Коричневая плесень завелась и под крышей посольства. Новый советник Мейер вовсю заигрывает с Герингом, готовя за спиной Додда почву для двусторонних переговоров. Судя по всему, наци ожидают крупных уступок с американской стороны.
— Чертовски холодно! — поежился, подойдя, Эрик Фиппс.
— Почему англичане любой разговор обязательно начинают с погоды? — пошутил Додд.— Но вы правы, продирает насквозь. Терпеть не могу эти ужины на лужайке. Вы останетесь?
— Едва ли... Мне вообще начинает казаться, что пора собираться в дорогу.
— Вы это серьезно, сэр Эрик?
— Вполне. С моим складом ума все труднее становится приспосабливаться к климатическим перепадам. Откровенно говоря, после назначения Риббентропа я и сам готов рекомендовать моему правительству сделать ответный жест. Здесь нужен более покладистый человек.
— Могу лишь сожалеть,— Додд беспомощно похлопал себя по карманам, ища очки: на эстраде появились актеры в камзолах и робах восемнадцатого века.— Мне будет вас очень недоставать, сэр Эрик... Если, конечно, я задержусь долее вас,— ответил он откровенностью на откровенность.
— Даже так? — Фиппс деликатно отвел глаза.— Пока вы отсутствовали, тут возникли кое-какие домыслы...
— Я в курсе,— кивнул Додд. Слухи о скорой его отставке распространял, с подачи Мейера, Геринг.— В принципе не исключено, хотя ни президент, ни госсекретарь ничего мне об этом не говорили. Нацисты меня едва терпят, что не может не отражаться на настроениях американцев.
— Демократия постоянно пасует перед диктатурой. Мы ведем себя, как кролики, загипнотизированные удавом. Куда нас вынесет, мистер Додд, на какой берег?.. Я очень доверяю вашему историческому чутью.
— Откровенно говоря, я ощущаю себя такой же щепкой, влекомой течением. Понимание истории — это одно, а чутье... Чутье — субстанция тонкая, неуловимая. Признаюсь, что я не предвидел столь бурного развития испанских событий, хотя и предсказывал возможность установления германо-итальянского контроля над Европой. В конечном счете отказ от согласованных англо-французских действий против агрессии в Абиссинии обрек европейские демократии на гибель.
— Целиком и полностью с вами согласен. Испанская трагедия — прямое следствие совершенной ошибки. Гитлер и Муссолини, не опасаясь санкций, снабжают оружием военную 'хунту. За это, надо думать, они получат испанские колониальные владения. В недалеком будущем нам будет противостоять коалиция уже из трех диктаторов.
— Простите, сэр Эрик, но это не более чем констатация свершившегося факта. Истинная перспектива рисуется в более мрачных тонах. Я далек от критики вашего правительства, но, рассуждая как историк, смею сказать: Англия проявила поразительное бессилие, за которое вынуждена будет заплатить непомерную цену. Недаром говорят, что скупой платит дважды. Баланс сил постоянно сдвигается в пользу тоталитарных режимов. Во Франции сейчас такие раздоры, что установление диктатуры представляется неизбежным. Мы со своим изоляционизмом совершили непростительную ошибку. Штаты неизбежно окажутся втянутыми в новую войну, но на условиях куда более худших, чем сейчас, а завтра — тем более. Группа неразумного меньшинства в сенате нисколько не поумнела. Как видите, уроки истории никому не идут впрок... С кем это так любезничает Геббельс?
— Юнгер... Воин-эстет, бард, проложивший бряцанием лиры путь стальным колоннам... Фашизм и розы! Чем это хуже, чем фашизм и меч? Фашизм и спорт?
— Что ж, это их время. Габриэле Д'Аннунцио, Монферлан... В России, мне рассказывали, чуть не каждый второй писатель в гимнастерке и галифе... Никогда еще сама идея демократии не выглядела столь беспомощно-жалко... Похоже, близится конец света, сэр Эрик?
— Мир либо переболеет злокачественным поветрием, либо погибнет. Хуже всего то, что клиническое течение черно-красной лихорадки протекает двояко. Отвращение к нацизму толкает наших интеллектуалов в объятия Сталина, страх перед большевизмом — в фашистскую паутину.
— Идея Интернационала все же ближе европейскому идеалу, чем почва и кровь?
— Погодите и вы увидите, во что выльется этот эксперимент. Слишком много общих черт у величайшего вождя всех времен и гения всех времен и народов. Тотальная организация неизбежно приведет Сталина к национальной автаркии. Национализм динамичен. Он переливает миф в энергию.
— Созидания или разрушения?.. В том-то и суть, что национализм и интеллект — это два антипода. С одной стороны, сила и рост, с другой — иссушающий скепсис, но именно он создал все то, чем гордится человечество.
— Мысли о будущем угнетают меня. Ощущая полнейшее бессилие хоть что-нибудь изменить, чувствуешь себя таким жалким.— Фиппс простился и незаметно покинул прием.
Дамы и кавалеры в париках оттанцевали свое. Лучи прожекторов осветили затянутое облачной пеленой небо. Знаменитый летчик Удет принялся выписывать фигуры высшего пилотажа.
— Боюсь, что ко мне вернется прошлогодняя простуда,— пожаловался жене посол Додд.
— Сходи за пальто и шляпой,— посоветовала Мэтти.— Или совсем уедем?
— Четверть одиннадцатого,— он защелкнул крышку карманных часов.— Из Олимпийских игр Гитлер делает себе грандиозную рекламу. Сэр Эрик прав: фашизм и пулемет, фашизм и футбол, фашизм и цветы... Ты обратила внимание, дорогая, на того господина, что стоял с Геббельсом?.. Это знаменитый романист Юнгер. Пишет ритмизованной прозой, вроде Аннунцио... Даже названия у них схожи: «Мраморные скалы», «Девы скал». Красивенькая дешевка. Я только сейчас обратил внимание... И этот сексуальный культ родины: невеста, жена... С рыцарским идеалом его роднит разве что фразеология, набор заезженных метафор. На деле же — звериная похоть и пьяный садизм.
Троцкистско-зиновьевский центр ставил главной своей задачей убийство руководителей ВКП(б) и в первую очередь убийство Сталина и Кирова. Через членов центра И. Н. Смирнова и Мрачковского центр был связан с Троцким... „
Протокол допроса Г. Зиновьева
от 23—25 июля 1936 г.
...Единственным средством, с помощью которого мы можем надеяться на приход к власти, является организация совершения террористических актов против руководителей ВКП(б), в первую очередь против Сталина . Протокол допроса Л. Каменева
от 23—24 июля 1936 г.
С целью ведения в Советском Союзе троцкистской контрреволюционной работы и организации террористических актов над Сталиным я нелегально приехал в СССР.
Я не решился без специальных указаний Седова идти на это и сообщил условным письмом Седову в Париж, что есть возможность наладить связь с крупной немецкой организацией крайне правого направления (речь идет о ГЕСТАПО...).
Протоколы допросов В. Ольберга от 13 февраля и 9 мая 1936 г.
В середине 1934 года Дрейцер Е. мне докладывал, что им подготовлялось одновременно убийство Ворошилова, для чего должен был быть подготовлен Шмидт Дмитрий, бывший в армии на должности командира и не бывший на подозрении в партии.
Протокол допроса С. Мрачковского
от 19—20 июля 1936 г.
Следователь А. Я. Радзивиловский — секретарю ЦК ВКП(б)Н. И. Ежову: «Исключительно тяжелая работа в течение трех недель над Дрейцером и Пикелем привела к тому, что они начали давать показания».
Содержание письма Троцкого было коротко... «Дорогой друг! Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие задачи:
первая — убрать Сталина и Ворошилова,
вторая — развернуть работу по организации ячеек в армии,
третья — в случае войны использовать всякие неудачи и замешательства для захвата руководства».
Протокол допроса Е. Дрейцера
от 23 июля 1936 г.
Валентин Павлович Ольберг — следователю: «После Вашего последнего допроса... меня охватил отчего-то ужасный, мучительный страх смерти. Сегодня я уже несколько спокойнее. Я, кажется, могу оговорить себя и сделать все, чтобы положить конец мукам. Но я не в силах возвести на самого себя поклеп и сказать заведомую ложь, г. е. что я троцкист, эмиссар Троцкого и т. д. Я приехал в Союз по собственной инициативе, теперь — в тюрьме уже — я понял, что это было сумасшествие, преступление. Горько раскаиваюсь в нем. «Я сделал несчастными не только себя, но и жену мою, брата».
