На Осипа происшествие на горе не произвело впечатления. Когда брат попытался ему высказать восхищение генералом и раскаяние в драке, Осип не поддержал разговора. Он не изъявлял желания схватиться с греками, не протестовал и когда их били, а раз начальство приказало не трогать, — значит, так и нужно. Прошло, и ладно.
Осенью Сергею казалось, что в корпусе они сблизились. Все-таки Осип не раз прибегал к его защите, просил объяснить непонятное в уроках, ему с радостью показывал карандаши, обмененные или выигранные в чижика. Но после боя на горе Сергей вновь почувствовал, что в самом душевном они остались чужими. Выходило, что с Яшей Апрелевым или Андреем Криштафовичем, которых знал первый год, у него больше общего.
— Будь доволен, что уроки исправно твердит, не приходится репетировать, — сказал как-то Криштафович, младший брат которого, лентяй и тупица, также учился в одном с ними классе.
Да, Непейцын 2-й больше всего хотел сделаться первым учеником, носить медаль и благодаря ей стоять на правом фланге капральства, гулять в директорском саду. Это требовало большого напряжения сил — ведь Осип был из самых младших в классе. Но он умел заниматься так сосредоточенно, так усидчиво, как никогда не удавалось Сергею.
Осип ни с кем не ссорился, не дрался и чуть что начинал реветь, отчего за ним удержалось данное Дороховым прозвище «тёлка». Очень скоро большинство учителей оценили почтительность благонравного Непейцына 2-го, всегда знавшего назубок уроки, и ставили его в пример другим, в том числе и Сергею.
Однако нашлись и такие, которые отдавали предпочтение старшему брату. Первым из них оказался словесник Полянский. Главным коньком этою неряшливого толстяка была история славян, их прекрасное будущее. Случайно услышанный ответ Сергея инспектору после драки с Лукьяновым разом расположил к нему Григория Ивановича. Именно благодаря ему за Непейцыным 1-м утвердилась кличка «Славянин». Так Полянский вызвал новичка, расспрашивая в первый раз, что знает. А вскоре после какой-то бойкой декламации сказал, расчувствовавшись:
— В тебе, Славянин, я вижу огонь. Коли его сбережешь, не погасишь, то можешь отечеству пользу принести…
А кадеты к перемене сочинили стихи, которые пропели Сергею:
Наш Непейцын Славянин — сам себя не погаси.
Бережно себя носи, никого не укуси…
Даже то, что Сергей поначалу не умел танцевать, казалось Полянскому достоинством, — он считал изъяном все, что придавало внешний лоск. Слазавши об этом несколько слов перед классом, Григорий Иванович продекламировал:
Танцмейстер — ты богат! Профессор — ты убог!
Конечно, голова в почтеньи меньше ног!
К при этом мимикой изобразил горделивую походку мосье Шалье, которого, знали кадеты, терпеть не мог и в огород которого не упускал метать словесные стрелы.
Вторым отличил Сергея ротмистр Мертич, преподававший в среднем возрасте фехтование, а в старшем — верховую езду. Стройный и щеголеватый, он был всегда облачен в белоснежный кирасирский колет и лосины, что вместе с пудреной головой объясняло данное ему прозвище «Мельник».
Первый урок ротмистр начал тем, что, разрешив кадетам разобрать рапиры, выстроил в шеренгу и сказал:
— Фехтование есть наука, зело потребная офицеру. В ней узнают, как с врагом биться и честь свою от поругания уберечь. Овладев ею, постигнешь на деле три искусства, не токмо младшим чинам, но и первейшим полководцам надобные: поражать врага допрежь тебя поразит, наносить ему таковые повреждения, чтоб более нападать не мог, и защищаться от любого удара вражеского. Всему названному можете от меня научиться, коли окажете внимание, прилежность и отвагу.
Произнося такое вступление, Мертич показал, как надобно свободно, не сжимая рукоятки, держать оружие, и перешел к основной позиции, именуемой «ан гард».
Сначала, придерживая левой рукой рапиру у бедра, следует округлым движением вынуть ее из воображаемых ножен и направить острием к противнику, потом присесть на полусогнутые ноги, одновременно подняв дугой отнесенную назад левую руку. Эту стойку Мертич заставлял повторять сотни раз, твердя, что не узнают ничего дальше, пока в совершенстве не освоят «ан гард». Затем приступили к сниманию шляпы перед боем, исполняемому также плавным движением. Перед обнажением головы и после него полагалось по два раза топнуть правой ногой. Потом началось обучение быстрым шагам вперед и назад — нападению и отступлению. Наконец пришел день, когда Мертич приказал:
— Надеть защитное вооружение!
И кадеты с радостью облачились в стеганые нагрудники грубой желтой замши и неуклюжие перчатки с крагами.
Теперь строй приобрел внушительный вид. Ротмистр шел по фронту, придирчиво всматриваясь в каждую фигурку. Выучил-таки! Все одинаково держат рапиры у бедра, у всех ноги стоят, как положено, — правая под прямым углом примкнута к пятке левой. Дошел до фланга, долго проверял равнение, наконец скомандовал коротким выдохом:
— Ан гард!
II сорок кадетов ощетинились рапирами, присели, округлили поднятые руки-противовесы.
— Салют д'арм!
И сорок ног, дважды притопнув, стукнули соединенными каблуками, взлетели вверх сорок рук, и шляпы описали плавную дугу. Топ-топ! И снова все «сели ан гард».
— Аванс!
Вся шеренга, не теряя равнения, подалась вперед.
— Ромпре!
Так же быстро отступила на прежнее место.
— Молодцы!
— Рады стараться, господин ротмистр!
Только в декабре перешли к основным восьми ударам, или штоссам, и паратам — отбоям. Теперь в конце урока Мельник также облачался в нагрудник, только собственный, сшитый из голубоватой замши, и вызывал одного из кадетов.
— Нападай на меня! Покажи, что умеешь. А все смотрите! — И под лязг сталкивающихся клинков приговаривал: — Голову откинь, дурень. Глаза надо беречь! — Шляпа кадета летела в сторону. — Попробуй мою тронуть… А ведь плох учитель, французы говорят, который до старости с двумя глазами доживет, — значит, неучей с манежа отпускал… Довольно! Парами становись! Вольный бой! Ан гард!..
Очень скоро Сергей занял первое место в своем капральстве и чаще других получал приказ напасть на Мертича.
— Молодец! Хорошо парировал тиерс!.. Но зачем горячишься? Рукой действуй, а корпус неподвижен. На выпаде ногти больше вверх!.. Да не торопись же! Ослабнешь от усталости, а противник и проткнет тебя, как повар вертелом гуся… Вот этак!.. Каким ударом? Чистым фланконадом!.. Почему не парировал? Повторяем!..
Новый соперник Осипа. Рассказы Николы. Коноплевские яблоки
На рождественских праздниках Непейцын не раз бывал у Фили, наедался, отсыпался и в сочельник был приглашен к немцам-хозяевам, где собралось несколько стариков ремесленников. Сергей чуть не задохся от дыма трубок и получил в подарок деревянную копилку в виде домика с крышей, раскрашенной под черепицу.
А Осипа увез на все каникулы Федя Занковский, за которым каждую субботу присылали карету четверней. Осип рассказывал, что у Занковского папенька генерал, богато убраны комнаты, есть ручная обезьянка, которая пресмешно ищет блох. Два раза их возили в гости, танцевали менуэт с девочками, а конфет давали столько, что не съесть. Осип привез подаренную ему фарфоровую собачку, но выпросил себе и копилку Сергея, сказавши, что брату нечего в нее класть, а у него все-таки не будет пустая.
В марте по последнему зимнему пути приезжал Фома с дровнями домашнего запасу для «подкормки» кадетов. Фома приходил в камору, передал Сергею поклоны от дяденьки и Моргуна да кожаный мешочек с шестью серебряными полтинами. Осипу маменька тоже прислала кошелек, только цветной шелковый, а в нем, кроме нескольких золотых, ладанку со святыми мощами, чтоб носил на шее. Еще Фома сказал, что в Ступине все по-прежнему, только карий конь слепнет от старости.
Ложась спать в этот день, Сергей увидел, как Осин небрежно сунул ладанку в ящик, где лежали карандаши, облатки, стеклянные шарики.
Экзамены перед пасхой прошли хорошо. Сергей оказался из средних учеников, чем был очень доволен, а Осип занял третье место после Захара Ляхова, носившего наградную медаль.
Однако скоро у «первачей» появился соперник по прилежанию — вновь принятый кадет, которого в лицо все знали много раньше. С самого января этот мальчик с отцом подолгу маячили у канцелярского флигеля, подкарауливая директора или инспектора. Им не раз отказывали — комплект кадетов был значительно превышен и генерал получил приказание никого больше не принимать. Но просители были упрямы и вновь появлялись на корпусном дворе. Их запомнили по бедной одежде и некрасивой наружности. Широкоплечий, приземистый отец в сером поношенном кафтане опирался на суковатую палку, — говорили, был ранен в ногу. Лицо, землистое, с низким лбом, толстым носом и крепкой нижней челюстью, неизменно угрюмо. Похожий на отца, но усиленный во всех некрасивых чертах, мальчик был облачен в шитый на рост кафтанчик, отчего казался еще более сутулым и длинноруким. Глаза зеленоватые, маленькие, умные, зоркие и недобрые.
