайте обратно!
Престол укрепился, и Екатерина занялась устройством гражданского правления. Ей приходилось тратить немало усилий, чтобы настроить Сенат на общественную пользу. Это и понятно, если вспомнить, что прием всех челобитных сосредоточил в своих руках один-единственный сенатор, — знаете в каком чине? — «генерал-рекетмейстер»!
Екатерина с первых своих шагов поймала золотую середину. Она не кидалась в драку, не лила кровь ради тоста, но и не зарывалась в мелочах. Она с немецкой скупостью и рациональностью взвешивала каждое свое решение, соизмеряла необходимые усилия и ожидаемый результат. Она не впадала в истерику по поводу тех или иных неувязок и нарушений, она внимательно рассматривала «регламент», систему мешающих причин, поводов к воровству, мотивов неисполнительности. В лице Екатерины коса русской бесшабашности нашла на камень немецких правительственных принципов. Вот ведь, Россия, — в который раз доказывала, что править ею может только чужак, варяг, немец, неотравленный ковыльной пыльцой.
Я воздержусь от перечисления больших и малых мудрых решений царицы. Вы о них можете прочитать во многих книгах. Отмечу только, что большая их часть буква в букву повторяла указы Петра, изданные после европейских гастролей «преобразователя». Только обнаруживалось это позже, — некто сановный припоминал аналогичный указ. Оказывалось, указ-то был, да исполнять его никто не собирался, не смотря на кровавый гнев Императора. И Екатерина думала, что раз делается худо, значит и указов не было. И издавала свои. Но теперь женские указы доводились до исполнения методично. Видно, страшноватый немецкий акцент государыни действовал надежнее истеричного вопля русского Петрушки.
В Малороссии упразднили гетманство, украинских вельмож уравняли в правах с русскими, казаков постепенно превратили в помещичьих крестьян, с раскольниками обходились милостивыми уговорами, торговлю поощряли, обучение за границей планировали и оплачивали осмысленно, корабли строили соразмерно военным и торговым задачам. Чиновникам установили пенсии по старости и по болезни, а то, оказывается, они и взятки-то брали, чтобы скопить денежку на черный день. Ротация штатов была бешеная, коррупция поутихла, жалованье офицерам установили человеческое, так что баловать стало глупо. Новые земли раздавали бесплатно, образование сделали тоже бесплатным (для неимущих), даже девчонок стали учить! — «для смягчения нравов посредством образованных женщин».
Нет, друзья, нужно бы нам и впредь приглашать в начальники, президенты, вожди, атаманы граждан объединенной Германии. Желательно — дам.
А воевать? Можно и воевать. Или маневрировать войсками с четко поставленной политической целью.
Цель эта наметилась в Польше. Там опять освободился трон. У Екатерины был свой кандидат в короли — граф Станислав Понятовский. В недавние годы сей кавалер обретался при дворе Екатерины и будто бы устраивал в ее спальне охоту на Амура. Небось гонял этого летучего пацана мухобойкой. Или иным инструментом. Мимолетные эти занятия закрепления не имели, сплетня о тайном браке Екатерины и Станислава подтверждения не получила, напротив, царица старалась задвинуть Понятовского подальше, но чести оказать побольше. Поэтому весной 1764 года отряд генерала Хомутова, охранявший русские склады в Пруссии двинулся к Варшаве. В Польше шла маленькая гражданская война с рубкой на заседаниях Сейма, стычками конных отрядов от различных фракций и партий. Наши ввязались в это дело успешно. 27 июля Понятовский был официально объявлен протеже Екатерины. Под него срочно принимались избирательные законы, типа — «королем может быть только поляк по отцу и матери, католик», и фамилия его должна быть ... ПОНЯТно какая?
В 10 дней с 16 по 26 августа 1764 года на «тихом» избирательном Сейме Понятовский был единогласно (!) избран королем. Польша не помнила такого чуда. Европа сразу сочинила байку, что Екатерина готовится сдать русский трон малолетнему Павлу Петровичу, рассекретить брак с польским королем и перебраться в Варшаву и в католичество. Как бы не так! Екатерина спалила на взятки избирателям и благоустройство нового короля почти 200.000 золотых червонцев. В благодарность получила сундук трюфелей и донесение, что Понятовский — неблагодарная свинья — чуть ли не на утро после выборов уже заискивает перед самым злым противником России — французским двором. Ну, и православных стали гонять по всей Польше, как собак.
Екатерина все делала правильно, но не могла в одночасье перевоспитать закоренелый народ, почти тысячу лет развращаемый, истребляемый и приучаемый к воровству. В Москве, Питере еще можно было добиться внешнего благообразия, даже настроить как-то правительственный аппарат, но работать этому аппарату все равно приходилось на наличном топливе и сырье. Нравы оставались неизменными.
Архимандрит Пермского монастыря Иуст сожительствовал с келейником за деньги, — потратил на удовольствия 10000 руб., густо раздавал взятки, распилил зачем-то образ Спасителя, топтал его ногами, еретически служил службу «на четырех просвирах», отбирал у церквей колокола, ободрал с икон золотые оклады и на вырученные деньги справил себе дорогую шапку и карету за 500 рублей, порол монахов до крови прямо в церкви, и тд., и т.п.
На Дону вконец заворовавшийся атаман Ефремов поставил ярмарочным старшиной в одну из станиц есаула Волошенинова, о котором имел сенатскую грамоту, чтоб этого «знатного вора» к материальным ценностям не подпускать. К держателю базара явились два типа с Украины, честно представились работниками «легкой руки», и он сначала разрешил им воровать на ярмарке, а когда их ловили, отбирал у толпы и отпускал. Потом шайка договорилась запалить ярмарку и под дымок разворовать казачьи товары. Доля Волошенинова с учетом отстежки наверх была определена в 50%. Награбили на 127000 рублей.
