Пресвитер и княгиня покинули светёлку и направились на мужскую половину терема.
Князь Святослав Ольгович мучился от старой раны, полученной в битве с половцами[8] несколько лет тому назад. От сильных болей и бессонных ночей князь похудел и осунулся. От этого ещё больше обозначились его широкие скулы и крутой лоб, глаза горели лихорадочным блеском.
— Хочу причаститься, отче, — прошептал больной, едва Варсонофий предстал перед ним. — Чаю, недолго уж мне осталось мучиться.
— Полно, свет мой, — выглянула княгиня из-за плеча инока. — Ещё оклемаешься, Бог милостив! Зачем раньше времени панихиду по себе петь!
— Оставь нас, Манефа, — слабым, но непреклонным голосом попросил князь.
Княгиня вышла из спальни, поджав губы.
Исповедавшись, князь стал расспрашивать Варсонофия о своих младших сыновьях; старший сын его Олег, от первой жены, княжил в Курске.
Варсонофий поведал князю всё без утайки:
— Не стану ходить вокруг да около, княже. Проку большого от учения книжного ни для Игоря, ни для Всеволода нету. Поелику Всеволод ещё юн и несмышлён. Игорь же более стремится верхом на коне скакать либо стрелять из лука по воронам. Да и задирист княжич Игорь, не по годам задирист!
Святослав понимающе покивал головой.
— Хочу просить тебя, княже, вот о чём. — В голосе Варсонофия прозвучали вкрадчивые нотки. — Сын воеводы Бренка Вышеслав в грамоте и Священном Писании дюже силён. Этот отрок далеко пойдёт, коли его вовремя на верный путь наставить. Хорошо бы отправить Вышеслава в Киев продолжить учение у тамошних монахов-книжников.
— Сам-то Вышеслав согласен ехать учиться в Киев? — поинтересовался Святослав.
— Согласен, — уверенно ответил Варсонофий. — Я уже толковал с ним об этом.
— Ну коли так, пущай едет. Вели-ка, отче, позвать сюда воеводу Бренка. Хочу поговорить с ним, чтоб не препятствовал отъезду сына. Он-то желает из Вышеслава дружинника вырастить.
Святослав вздохнул и закрыл глаза... Возвращавшийся к своим воспитанникам Варсонофий ещё за дверью услышал голос Игоря:
— Слабак этот Авель, вот Каин и убил его. И поделом ему! Вместо того чтобы Богу молиться, лучше бы Авель научился драться на кулаках да ножи кидать. Глядишь, и уцелел бы!
Пресвитер невольно задержался на месте, желая послушать рассуждения учеников.
— Как ты не поймёшь, Игорь, что это притча, — ответил Вышеслав. — Любая притча основана на домысле. Может быть, ни Авеля, ни Каина и в помине не было, а понадобились эти два брата составителю Ветхого Завета[9], чтобы показать всевидение Господа нашего.
— Господь Вседержитель тоже хорош! — презрительно отозвался Игорь. — Коли дано ему предвидеть мысли и поступки людей, так следует предотвращать ело и карать злодеев до свершения ими преступления, а не после того, как пролилась кровь. Если Господь справедлив, то почто он не спас Авеля, ведь тот не на словах почитал его. Вот и выходит, Вышеслав, что на Бога надейся, а сам не плошай!
Варсонофий раздражённо толкнул дверь и вступил в светлицу[10].
Воспитанники, сидевшие кто на столе, кто на стуле, мигом уселись как подобает и уткнулись в книгу. Они принялись подталкивать друг друга локтями и спорить шёпотом, кому следует читать и откуда. При этом Всеволод давился от смеха, видя, как Игорь изображает на своём лице испуг, передразнивая робкого Вышеслава.
— Я вижу, чтение вас не шибко занимает, чада мои, — недовольно промолвил Варсонофий, занимая своё место за кафедрой. — Зато нравится всуе поминать Господа и непотребно судить о деяниях Отца Небесного!
Ученики притихли.
— Запомните главное, чада мои, — с суровой торжественностью промолвил Варсонофий. — Бог создал сей мир и первого человека. И всё, что нас окружает, есть творение Господа. Но в мире, созданном Богом, есть не только добро, но и вселенское зло, исходящее от падшего ангела Сатанаила. С этим-то вселенским злом и ведёт борьбу наш Вседержитель, борясь за души всех людей, верящих в Христа. Вот в чём истинное величие и предназначение Небесного Отца, а не в том, чтоб карать грешников. Для этого существует ад.
Варсонофий помолчал и уже совсем другим, обычным голосом сообщил:
— Для Вышеслава мои занятия окончены, ибо князь наш надумал отправить его в Киев набираться знаний и мудрости.
Ученики, все трое, вскинули головы. Затем двое из них уставились на Вышеслава, который ошарашенно хлопал глазами.
— Ступайте, чада мои, — сказал Варсонофий. — На сегодня ученье закончено.
...Кони бодро ступали по пыльной дороге. Игорь и Вышеслав ехали бок о бок. Под Игорем был саврасый жеребец, под Вышеславом белая кобылица.
Отроки находились в хвосте конного отряда, который был послан князем Святославом с арабскими купцами, проезжавшими с товарами через Чернигов в Киев. За конным отрядом тянулись гружёные возы, не спеша переставляли длинными ногами верблюды, навьюченные поклажей.
— Неужели тебе и вправду не хочется побывать в Киеве? — Вышеслав искоса взглянул на Игоря.
— Киев поглядеть хочется, — ответил Игорь, — но томиться там за монастырскими стенами — благодарю покорно!
— В монастырях собрана вся мудрость мира, если хочешь знать, — пылко заявил Вышеслав. — Как подумаешь, сколь вокруг неизведанного, книг непрочитанных, даже страшно делается.
— Вот тут оно у меня, ученье книжное! — Игорь похлопал себя по затылку. — От Варсонофия бы поскорее отделаться, а ты мне про «неизведанное» да «непрочитанное» твердишь. Кабы я это неизведанное своими руками потрогал, это другое дело. А узнавать о диковинном из чужих уст иль из книг — сие не по мне.
— Чтобы всё диковинное своими глазами увидеть — жизни не хватит, — серьёзно произнёс Вышеслав и поглядел на уходящую вдаль дорогу, тянувшуюся по холмистым лугам и перелескам.
— Да, коротка человеческая жизнь, посему нужно гнаться за славой, а не за знаниями, — с вызовом проговорил Игорь.
На его лобастом загорелом лице отражались решительность и дерзость, кои так пугали инока Варсонофия, проповедовавшего смирение.
Вышеслав, не отличавшийся смелостью, втайне завидовал этим чертам характера Игоря.
Когда замаячили с западной стороны лесистые Волдинские горы, на гривастом вороном скакуне подъехал отец Вышеслава, воевода Бренк.
— Ну, отроки, прощайтесь, — сказал воевода. — Тебе, Игорь, пора возвращаться домой.
Сам воевода и его люди ехали с Вышеславом до самого Киева.
Мальчики обнялись, не слезая с коней, и обменялись нательными крестами.
Затем Вышеслав продолжил путь вдоль реки Десны, а Игорь поскакал обратно — к Чернигову.
Въехав в городские ворота, Игорь узнал от стражей, что скончался его отец.
Стояло лето 1164 года от Рождества Христова.
Глава вторая
НОВГОРОД-СЕВЕРСКИЙ
Княгиня Манефа была женщиной властной, прямолинейной в речах и поступках. Покуда холодеющее тело её супруга обряжали в погребальный наряд, она собрала в тереме черниговских бояр. Пришёл на зов княгини и епископ[11] Антоний.
Манефа объявила собравшимся, что намерена скрывать смерть мужа до тех пор, пока в Чернигов не вступит её пасынок Олег с дружиной.
— Я уже послала гонцов в Курск, — сказала Манефа. — Стол черниговский должен моим детям достаться, а не племянникам моего мужа, кои всегда были жадны до чужого.
У почившего в бозе супруга Манефы был старший брат — Всеволод Ольгович, до самой своей смерти сидевший на столе киевском. У Всеволода Ольговича остались двое сыновей, старший из которых, Святослав Всеволодович, по древнему обычаю, как старший в роде, должен был наследовать черниговское княжение.
Один из бояр черниговских мягко напомнил об этом Манефе.
— Обычай сей за последние времена много раз нарушался, — резко возразила княгиня. — Потомки Мономаха[12] не токмо племянников, но и дядей обделяли, добиваясь Киева. Вот и пасынок мой Олег сядет в Чернигове по отцову завещанию, а до старинных установлений мне дела нет.
— Коли сядет Олег в Чернигове, на него двоюродные братья ополчатся. Не совладать Олегу с ними, ибо дружина у него невелика, а родные братья его и вовсе уделов не имеют, поскольку малы ещё.
— На силу сила нужна, — добавил боярин Добронег, — одной дерзости мало. Вот кабы у Олега союзники могучие были, тогда другое дело.
— Я найду ему этих союзников, — с вызовом промолвила княгиня. — Нынче же пошлю гонца к переяславскому князю, к ковуям[13] обращусь.
