Когда мужчины, повернувшись друг к другу лицом и опустив клинки, учтиво поклонились, солнце еще лишь тронуло блеском верхушки дубов. Клинки поднялись, сблизились и застыли. И вот две серебряные змеи затеяли бесшумный танец, истинный смысл которого понятен был им одним, после чего внезапно сошлись. Коротко лязгнула сталь.
Граф Сент-Джеймс был умелым фехтовальщиком, но Мередит намного превосходил его. Тем не менее Джек удивился тому, что противник не особенно наседал, и расценил это как хитрость. Он осторожно выждал, потом совершил единственный стремительный и смертоносный выпад. Рапира вонзилась точно в сердце лорда Сент-Джеймса.
Секунданты издали вопль. Врач сорвался с места, но через считаные секунды лорд был мертв.
– Господи, сэр, неужели вы не могли обойтись без этого?! – воскликнул врач.
Но Мередит только пожал плечами. Такова была сделка, заключенная им с леди Сент-Джеймс. И даже предпочти он передумать, записка, которую он получил от нее посреди ночи, уверила его в недопустимости снисхождения.
«Джек, ради бога, поберегитесь, – гласила она. – Он собирается убить вас».
Поздней ночью после того, как Джек Мередит задул свечу, он осознал, что дверь его камеры в Клинке бесшумно отворилась и внутрь прокралась фигура.
Он видел лишь призрачный силуэт, но сразу узнал духи. Она подошла, осторожно приложила к его губам палец и поцеловала в лоб.
– Нам некоторое время нельзя показываться вместе, – шепнула она, – но я за вас похлопотала. Поскольку Сент-Джеймс вызвал вас сам, а я сказала, что он хотел вас убить, ваше дело будет рассмотрено снисходительно.
Женщина подошла к окну, где стоял стул. Мередиту было слышно, как она принялась раздеваться. Он взялся за кремень, чтобы зажечь свечу, но графиня не позволила. Когда же приблизилась к его узкой постели, он различил на ней только короткую ночную сорочку. Его удивила изрядная грубость материи, но вскоре он об этом забыл.
Одетая в окровавленную сорочку мужа, леди Сент-Джеймс предалась любви с убийцей и тем завершила свое мщение.
Погожий месяц май расцветал, и Сэму с Сепом не удавалось договориться только о воровстве.
Трубочистное дело продвигалось отлично. Сообщником они взяли молодого человека, который был малость придурковат, но худо-бедно усвоил, что от него требуется. Постучавшись с одним из них в дом, он парой грубых слов посылал мальчика в трубу, оставлял его там и шел к дому соседнему со вторым, где все повторялось. Затем возвращался к первому, дожидался кого-то из домочадцев и начинал бранить Сэма или Сепа, кто там был, за проволочку, суля ему порку. В свою очередь, они съеживались и принимали вид такой жалкий, что мало где оставались без подачки. Обработав так пару домов зараз, они делились выручкой – не чаевыми, конечно, – с глуповатым подельником и жили в свое удовольствие.
Затем Сэм заявил, что можно устроиться лучше.
– Нам нужна всякая дребедень, – втолковывал он. – И не бери ничего слишком ценного – засекут. Тягай какую-нибудь ерунду, которой даже не хватятся. Если видишь золотую гинею и мелочь, гинею оставь, а серебряную монету возьми. Про нее подумают, что закатилась куда-нибудь, даже если заметят.
Но богатство накапливалось – серебряная монета там и сям, гребень слоновой кости, золотая пуговица. И Сэм терял терпение, наталкиваясь на нежелание Сепа воспользоваться этой очевидной возможностью.
Как было Сепу объяснить? Он сам не знал. Какой-то потаенный инстинкт внушал ему уважение к собственности, пусть даже у него не было ничего. Должно быть, в нем говорили пращуры Буллы, о существовании которых он пребывал в полнейшем неведении. Но ему не хотелось этого делать. Сэм уговаривал две недели, и только тогда он уступил.
– Ладно. Если выпадет случай.
– Хорошо! – отозвался брат. – Завтра мы как раз пойдем по особнякам на Ганновер-сквер.
Айзик Флеминг был ошарашен до глубины души, когда одним майским утром дверь лавки распахнулась и вошла леди Сент-Джеймс. Его потряс не только приход, но и невозмутимый вид, как будто их злополучная встреча ему примерещилась.
Лицо ее было безмятежно. Казалось, графиню ничуть не тронула смерть мужа, о которой писали все лондонские газеты. Она даже улыбнулась, остановив на Флеминге равнодушный взгляд, словно тот был частью осиянного солнцем пейзажа.
– Мне нужен свадебный торт, – небрежно бросила она.
И Флеминг, не получив иного объяснения ни ее присутствию, ни надобности в торте, низко поклонился и пришел в замешательство.
Леди Сент-Джеймс отлично преуспевала в своих намерениях. Магистраты не подвели и проявили снисхождение, а поскольку Мередит не имел средств для выплаты штрафа и всяко уже сидел в тюрьме, они решили не предъявлять обвинений и вовсе замять происшествие. Осталось одно – увериться в избраннике.
Сделка с Мередитом состояла из двух частей. Во-первых, он обязался спровоцировать и убить Сент-Джеймса; во-вторых – жениться на ней. Она, со своей стороны, пообещала покрыть его долги из состояния, отныне принадлежавшего ей. «А дальше, – как она выразилась, – мы будем жить долго и счастливо». До сих пор Мередит исправно следовал уговору, но леди Сент-Джеймс была осторожна. Она спрятала все семейные драгоценности и значительную часть денег. После замужества состояние перейдет под контроль нового супруга, а она, что бы ни выпало на ее долю в дальнейшем, не имела желания опять очутиться в мужской кабале. В отношении Мередита она исключила всякие случайности. Они поженятся до того, как она вызволит его из тюрьмы, заплатив долги. Графиня решила не затягивать с этим. Затем они покинут на год Англию, поездят по Европе, а после вернутся и заживут как ни в чем не бывало.
Конечно, найдутся люди, которых немного шокирует поспешный брак с убийцей мужа, но об этом она тоже позаботилась. Стараниями друзей уже поползли слухи о жестокости Сент-Джеймса. Она дала понять, что многие годы страдала молча. Некая особа, едва с ней знакомая, но надеявшаяся сойтись, даже назвала ее ангелом, мученицей. Графиня могла спокойно выходить замуж.
Но как сочетаться браком с человеком, который сидит в долговой тюрьме? Да еще второпях? В Лондоне образца 1750 года не было дела проще.
Должников издревле заточали в Клинк и Маршалси, но была тюрьма и побольше: Флит. В это старое здание за Ладгейтом еще со времен Плантагенетов препровождали должников всех мастей. Там содержались мелкие торговцы, адвокаты, рыцари и даже пэры, но особенностью Флита были представители духовенства. Они сидели там десятками. И как же было священнику расплатиться за постой, а то и умилостивить кредиторов? Своими трудами, конечно, ибо, несмотря на долги и отсутствие собственно церкви, он оставался вправе совершать таинство бракосочетания.
Во Флите могли поженить кого угодно – ни предварительных оглашений в приходах, ни вопросов. Можно было уже состоять в браке, можно было назваться вымышленным именем – достаточно заплатить, и настоящий священник узаконивал брак не хуже, чем сделал бы это в соборе Святого Павла. Иные священники настолько преуспевали, что платили надзирателю и открывали возле тюрьмы лавочки, откуда зазывали прохожих. Эта странная побочная деятельность Церкви Англии, осуществлявшаяся в полумиле, а то и меньше, от собора епископа Лондона, на протяжении нескольких поколений не встречала ни малейших препятствий со стороны церковных властей. Ее называли флитским браком.
Леди Сент-Джеймс уже договорилась с одним таким духовным лицом, выбрав кого поприличнее, и тот обязался по первому зову явиться в Клинк и совершить церемонию. Она решила, что только после этого Джек выйдет и вступит в игру, освобожденный от долгового бремени.
Дни текли, и ее раздражало только одно: свадьба без светского мероприятия. Она считала, что Джека лучше держать под замком до заключения брака. Тем более что секретность обязывала к немедленному отъезду из Лондона на какое-то время. И все же она была дитя общества. Рождена для него. И не могла не придумать способ отметить это важнейшее событие каким-то приемом. К тому же без праздника вся затея казалась ей неосвященной, почти нереальной. И в поисках выхода она вспомнила о Флеминге.
Он видел ее с опухшим, побитым лицом. Тогда ее взбесило его присутствие, но сейчас вдруг дошло, что он мог оказаться весьма полезен, будучи единственным свидетелем ее страданий. Прикинув, она поняла, что делать. Небольшой прием, несколько друзей, свадебный торт от Флеминга – нечто особенное, разумеется, заслуживающее упоминания. И пара слов:
«Я всегда обращаюсь к Флемингу. Лучше его не найти. Да он вообще славный малый! Однажды, знаете, увидел меня после того, как Сент-Джеймс… – Она так и слышала, как угасает ее голос. – Но мне кажется, что я могу ему доверять, как доверяю вам. Он будет помалкивать».
Ее друзья мигом нагрянут к Флемингу в магазин.
Уверившись в мысли, что без приема и впрямь не обойтись, она представила торжество, через день-два после бракосочетания в Клинке. Только самые близкие друзья. Круг избранных.
