а Огюстен выбрался из Рено, отметив, что боль усиливается не так быстро, как ему показалось в окопе.
Лейтенанту потребовалось чуть меньше десяти минут, чтобы построить своих подчиненных перед большим зданием, которое, как понял Лануа, было когда-то до Войны деревенской таверной и сейчас вернулось к этой своей функции усилиями бойцов второй роты. Огюстен мысленно похвалил Феро, который услышал не только начало приказа, но и его окончание – солдаты просто оставили свои дела и выстроились шеренгой в том, в чем были.
Коммандан быстро пересчитал их – получилось тридцать три человека вместе с лейтенантом Феро. «Так, сорок три человека в строю плюс трое тяжелораненых к утру одиннадцатого ноября, минус Мишо, минус восемь раненых, отправленных доктором Бодлером в Реймс – получается тридцать семь. Где еще четверо?» – этот вопрос Лануа решил отложить до личного разговора с лейтенантом, а пока он выступил чуть вперед и обратился к строю:
– Доброе утро, солдаты! Я – коммандан Лануа из Жандармерии. Вы все наверняка в курсе ситуации с капитаном Мишо. Я прибыл из Арраса, чтобы провести расследование всех обстоятельств этого дела и способствовать его скорейшему разрешению в соответствии с законами военного времени, действующими во Французской Республике. Для этого мне понадобиться помощь каждого из вас.
С целью установления истинной картины произошедшего я лично опрошу всех без исключения. Прошу вас быть со мной честными и откровенными. От себя могу гарантировать сохранность содержания наших разговоров в тайне от всех, кроме командования Жандармерии в Аррасе. Лейтенант Феро предоставит мне место, где я смогу принимать каждого из вас по отдельности. Если у вас есть какие-то вопросы, вы сможете задать мне их лично во время нашего разговора. Надеюсь на вашу честность и сотрудничество. На этом все.
Феро, командуйте. – Огюстен замолчал и предоставил лейтенанту возможность отдать все необходимые приказы.
– …Разрешаю заниматься своими делами. Когда очередь дойдет до вас, вас вызовут. Разойтись!
Солдаты начали расходиться. Появление Огюстена вселило в них тревогу. С лиц исчезли улыбки, но появились задумчивость и смятение, впрочем, Лануа не сомневался, что игра в регби возобновится минут через двадцать. Феро отдал необходимые распоряжения сержантам, обязанности которых в сложившихся обстоятельствах изрядно расширились, и подошел к Огюстену:
– Господин коммандан, что вам необходимо для… вашей процедуры?
От внимания Огюстена не укрылась заминка лейтенанта.
– Мне нужна уединенная комната с освещенностью достаточной для ведения записей и список личного состава роты. Да, и еще, организуйте какое-нибудь питание для адъютанта Эстеве и сержанта Безю – они прибыли со мной.
– Есть, господин коммандан. А для вас?
– Позже. Лейтенант Феро, с вами я бы хотел побеседовать в первую очередь, поэтому после того как все организуете, сообщите об этом своему заместителю.
– Так точно, господин коммандан. Разрешите исполнять?
– Разрешаю.
– Тогда прошу вас пройти за мной – я, кажется, знаю, какая комната подойдет для… ваших целей, господин коммандан.
«Да что он так слова «допрос» боится?..» – лейтенант уже второй раз запинался, подбирая слова для того, чем будет заниматься Лануа. Феро провел Огюстена в здание таверны и поднялся на второй этаж. Через пять минут мучительного подъема коммандан присоединился к нему.
Интерьер заведения (как и экстерьер) не отличался изысканностью, но для деревенской таверны это и не было нужно. Жилые комнаты, впрочем, содержались в чистоте и порядке, и Лануа отчего-то не сомневался, что в порядке они содержались несмотря ни на какие превратности истории. В одну из таких комнат и привел его лейтенант. Номер был не занят в том смысле, что в нем не было постояльца. Зато на одноместной кровати лежало аккуратно свернутое знамя, а рядом на полу стояло несколько больших тюков. Очевидно, комната служила второй роте чем-то вроде склада.
– Вы уж извините за беспорядок, господин коммандан – места у нас немного, а припасы и запасную одежду лучше содержать в сухости, но зато отдельная комната с источником света, как вы и просили.
– Не извиняйтесь, Феро, я понимаю. Место вполне подходящее. Сколько времени вам нужно, чтобы отдать все распоряжения?
Феро задумался, стараясь ответить максимально точно:
– Минут двадцать, господин коммандан.
– Хорошо. Жду вас через полчаса.
Когда лейтенант ушел, Огюстен начал приводить свое временное рабочее место в надлежащий вид. Первым делом он аккуратно переложил со стола на подоконник разобранный пистолет Руби 11 – судя по виду, неисправный. «Спусковой механизм износился напрочь…» – сделал свой вывод Лануа на основании беглого осмотра.
Размышлением о пистолете Огюстен в очередной раз отвлекал себя от значительно более важного вопроса: чего, собственно, он хочет добиться от солдат? В действительности же и этот вопрос не был наиболее важным – наиболее важный вопрос звучал так: каким образом Лануа собирается обернуть это дело в пользу капитана Мишо? Он боялся задать себе этот вопрос с самого разговора с капитаном ведь, с точки зрения фактов, никаких оснований для оправдания Мишо не было. Но дальше скрываться от этого вопроса коммандан не мог, потому что от ответа на него зависело, о чем именно он будет спрашивать солдат. Огюстен набил и раскурил трубку – ответ, как ни странно, не явился перед ним в клубах дыма.
Не до конца осознавая собственные действия, коммандан подошел к кровати и развернул знамя. Братство было изорвано в клочья, а Равенство несло на себе следы огня в нижней части. Свобода крепко держалась за подозрительно новое древко и имела лишь одну, залеченную грубыми коричневыми нитками, рубящую рану сверху вниз. Золотая тесьма по краю полотна имела гордый, но очень потрепанный вид и изрядно поредела в боях. На самом полотне все еще были отчетливо видны золотые буквы, гласившие, что за этот кусок ткани будет умирать 701-й пехотный полк Французской Республики и, что делать он это будет ради «Чести и Родины». Ленты для знаков отличия и медалей имели лучший вид, чем остальное знамя, но были совершенно пусты, что, впрочем, не было удивительно – главное полковое знамя находилось, скорее всего, в штабе полка, храня на себе и кресты с медалями. Лануа аккуратно свернул знамя и сел на кровать рядом с ним.
Золотые буквы поселили в голове коммандана идею: «Нельзя доказать невиновность капитана, но это не значит, что его нельзя оправдать. Если подать бригадному генералу Ториссо прошение о помиловании, то он, учитывая ситуацию, вполне может его удовлетворить. Возможно, не получится полностью освободить Мишо от ответственности, возможно, ему придется провести некоторое время в тюрьме или он будет уволен из армии без пенсии, что совершенно неудовлетворительно с точки зрения справедливости, но он
