По сообщениям ТАСС от 20 апреля и 20 мая с. г. в американском журнале «Лайф» был помещен фотоснимок находящегося в распоряжении редакции подлинника документа «Особого отдела департамента полиции» царской России о И. В. Сталине о том, что он является агентом жандармского управления.
При этом в журнале ”Лайф“ изложено содержание письма от 12 июля 1913 года № 2988 за подписью заведующего Особым отделом департамента полиции ЕРЕМИНА в адрес начальника Енисейского охранного отделения А. Ф. ЖЕЛЕЗНЯКОВА.
Комитетом госбезопасности проведена проверка этого сообщения и установлено следующее:
ЕРЕМИН с 1910 года по июнь 1913 года действительно служил заведующим Особого отдела департамента полиции, а затем был переведен на службу в Финляндию. Таким образом, дата в приведенном документе из журнала ”Лайф“ не совпадает на месяц.
Проверен также журнал исходящей корреспонденции Особого отдела департамента полиции за 12 июня 1913 года, по которому документ за № 2988 не отправлялся. Все номера исходящей корреспонденции за июнь месяц 1913 года не четырхзначные, а пяти- и шестизначные.
Документ за подписью ЕРЕМИНА адресован начальнику Енисейского охранного отделения Алексею Федоровичу ЖЕЛЕЗНЯКОВУ.
Проверкой архива в Красноярске установлено, что в списке общего состава чиновников отдельного корпуса жандармов за 1913 год действительно значится ротмистр ЖЕЛЕЗНЯКОВ, но не Алексей, а Владимир Федорович. Причем его должность была не начальник Енисейского охранного отделения, а прикомандированный к Енисейскому жандармскому управлению без штатной должности.
Других документов по этому вопросу не обнаружено.
При проверке архивных документов Красноярского управления попутно найдены следующие документы:
Заявление И. В. Сталина губернатору с просьбой разрешить остаться до окончания срока ссылки (до 9 июня 1917 г.) в гор. Ачинске. Просьба Сталина к приставу Туруханского края о выдаче пособия. Письмо Сталина члену Государственной Думы Р. В. Малиновскому. Рапорт Туруханского пристава от 20 декабря 1916 года о том, что Иосиф Джугашвили отправлен в распоряжение Красноярского уездного воинского начальника, как подлежащий призыву на военную службу, и другие документы, копии которых прилагаются.
Как установлено нашими сотрудниками из беседы с работниками Красноярского архивного отдела, за последние 15 лет туда часто приезжали работники из Москвы и забирали ряд документов, касающихся И. В. Сталина, содержание которых они не знают.
Кроме того, по рассказу гр-ки ПЕРЕЛЫГИНОЙ было установлено, что И. В. Сталин, находясь в Курейке, совратил ее в возрасте 14 лет и стал сожительствовать.
В связи с этим И. В. Сталин вызывался к жандарму ЛАЛЕТИНУ для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней.
И. В. Сталин дал слово жандарму ЛАЛЕТИНУ жениться на ПЕРЕЛЫГИНОЙ, когда она станет совершеннолетней.
Как рассказала в мае месяце с.г. ПЕРЕЛЫГИНА, у нее, примерно, в 1913 году родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки Сталин уехал и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина ДАВЫДОВА, который и усыновил родившегося мальчика Александра. За все время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время сын Александр служит в Советской Армии и является майором.
ПРИЛОЖЕНИЕ: Копии документов.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР Подпись (И. СЕРОВ)»
Аппарат КГБ в 56-м, когда писалось это письмо, был, по-видимому, в прострации: еще никто даже представить себе не мог, чем закончатся хрущевские преобразования. Может быть, им мерещились новые процессы или что-то вроде Нюрнберга. Поэтому подписанное Серовым письмо Никите Сергеевичу носит какой-то рыхлый, нечеткий характер. Сначала КГБ подтверждает сам факт существования Еремина. Затем сообщает, что Еремин работал в Департаменте полиции «по июнь 1913 г.» до перевода в Финляндию, и делает вывод, что 12 июня 1913 г. (!) он не мог отправить письмо из Департамента полиции. Почему не мог? Ведь он работал «по июнь», а не по «1 июня». Потом оказывается, что КГБ искал в архиве Департамента полиции письмо № 2988, в то время как на письме Еремина стоит № 2898, т. е. более ранний почти на сто номеров. КГБ указывает на то, что енисейского Железнякова звали не Алексей Федорович, а Владимир Федорович, не учитывая, как высоко находился Еремин и как далеко находился от него какой-то Железняков, Еремин мог себе позволить забыть, как того зовут. В то же время письмо Еремина носит прощальный характер. Так пишут, закругляя свои дела перед новым назначением. Что касается нумерации исходящей из Департамента полиции почты, то утверждение, что там использовались пяти- и шестизначные номера, не доказательно, тем более что письмо Еремина носит не деловой, а информационный характер.
Вторая половина письма Серова и вовсе не касается письма Еремина. Посланные им в Красноярск псы унюхали, что архивные материалы там изрядно подчищены ранее наезжавшими сталиноведами, но все же и на их долю кое-какая клюквочка осталась, и товарищ Серов счел возможным украсить ею свое письмецо в адрес Кукурузника.
Это была история совращения несовершеннолетней гражданки Перелыгиной во время пребывания вождя в селе Курейка Туруханского края. Таким образом, на счету дореволюционных подвигов товарища Кобы имелся и ставрогинский грех. Правда, мы не знаем, насколько условия совращения четырнадцатилетней гражданки Перелыгиной соответствовали подробному описанию сцены соития Николая Всеволодовича Ставрогина с несчастной девочкой Матрешей в революционном романе Федора Михайловича Достоевского «Бесы». (Отметим попутно, что одним из литературных псевдонимов товарища Кобы была фамилия Бесошвили, т. е. сын Беса. Правда, формулируя это погоняло, вождь, конечно, имел в виду не дьявола, а своего отца — Виссариона, сокращенное имя которого в грузинском обиходе звучало «Бесо».) Правда, сама суть ставрогинского греха так увлекла педофилически озабоченного классика, что он запутался в возрасте жертвы: в одном месте исповеди созданного его воображением мерзавца ей десять лет, в другом — четырнадцать, как гражданке Перелыгиной в год ее встречи с сыном Беса.
Впрочем, как для восточного человека, для товарища Кобы возраст объекта его сексуальных домогательств большого значения не имел: на Востоке принято, что если в теле есть два пуда веса, то это уже — женщина. Тем более, семейная жизнь и в православной Российской империи, как свидетельствовал Илья Мечников в своей статье «Возраст вступления в брак» («Вестник Европы», 1872 г.), нередко начиналась с тринадцати-четырнадцати лет. Видимо, поэтому жандарм Лалетин, как об этом сообщает товарищ Серов, удовлетворился тем, что товарищ Сталин дал свое честное большевистское слово «жениться на Перелыгиной, когда она станет совершеннолетней», ну а цена «честным большевистским словам» общеизвестна. Учитывая, что после гражданки Перелыгиной Иосиф Виссарионович совратил другую несовершеннолетнюю — Надежду Аллилуеву, когда ей еще не было шестнадцати, вождя народов смело можно считать специалистом по малолеткам.
Отметим еще одну содержащуюся в письме товарища Серова информацию, на которую не обратили внимания ни сам адресат письма, ни его коллеги: товарищ Серов сообщает, что среди документов, найденных в архиве Красноярского управления, было обнаружено также «письмо Сталина члену Государственной Думы Р. В. Малиновскому».
Дело в том, что личный друг товарища Сталина член ЦК РСДРП Ростислав Вацлавович Малиновский был известным провокатором в российском социал-демократическом движении, свившим свое гнездо в рядах большевиков. Одним из крупнейших его дел была выдача полиции в 1913 году всей большевистской верхушки, сосредоточенной в их Центральном Комитете, включая самого товарища Сталина. О готовящейся провокации первыми узнали меньшевики и забили тревогу, но их чистосердечные предупреждения были истолкованы большевиками как происки врагов. Сохранились воспоминания этих врагов о том, что когда слухи о провокаторстве Малиновского стали интенсивно распространяться, Йоська Кривой (так эти гады называли будущего гения всех времен и народов) бегал по квартирам меньшевиков и требовал, чтобы они прекратили порочить светлое имя честного революционера. Они не прекратили, и «видные» большевики отправились в Сибирь разжигать пламя из искры, а Малиновский — в большевистскую фракцию Четвертой Государственной Думы. Фракция эта состояла из пяти-шести человек, из которых, считая Малиновского, двое были платными агентами царской охранки. Такое уж было время.
Малиновского полностью разоблачили только в 1917 году, когда архивы полиции стали доступными. А когда вождь народов в тридцатых годах прощался с друзьями своей молодости, он специально проследил, чтобы все, кто имел контакты и пострадал от Малиновского в 1913 году, не остались среди живых. В числе отправленных в мир иной были люди, уже не имевшие к тому времени никакого значения для правящей банды, занимавшие далекие от политики посты: председатель Всесоюзного общества по культурным связям с заграницей (ВОКС) А. Я. Аросев, нарком юстиции (министр ненужных в советской стране вещей) в марионеточном «правительстве» Российской Федерации В. А. Антонов-Овсиенко, директор библиотеки имени Ленина В. И. Невский, академик АН СССР и член ВАСХНИЛ Н. Осинский (В. В. Оболенский), абсолютно отошедший от партийной и политической жизни Н. А. Угланов, главный арбитр марионеточного «правительства» Российской Федерации. Это были люди, разными путями пришедшие в революцию, и по-разному складывалась их жизнь после октябрьского переворота, но конец их был одинаков — всех их убил «товарищ по оружию». Вероятно, борьба с неприятными воспоминаниями тоже иногда требует жертв. Но, конечно, чужих, а не своих.
