В общем, Бартоломи искренне считал, что Господу лучше бы сделать королем его хозяина, Жиля де Ре барона де Лаваля, чем этого вечно сонного дофина Карла, названного собственной матерью незаконнорожденным. Но Господь не советовался с Бартоломи, потому оставалось лишь молча сокрушаться…
Имя барона ничего не говорило ни Катарине, ни Жанне, они были слишком далеки от королевского двора. А вот сам Жиль де Ре их попросту потряс. Когда за неждаными гостями закрылась дверь, хозяйка примчалась в комнату девушки и с порога замотала головой:
– Уж не знаю, что и сказать! Такой весь важный и… страшный…
Жанна сидела бледная как полотно, Катарина обеспокоенно заглянула ей в лицо:
– Что ты?
– Точно в преисподнюю заглянула, – прошептала девушка.
– Господь с тобой! Господь!
Губы Жанны шептали молитву.
– Надо завтра твоего рыцаря Бертрана этого спросить, может, он чего скажет?
Девушка только кивнула.
Заснуть Жанна не смогла до самого рассвета. Стоило закрыть глаза, перед мысленным взором вставало красивое лицо странного посетителя. Жиль де Ре… Знать бы еще, кто это. Вел себя так, словно он хозяин Шинона и вообще жизни. Что-то говорил о долгах дофина, которые тот не торопится вернуть. Ему, что ли? Неужели дофин что-то должен? Жанне в голову не могло прийти, что Карл мог кому-то задолжать. Разве он не самый богатый человек во Франции? Разве не ему принадлежит все в стране?
Но довольно быстро мысли вернулись к самому Жилю де Ре. Его лицо вызывало двойственное чувство: красивое, мужественное и умное, оно почему-то пугало, словно внутри у барона пряталось нечто такое… Не испытание ли это ей? Девушка тщетно пыталась прислушаться в надежде, что Голоса подскажут, как быть. Оставалось думать самой.
И все же ей надоело бояться, Жанна твердо верила, что Господь ее не оставит, она ведь не делала ничего плохого… Кроме разве ухода из дома против воли родителей. Это было ее грехом и ее болью, а потому через некоторое время мысли вернулись к Домреми и родным. Почти до рассвета девушка вспоминала свой дом и детство, когда все было таким простым и понятным, а если что не так, можно спросить у матери.
Огонь подбирался к ногам… языки пламени все ближе… еще немного, и оно коснется ступней… захватит рубашку… а за ней и все тело… Губы раскрылись в крике: «Иисусе!!!»
Закричав, Изабелла села на постели, в ужасе оглядываясь. Муж тоже вскинулся:
– Снова тот сон?
Женщина кивнула, тяжело дыша, ее лоб покрыла испарина, по спине тек холодный пот. Этот страшный сон снился уже который год, причем в одну и ту же ночь – 30 мая. Изабелла Роме не видела лица горящей девушки, даже не слышала ее крика, просто знала, что именно та кричит, а еще точно знала, что это ее дочь Жаннетта! Бедняжка никому, кроме мужа, не пересказывала сон, даже на исповеди молчала, хотя и понимала, что это грех. Но как сказать, что пусть и во сне ее дочь предают огню, как еретичку?!
– Почему Жаннетта? – горестно прошептали губы Изабеллы. – Она хорошая девочка и добрая прихожанка.
– Ага, – согласился Жак Д’Арк, – только уж больно строптива. Если что себе вобьет в голову, то разве огнем и вытравишь.
У Изабеллы перехватило дыхание. Жак невольно произнес самое страшное. Неужели их девочка станет еретичкой?! Нет, Изабелла и раньше старалась, чтобы дети росли добрыми христианами, а теперь, когда Жаннетта подросла, станет следить за ней пуще прежнего!
– Береги дочь, – вздохнул Жак, видно, понявший мысли жены. – И не потакай ее глупостям.
Изабелла кивнула, да только как это сделать, если Жаннетта упряма, как их ослик?
Муж словно перекладывал на нее ответственность за дочь. Это верно, матери должны отвечать за дочерей больше, чем отцы. Для себя Изабелла решила, что будет держать Жаннетту при себе до самого замужества неотлучно, а там как Господь даст.
И снова Жак прочел мысли супруги:
– Пусть лучше не ходит в поле, а будет при тебе весь день. Так спокойней. И в кого она? – проворчал мужчина, отворачиваясь к стене и устраиваясь поудобней.
А Изабелла до самого рассвета так и не сомкнула глаз, сердце тревожно ныло, словно предчувствуя беду, хотя оснований для нее не было никаких, старшая из дочерей росла доброй и послушной девочкой.
Мать не рассказала отцу о Голосах, которые вдруг стала слышать их дочь. Это пугало больше всего, мало ли что за Голоса и что они подскажут… Тяжело вздохнув, Изабелла решила обязательно посоветоваться со священником.
У Д’Арков хорошие дети – трое сыновей и две дочери. Только старший из сыновей – Жак – все время недужил, остальные – Пьер, Жан, Жаннетта и Катрин – здоровые, веселые, трудолюбивые, они прилежные прихожане. Почему же в тяжком предчувствии томилось сердце матери? Почему каждый год после рождения Жаннетты в предпоследнюю ночь мая ей снился один и тот же страшный сон?
А все потому, что спокойная жизнь во Франции давно закончилась, мало кто такую и помнил. Не одно десятилетие шла война с англичанами и их сторонниками – бургундцами. Это была странная война. И не только тем, что длилась с незапамятных времен, она больше похожа на разбойничью – невесть откуда взявшиеся и чьи отряды появлялись из леса, нападали, разоряя и унося все, что могли, и исчезали. Кому жаловаться и у кого просить защиты?
Франция разделена, частью ее завладели англичане, а прежняя королева Изабелла и безумный король Карл VI подписали с англичанами и бургундцами мир в Труа, по которому от самой Франции осталось совсем немного. Не подчинился их сын дофин Карл, но что он мог, если собственная мать вдруг объявила, что ее сын незаконнорожденный?!
Домреми далековато от Парижа, причем та часть села, где жила семья Жака и Изабеллы Д’Арк, принадлежала королю, на другом берегу большого ручья земли сеньора. Но король далеко, а сеньору и дела нет до множества бандитов, разоряющих округу. Оставалось просить милости у Господа, что они и делали.
Господь был милостив, и пока Домреми большие беды не задевали, хотя жить, каждую минуту ожидая нападения и разора, очень тяжело. И новости, которые приносили путники, проходящие через Домреми, редко бывали хорошими…
С утра дождь только накрапывал, зато ближе к вечеру припустил не на шутку. В такую погоду путникам особенно тяжело…
Он был молод и недурен собой, но не внешняя пригожесть привлекла внимание девочек. Непогода заставила человека, спешившего в Вокулёр, задержаться в Домреми и попросить крова в ближайшем доме. Это вполне обычное для Домреми дело, село стояло на большой дороге, и многие ночевали в его гостеприимных домах, в качестве платы за крышу над головой и ужин рассказывая обо всем, что происходит за пределами их округи.
Уже очень много лет новости были не слишком радостными. Одну деревню разорили, другую… Англичане захватывали замок за замком, город за городом, не отставали и союзные с ними бургундцы. Домреми на самой окраине Франции, на границе Шампани и Лотарингии, но и здесь задавались вопросом: «Что же будет?»
Когда дождь загнал всех под крыши, Манжетта примчалась к подружке, укрываясь от потоков с неба куском рогожи, и взволнованно зашептала:
– Пойдем прясть к нам! У нас сегодня будет ночевать какой-то мессир, небось, многое расскажет!
Жаннетта закивала, всегда интересно послушать того, кто не один день мерил шагами землю. Подхватив свою прялку и побольше кудели, чтобы хватило на целый вечер, она поспешила в дом к Манжетте. И вот теперь девочки сидели в сторонке, ловко работая пальчиками и впитывая каждое слово рассказчика. А послушать было что…
– А что король? – в ответ на вопрос хозяина дома пожал плечами гость, потягивая кисловатое вино из простой кружки, поданной хозяйкой. – У нас, считай, и нет короля. Дофина Карла собственная мать отвергла, назвав незаконнорожденным. Не признавать же королем английского мальчишку?! Или Филиппа Бургундского!
– Говорят, он красивый… – робко подала голос хозяйка.
Гость приподнял брови:
– Кто? Если вы о Филиппе Бургундском, то да, красив и очень невоздержан. Иначе не заработал бы дурную болезнь. Про английского короля ничего не могу сказать, не знаю. А наш… Дофин Карл не блещет красотой и решительностью. Но хуже всего то, что в него со всех сторон впились десятки желающих поживиться!
– Кто?!
– Собственные придворные. Тянут и тянут из дофина деньги. Он скоро станет самым бедным при собственном дворе.
– Так что же, он их прогнать не может?
– Говорю же: нерешительный. А с чего быть решительным, если с самого детства на тебя все напасти и собственная мать предала?
Жаннетта горячо зашептала на ухо подружке:
– Как мне жалко бедного дофина!
Та закивала головой, ей тоже очень жаль. Но обсудить тяжелое положение дофина Карла не получилось, слишком интересной была беседа взрослых за стаканчиком вина.
– Так что же, Франции пропадать, что ли? Со всех сторон наседают…
