знала, что ты настолько консервативен, папа! — вскричала она. — Мы все же не совсем лаосцы, да и не индийцы. Ты воспитывал нас с Киарой в духе современности. Так скажи, какая девушка сейчас, в конце двадцатых, так рано выходит замуж и заводит детей? Скажи!
Ее всю трясло.
— Джия, — я подошла к сестре, и положила руку на плечо.
— Тебе все равно придется выйти замуж рано или поздно. Так почему бы не Рою Томпсону стать твоим мужем? Ты не будешь с ним знать нужды.
— Теперь ты торгуешь мной, как какой-то рабыней с рынка?!
— Я не торгую тобой, — голос отца опасно зазвенел. — Постарайся понравиться этому американцу, только и всего.
Он направился к выходу.
— Сколько ему лет? — спросила в последний момент Джия.
— Пятьдесят два, — бросил отец и вышел.
Сестра рухнула на пол и зарыдала, закрыв руками лицо.
— Это конец, Киара! Конец! — плечи ее вздрагивали.
— Нет-нет, Джи. Не говори так! — пыталась я успокоить сестру, гладя по спине. — Отец же ничего не сказал о том, что ты должна обязательно выходить замуж за этого мистера Томсона.
— Ты же знаешь его, Киара, — растирала слезы по щекам Джия, — что, если отец что-то задумал, он обязательно этого добьется.
Я не знала, что ей сказать. Как утешить. Характер Эдмонда Марэ был хорошо известен. Жесткий, иногда жестокий, беспринципный, упрямый. Возможно, именно благодаря этим качествам он и смог разбогатеть, став одним из хлопковых баронов французского Индокитая.
***
Ночью не спалось. Было душно. Комната пропахла благовониями, которые Пея жгла, считая что они помогают отгонять болезнь и злых духов. Я сидела на широком балконе и смотрела на огромную луну, серебрящую водную гладь. Тихо. Спать совсем не хотелось. Послышался стук.
— Не спишь? — Джия стоит в дверях, одетая в длинную до пят ночнушку.
— Конечно нет! — обрадовалась я ей.
Мы вместе легли на постель, опустив москитную сетку вокруг кровати.
— Что думаешь о завтрашнем обеде? Может, мне сбежать? — пробормотала Джия. Глаза ее опухли от долгого плача. Давно я не видела свою жизнерадостную сестру столь подавленной.
— Не плохая идея, — говорю, улыбаясь. — Только чур я с тобой.
— Сядем на паром до Индии. К тетушке Чарви поедем. Хотя нет. Она тоже сразу захочет нас с тобой замуж выдать.
— Тебя! Я еще слишком молода для брака! — бросаю озорно.
— Тоже мне молода! Всего на два года младше! Мы по меркам нашей тетушки Чарви уже старые девы! — хихикает Джия.
Мы обнялись.
— Я совсем другого хотела в жизни, Киара, — говорит уже серьезно, смотря на балдахин над нами. — Хочу уехать в Америку, стать независимой. Теперь женщине не обязательно выходить замуж, чтобы обеспечивать себя.
— А как же любовь, Джи?
Но сестра сразу рассмеялась, а я густо покраснела.
— Ты перечитала французских романов, сестренка!
— Ну хорошо. Что ты планируешь делать с этим мистером Томсоном завтра? Страшно подумать, что будет, если ты ослушаешься отца.
Глаза Джии снова погрустнели.
— Хотелось бы мне быть достаточно мужественной, чтобы бросить все, сесть на паром и уплыть далеко-далеко отсюда.
Она прижалась ко мне. Я погасила лампу и мы уснули.
***
— Господин, позвольте взять чаонинг Джию и Киару для участия подношения даров монахам? — спросила Пея отца, подливая ему кофе в чашку.
— Глупости, мы не исповедуем буддизм, чтобы участвовать в таких ритуалах, — резко бросил он, переворачивая газету. Во рту отец держал толстую сигару местного табака, — черти что творится на рынках. Но все же обвала не должно быть. Сегодня только говорил с Уильямсом. Он считает, что власти вмешаются и наведут порядок.
Он был в дурном расположении духа. Даниэль так и не вернулся со вчерашнего вечера.
Мы сидели за столом, завтракали. Мне очень хотелось отправиться с Пеи и другими лао в храм у реки, где сегодня будут делать подношение. Мы с матерью часто делали это, пока она была жива. При этом она сама так же не была буддисткой, но считала, что местные обычаи надо уважать. Я посмотрела на Джию, она тоже помнила те времена. И ей тоже хотелось пойти.
— Можно мы все же примем участие в ритуале вместе с Пеей, папа? — робко поинтересовалась я. — Мы с Джи и венки сплели из жасмина, как мама нас учила.
Отец зыркнул на меня поверх газеты.
— Хорошо, ты иди. А Джия пусть останется. Надо быть готовой к обеду. Через два часа начнут собираться гости.
Джия вжала голову в плечи. И я почувствовала укол совести.
После завтрака поднялась к себе в комнату и надела чоли, юбку-павадаи, и далее красное сари любимое мамино. Теперь эта одежда была мне в пору. Еще в прошлую зиму на праздник Тет приходилось ушивать чоли в груди. Теперь же я стала старше, и оно сидело идеально. Взяла плетенную тростниковую корзинку с подношением и венками жасмина и поспешила вниз.
Сразу за рекой в непосредственной близости от хлопковых плантаций стоял буддийский храм, воздвигнутый на деньги моего отца. Эдмонд Марэ прекрасно знал, как расположить к себе местное население. Этого было достаточно, чтобы о нем молились все монахи и считали за благодетеля. Людей набилось много. Счастливые лица женщин и детей. Мужчин не было. Они уже трудились на плантациях.
Над лысыми монахами, облаченных в шафрановые накидки, стоял гул и плыл дым благовоний.
Я в своем сари выглядела немного странно. Так как традиционная лаосская одежда выглядела совершенно по-другому. Вокруг ног оборачивался саронг различной расцветки, одно плечо по диагонали покрывал шарф сабай. Но за много лет местные жители привыкли к тому, что сначала госпожа Марэ, а затем и ее дочери посещали все праздники в индийском сари и постепенно перестали обращать на это внимание.
Я вдыхала полной грудью жасминовый аромат, руки были сложены на груди в молитве. Мне хотелось мира в наш дом. Чтобы сестра стала счастливой, пошла бы тем путем, какой выберет сама, а не который ей навязал отец. Вспоминала мать, просила ее благословений. А для себя? Чего я хотела? Открыть этот мир. Не сидеть взаперти. Отправиться в путешествие. Да. Это.
Молитвы закончились. Женщины расходились.
— Чаонинг, посетим еще отдаленную статую Будды? — спросила меня Пея. Эта статуя стояла в отделении, ближе к лесу. Я кивнула, почему бы и нет. День был чудесный. Легкий дымок плыл над зелеными плантациями, река искрилась золотом. Ноги в легких сандалиях ощущали каждый камушек, каждую травинку. Но идти было легко. Взяв корзинки, мы побрели по тропинке к лесу. Здесь стояла небольшая статуя Будды, у подножия которой громоздились гирлянды жасминовых венков и потухшие благовонные палочки.
Пея долго молилась,
