Нэхеб жил в гарнизоне с семьей, как и все старшие командиры. Естественно, по долгу службы Тэху заходил к нему. Что с того? Никому не пришло бы в голову скрывать это! А девчонку он и не замечал. Но наблюдательный и более опытный в делах такого рода Джети, его давнишний приятель, первым обратил внимание на ее нежные взоры в адрес друга. Но Тэху сделал вид, что не понимает намеков. Тогда Джети поинтересовался прямо: не собирается ли его друг жениться? Тэху даже отвечать ему не стал, пожав плечами по своему обыкновению. После чего Джети стал тормошить его и смеяться. Это было уже слишком! Конечно, не стоило тогда драться с приятелем (хоть он и сам нарывался!). Тэху сделал это напрасно и потом долго сожалел о том, что позволил себе так вспылить. К тому же Джети мог принять его ярость за плохо скрываемое чувство. Да, глупо вышло! Хорошо, что они быстро помирились: ни одна девчонка (а они повидали их на пару немало в городских притонах) не стоила этого. Даже такая порядочная как Аменэджем.
Да что теперь вспоминать об этом! Лучше подумать о чем-нибудь более приятном – новом оружии, врученном самим фараоном; о возможности наслаждаться большей свободой; о чистой комнате, доставшейся им с Джети на двоих.
Джети был подходящим соседом: веселым, простодушным и, хотя порой болтал без умолку, особо не ждал ответа. Это было удобно: Тэху мог молчать и думать о своем. Впрочем, его друг был достаточно деликатен и, когда Тэху долго не поддерживал беседы, без обиды умолкал. К тому же он никогда не упрекал Тэху, если тот уходил куда-нибудь один, без него. Развлекались в городе они обычно вместе, но ведь иногда человеку хочется побыть одному, просто посидеть на берегу Нила или поглазеть на закат. Понимал ли это Джети или просто делал вид, не все ли равно? Тэху использовал свое свободное время так, как считал нужным.
* * *
Сейчас он сидел на вершине небольшого холма у дороги, ведущей к храму Амона-Ра. Его терзали сомнения. Скарабей привычно описывал дугу за дугой, повинуясь руке хозяина. Тэху пришел к храму уже давно, но все не решался войти в ворота. Во внутренний двор храма мог зайти кто угодно – почтить бога, помолиться, принести жертву. Никто не удивился бы и не осудил его, войди он туда сейчас же. Но Тэху пришел не за этим. А за гораздо большим – обратиться с просьбой к одному из жрецов Амона! Он вполне отдавал себе отчет в том, насколько дерзким и несообразным мог показаться его поступок: если жрец рассердится, Тэху не поздоровится так, что наименьшей из неприятностей окажется лишение офицерского чина, которым он так дорожит. Тут было о чем подумать!
Просьба же заключалась вот в чем: не окажется ли жрец так добр и великодушен, чтобы взять Тэху в обучение? Вот так, ни много ни мало! И притом Тэху был нужен вполне конкретный человек, а не любой из жрецов. Пришлось потрудиться и к тому же раздать служкам немало серебра, чтобы узнать имя и очередность его служения в храме. Но это были сущие пустяки по сравнению с надеждой обрести учителя. Тэху знал теперь его имя – Ра-Хотеп. Да что толку, если каждый из служек, как только зажимал в ладони вожделенную мзду, сразу же сообщал ему, что жрец не станет с ним даже разговаривать!
Тэху сидел и думал о своей жизни. Что он видел за свои двадцать с небольшим лет, что прожил на свете? Отчий дом, школу для мальчиков, казарму. А что может увидеть еще? В лучшем случае его ожидает обычная карьера военного – жизнь во дворцовом гарнизоне, сопровождения царских особ, может быть – походы и, если он останется жив и проявит храбрость, награды и повышения в чине. Ах да, еще он может жениться и обзавестись детьми… В часы уединения здесь, на берегу Нила, или в гарнизоне, особенно в бессонные ночи полнолуния, он немало думал о том, как быстро и никчемно может проскользнуть его жизнь. О нет, он вовсе не возомнил себя избранным! Да хранят его боги от подобных мыслей! Но хотя бы немного знаний, самую малую толику, – и его жизнь могла бы приобрести иной смысл!
Скарабей взлетел выше обычного и шлепнулся в траву. Тэху вздохнул: надо было решаться.
* * *
Жреца, – того самого, к которому он сейчас направлялся, – он выделил из всех и запомнил на празднике бога Амона, когда фараон (да оградят его боги от несчастий и бед!) почтил своим присутствием храм. Тэху был, как и положено в такой день, в отряде сопровождения царского кортежа. Служба привычная, ничем не отличающаяся от обычных в такие праздники: следовать чуть впереди кортежа, прокладывая путь в толпе, и осаждать особо ретивых, жаждущих ближе лицезреть фараона – земного бога. Никому из смертных нельзя было дать выделиться из толпы, крикнуть что-либо громче обычного или бросить цветы иначе как под ноги царской колесницы. Телохранители фараона следили за этим пристально!
Тэху держал свою пику за концы двумя руками горизонтально над землей, и первый же простолюдин, выскочивший было на дорогу перед кортежем, отлетел обратно в толпу, утирая кровь: пика поднялась и молниеносно вернула нарушителя на место. Шествие продолжалось – никто, казалось, ничего не заметил. Недопустимо было привлекать божественное внимание к инциденту. И Тэху, стараясь не отвлекаться – ни на бьющиеся на ветру разноцветные знамена, ни на плывущие в полуденном мареве высокие древки праздничных золоченых штандартов, ни на ревущие во всю мощь трубы и торжественные удары тамбуринов, – продолжал внимательно следить за толпой.
Он лишь на миг оглянулся, чтобы соразмерить свой шаг с движением кортежа. И именно в этот момент его глаза на мгновение встретились с глазами старого жреца, следовавшего за царской колесницей. Короткий, как вспышка молнии, взгляд жреца пронзил насквозь душу Тэху, будто заглядывал в самые ее глубины, выведывая все его тайны, сомнения, желания, мысли! И Тэху хорошо запомнил эти серые, как непогожее осеннее небо, глаза. Жрец перевел взгляд (офицер проследил за ним) и так же коротко прошелся глазами по «нарушителю», которому так досталось от телохранителя фараона. Тэху показалось, что жрец оделил пострадавшего чем-то особым – сочувствием ли, поддержкой ли. Больше Тэху не отвлекался. Но не забыл ни происшедшего, ни этого жреца, ни его пронзительного взгляда, брошенного на офицера охраны и его «жертву». После завершения всех церемоний он решил узнать об этом жреце побольше, для чего и приходил несколько раз в храм бога Амона.
Праздник продолжался много дней. Огромное количество паломников, прибывавших по широко разлившемуся Нилу, смешалось с толпами горожан, и теперь вся эта масса народа сновала туда-сюда, кричала и пела; и все это – под нескончаемые звуки праздничной музыки. Торговцы громко предлагали всем свои товары – фрукты, хлеб, пиво, жареную дичь, дешевые безделушки; тут же крутились воришки, проститутки, зазывалы из трактиров – и вся эта безумная смесь народа приводила Тэху в исступление от невозможности добраться до цели. Надо было ждать. И чтобы не терять времени впустую, Тэху занялся выведыванием информации. Он узнал достаточно для начала. Осталось дождаться окончания праздника.
* * *
И вот он сидит на холме и ждет сам не зная чего. Им вдруг овладела робость. Приближался час, когда Ра-Хотеп, закончив все свои действа в святилище, должен был проследовать через внутренний двор храма к хозяйственным постройкам, потом – отправиться домой. В этот час (Тэху проверял несколько дней – каждый раз жрец был абсолютно точен во времени) можно было перехватить его во дворе.
Пора. Тэху нашарил в траве скарабея и зажал его в кулаке на удачу: «О, Хепри, помоги мне!» Ладони от волнения вспотели и колени отчетливо дрогнули, когда офицер приблизился к кованым воротам храма. Массивные ворота были по случаю праздника широко распахнуты, но толкотни и давки уже давно не было. Еще чуть-чуть – и двор обезлюдеет. Тэху, трепеща, стал было прохаживаться вдоль изысканно расписанных колонн и статуй, но подумал – и остановился, выбрав наиболее стратегически выгодную позицию у стены… Время шло.
Из темного проема, ведущего во внутренние залы и святилище (куда был закрыт доступ простым смертным), показался жрец; и Тэху, забыв о приличествующей моменту сдержанности, бросился ему наперерез:
– Господин!
Жрец остановился, и Тэху показалось, что остановился весь мир вокруг. Стало до ужаса тихо, и он слышал лишь отзвук собственного голоса и стук сердца. Сдерживая дрожь, продолжил:
– Да простит мне господин мою дерзость и да позволит обратиться к нему с просьбой!
Жрец молчал, его длинные белоснежные одежды трепетали на ветру, а он не делал ни единого движения и, не поворачивая бритой головы, вроде бы слушал молодого офицера. Тэху воодушевился:
– Я слышал, господин, что вы жрец-учитель. Вы изучаете священные тексты, а благосклонность богов и ваша мудрость позволяют вам толковать их простым смертным.
В ответ – молчание и хмурый (Тэху заметно снизил его настроение своим появлением), но внимательный взгляд.
