Хомрад сказал довольно:
- Вот растет будущий господин.
Гендальф посоветовал:
- Пора в руках держать не палку, а меч, будущий пожиратель жизней.
Рюрик все это воспринял со всей серьезностью. Разогнав подобным образом человечков, он отправился спать и спал крепко.
Мальчишка больше всего любил слушать про обитель богов Асгард и часто спрашивал Хомрада и старого Свейна, видели ли они на земле город, подобный такому, о котором заливался Отмонд. Те отвечали, что встречали много городов, но, видно, ни одному из них не сравниться с Асгардом, если, конечно, верить всему тому, о чем Отмонд так треплется. Рюрик тогда поклялся, что построит город не хуже, чем у Одина, а уж домов и палат в нем будет столько, что вместят они тысячи воинов. Старики совершенно серьезно отвечали — подобная затея под силу только великому конунгу. И уж если он, Рюрик, собирается им стать, то, пожалуй, это будет ему по плечу.
Рюрик все никак не мог успокоиться. Вдоволь намечтавшись, спрашивал ко всему прочему, видели ли старики Одина и других асов. Одина Свейн и Хомрад не встречали, но случались и с ними всякие приключения и странные вещи — об этом старые люди вспоминали охотно. Не раз на их глазах от молота, во время дождя посылаемого Тором, загорались то сараи, то деревья, а однажды загорелся корабль. И еще рассказывали они Рюрику о том, как крутит драконы Ран[11] и как море мгновенно может превратиться в кипящий котел, да такой, что в нем вполне можно увидеть и великого пожирателя людей и Драконов — змея Ёрмунганда. Добавляли старики еще много всякой всячины о великанах и змеях — Рюрик слушал, поджав губы, не выдавая волнения, высоко подняв голову, как полагается воину. И не содрогался даже тогда, когда от всех этих былей и небылиц вздрагивали женщины, которые тут же начинали прислушиваться к ветру, скрипам и шорохам.
Что касается матери его, Астрид, то она не одобряла все эти россказни, но терпимо относилась к Отмонду, хотя и бросала на него сердитые взгляды, когда тот особенно расходился и отвлекал от дела ее работниц. Рюрик же, наслушавшись всего, пожелал иметь такой же молот, какой имеет Тор. Кузнец Свард, потехи ради, выковал будущему господину фьорда небольшой молот — с ним Рюрик отправился за порог и попытался испробовать в деле. Работники, бывшие в доме, вновь едва сдерживались, чтобы не рассмеяться, и выглянули за маленьким ярлом. Гендальф, которого забавила серьезность Рюрика, был с ними. Кузнец Свард, пришедший к Астрид по делам, оставался в доме и беседовал с женой Олафа.
Увидав пролетающую сойку, Рюрик метнул молот — надо сказать, довольно далеко — но молот, конечно же, и не думал возвращаться. И тогда работники, а среди них Зигфаст Овчина, Торейр Плешивый, Гейдмунд, которого все звали Вертопрахом, потому что уж больно он любил молоденьких девушек, да и с замужними женщинами не прочь был путаться, не могли удержаться от смеха. Но сын Олафа взглянул на них с такой яростью да так ногой притопнул, что все невольно замолчали. Рюрик вернулся в дом и, едва сдерживая бешенство, задал вопрос кузнецу:
- Отчего молот не прилетел ко мне обратно, Свард? Не я ли просил тебя сделать его точно таким, как у самого Тора? Не ты ли мне поклялся, что исполнишь пожелание?..
Говорил он как взрослый, и Свард невольно был вынужден оторваться от разговора. Кузнец ответил отпрыску Олафа совершенно серьезно:
- Со своей стороны сделал я все, что нужно, и даже уподобился самому Синдри[12], но вот Отмонд подкачал со своими заклятиями. Кстати, благородный, ты не подходил к нему с просьбой немного поколдовать над моей работой?
Свард позволял себе так открыто подшучивать и над Отмондом, потому что кузнец был не из робкого десятка. Нужно добавить, что славился он как замечательный мастер, ярл Олаф ценил его, и Астрид относилась к нему с большим уважением.
А еще кузнец Свард, усмехнувшись в свою большую бороду, добавил:
- Раз ты, благородный, сам не позаботился о волшебстве молота, с меня и взять тогда, видно, нечего…
Рюрик задохнулся от гнева — с тех пор на долгие годы Свард сделался злейшим его врагом. Правда, кузнец до поры до времени не придавал этому значения, пока чуть было не поплатился жизнью за свое легкомыслие. Но это случилось намного позже, а тогда
Свард, приглядевшись к мальчишке, сказал Астрид:
— Рюрик весьма не прост, и, видно, не только отец, но и дед и прадед проглядывают в нем. Ярость его — это ярость воина.
Рюрик же бросился после такой отповеди прочь из дома и, разыскав молот в снегу, забросил его. Работники теперь и не думали над ним смеяться. Гендальф, томившийся в ту зиму рядом с Астрид, после случая с Мельониром, сложил о Рюрике почтительную вису[13]. Были в ней слова:
Чую: будущий Пожиратель Жизней
Гордо понесет подставку для шлема.
В Буране Лезвий Великаншей Битв
Откроет немало Врат Крови
Страж Золотого Прибоя.
Маленький Рюрик принял ее благосклонно и неожиданно ответил своей:
Долго ли Соколу Драконов Моря
Подобно Ивам Золотых Обручий
Чистить горло в Бьеорк–фьорде?
Он намекал на то, что не пристало настоящему воину сидеть сиднем вместе с женщинами. Гендальф этим восхитился и поклялся, что не от всякого взрослого можно услышать вот такую, сразу же сочиненную вису. И сказал с уважением, что, видно, из Рюрика вырастет большой скальд. Отмонд, бывший при этом, также восхитился и принялся восхвалять Астрид как мать будущего скальда.
Астрид тогда сказала Отмонду и Гендальфу:
- Олафу нужен воин, а не сочинитель вис!
Гендальф почтительно возразил:
— Город создаст только тот, кто складывает удачные висы. Маленький ярл не раз спрашивал, можно ли возвести Асгард на земле, и, видно, не терпится ему сравняться в этом с Великанами.
Астрид сердито отвечала:
- Пусть города строят греки — им они важнее.
Между тем Гендальф тоже много поведал будущему господину о Мидгарде. Кроме всякой всячины, узнал Рюрик о Гебридских островах и об острове Барка, а также о путях в Шотландию и Ирландию, где сам Гендальф вместе с отцом Рюрика, Олафом, бывали неоднократно. Жил Гендальф какое–то время и в Упланде[14], где правил конунг Хальвдан Черный. Рассказывал он, что далеко на западе за морем есть Исланд — весьма богатый птичьими базарами и рыбой остров, частенько на его берега выбрасывает китов, и там неплохо живется другим норвегам, которые туда перебрались. Рюрик знал все это от Хомрада и других викингов, но тем не менее слушал и запоминал. Гендальф бывал у свеев и финнов и рассказал о земле, которая находится восточнее великого озера Нево[15]. Есть на ней город Ладога, где издавна живут вместе варяги, угры, финны, славы, а также многие норвеги и свеи, бежавшие туда по разным причинам из Скандии. Все они, сделавшись единым племенем, которое называют еще русью, оседлали пути на юг и поставили свои города до Ильменя. Ту землю называют еще Гардарики[16], и там, если Рюрик так интересуется городами, есть на что посмотреть. Что касается тех русов, утверждал Гендальф, то они отличаются столь независимым и свирепым нравом, что не признают ни конунгов, ни ярлов, и постоянно враждуют между собой, и никогда не в силах примириться. А если бы примирились, то стали бы великим народом. Эти русы не прочь пограбить купцов, проходящих по их рекам, и часто к тому же нанимаются к грекам, свеям и датчанам, а иногда воюют с ними, когда хотят и их пограбить. Озеро Нево их собственное. Это из них был великий викинг Свейн. Воспитывалась в том гнезде и бабка великого викинга Ангантира, также известная своими морскими походами.
Гендальф рассказал, что именно с русской земли пришел в Скандию первый конунг и бог Один и с ним многие асы. Один правил там первым Асгардом, который сам, еще без хитрости, построил в Мидгарде перед тем, как прийти сюда и подняться с Бьеорк–горы в само небо на вершину Иггдрассиля. Рюрик слушал и мотал себе на ус. А память у него была такая, что впоследствии все поражались, как только мог он сохранить множество всяких историй в своей голове. Так что он с детства был непрост, этот сынок Олафа Удачливого.
Весной ярл привез большую добычу. В Бьеорк–фьорд пришли все пятнадцать его драконов, хотя многие из них во время того похода сильно пострадали, — у многих была течь и борта расщеплены ударами топоров и секир. Из похода не вернулись Сигурд Прекраснолазый, Эсмиральд и Сванельд Костедробитель, а с ними еще десять воинов — кто погиб, кто умер от болезней и ран. Добычи же оказалось столь много и дружина была так довольна, что те, кто остались, очень завидовали вернувшимся. Привезли рабынь — Олаф намеревался их с выгодой продать — а также вино, до которого все здешние мужчины были большими охотниками. Бонды[17] не сомневались, что Олаф закатит настоящее пиршество.
