Он кивнул словно самому себе, как бы придавая себе уверенности. Усталость начинала сказываться. Близился рассвет, и предстоит долгий путь верхом — несколько часов по ледяному холоду. Хильперик движением подбородка указал на плененных стражников, выстроившихся вдоль стены.
— Придется брать с собой кого-то из этих, — проворчал он. — Сходите за лошадьми и поищите здесь других. Побыстрее.
Он приблизился к пленникам на достаточное расстояние, чтобы они его узнали и он, в свою очередь, смог их рассмотреть. Тибер конечно же забрал с собой лучших. Оставшиеся были или слишком юными, или слишком старыми, слишком толстыми или слишком пьяными. Однако ему требовались люди. Наемников было явно недостаточно, чтобы проверить все дороги на восток.
— Вы знаете, кто я, — сказал он устало и негромко, так, что вряд ли даже все его расслышали. — Ваш господин уехал с сокровищем моего отца, а вас оставил здесь, чтобы я вас убил или вы убили меня. Это сокровище я верну, с вами или без вас, но те, кто мне поможет, получат по десять серебряных денье за каждый день похода. Решайтесь!
Люди опустили головы — то ли оттого, что не поняли, то ли ни у кого не нашлось достаточно храбрости или алчности, чтобы последовать за принцем. Лишь один выдержал его взгляд.
— Это сокровище не твое, и ты еще не король, Хильперик. Можешь убить нас, это ничего не изменит.
После мгновенного замешательства Хильперик слабо улыбнулся и развел руки беспомощным жестом.
— Ты прав...
Он кивнул, все еще улыбаясь, и сделал вид, что собирается отойти. Но вдруг резким движением повернулся, выхватил меч и изо всех сил обрушил его на стражника, разрубив тому основание шеи с такой силой, что сломалась ключица, а клинок, залитый кровью, потоком хлынувшей из раны, вошел в тело почти на десять дюймов.
— Он был прав, — повторил Хильперик. — Видите? Я действительно могу вас убить.
В свете факелов он стоял над агонизирующим телом жертвы, все еще сжимая в руке меч. Глаза его сверкали, на лице были пятна крови, которые он не торопился стереть.
Все остальные предпочли последовать за Хильпериком.
* * * * *
Наутро в воздухе закружились первые снежинки. Снег был еще не слишком густым, чтобы долго оставаться на влажной земле, но покрыл тонким слоем плащи, волосы и бороды всадников; вся природа погрузилась в тревожное безмолвие, раскисшая дорога, поля и небо превратились в бесформенную серую массу. Хильперик и его люди ехали медленно и слегка подремывали в седлах, убаюканные размеренным ходом коней. Внезапно чей-то громкий оклик пробудил всех разом. Это оказался всадник из другого, отряда — того, что последовал вдоль реки по направлению к Реймсу. Посыльный сообщил, что они заметили Тибера и его людей, и что повозка по-прежнему с ними.
Но вместо того чтобы приказать пустить коней галопом, Хильперик подошел к лошади Фредегонды и помог девушке спешиться. Потом, не выпуская ее руки из своей, он подвел ее к относительно сухому пню и усадил на него.
— Эй, спешивайтесь все! — велел он остальным. — Надо выпить и поесть!
Его люди исполнили приказ — медленно, с заметными усилиями, слишком уставшие, чтобы как-то отреагировать.
— Отдохнем немного, — продолжал Хильперик преувеличенно бодрым тоном, слишком бодрым для такого раннего часа и непогоды. — Наберемся сил для охоты! Несите сюда все, что у вас есть, волки мои, и будем пировать! И назовите мне свои имена, чтобы я помнил о вас, если Бог оставит нас в живых до завтра! Проклятие! Завтра мы либо все будем мертвы, либо разбогатеем — вот что нас ждет!
Дрожа от пронизывающего холода, несмотря на подбитый мехом плащ, Фредегонда наблюдала за принцем. В происходящем ощущалось что-то нереальное. Она разглядывала профиль Хильперика, выделявшийся на окружающем сером фоне, его длинные черные волосы, чуть отросшую бороду и особый хищный блеск .в глазах. Этот человек был принцем и скоро должен был стать королем. И он был ее любовником. Однако она ничего о нем не знала, кроме его тела и его желаний. Почему она сейчас здесь, на этой размокшей дороге, смертельно уставшая, с ломотой во всем теле, особенно в ногах и спине, одеревеневших от поездки верхом, в сырой и забрызганной грязью одежде, с растаявшим снегом на волосах, рядом с этим женатым человеком, чьего ребенка она охраняла всего несколько часов назад? Она последовала за Хильпериком, не задавая вопросов, среди ночи, в окружении вооруженных людей, блеска факелов, ржания лошадей, лязга оружия. Лошадь ей досталась стройная и беспокойная, ничуть не похожая на тех рабочих лошадей, мощных и спокойных, на которых ей доводилось ездить прежде. Но Фредегонда совсем не чувствовала страха. Она не боялась ни своей лошади, ни этих людей, ни того, что произошло на вилле Брэн, ни убитых. Они уехали, сопровождаемые глухим ворчанием всадников и мерным убаюкивающим постукиванием копыт по истоптанной земле. И только сейчас, когда Хильперик впервые за долгие часы оказался рядом с ней, вся абсурдность этой ситуации впервые стала ей очевидна. Они вдвоем сидели на пне у обочины дороги, словно король и королева на троне, и люди Хильперика осмеливались смотреть на них лишь украдкой. В их глазах Фредегонда увидела то, чего до сих пор никто по отношению к ней не проявлял, — почтение. Эти люди относились к ней с почтением!
Один из них, порывшись в своей холщовой сумке, достал оттуда хлеб и кусок вяленого мяса, твердого, как дерево. То и другое он слегка протер рукавом, прежде чем неловким жестом предложить принцу и его спутнице.
— Я Бертрам, ваша милость, — назвался он.
— Порежь-ка это все, Бертрам! Ты скоро получишь собственную землю!
Еще один воин подошел к ним с дорожной флягой.
— А я тебя знаю! — заявил Хильперик.
— Да, сеньор, я Даг, сын Эбрешера, вашего наставника по оружию.
— Я помню, да... Ты метал топор, как никто, но что до меча и скрамасакса — тут я все же был лучше!
— Надо бы проверить... Я с тех пор не терял времени даром!
Хильперик расхохотался, жадно впился зубами в ломоть мяса и принялся энергично его пережевывать. Фредегонда не отрывала от него глаз. Остальные собрались вокруг них, достали свои скудные съестные припасы и разделили на всех. У одних были такие жуткие разбойничьи лица, что при взгляде на них становилось страшно: иссеченные шрамами, с выбритыми лбами, взлохмаченными усами и бородами. Другие, казалось, вряд ли были способны удержать в руках меч. Среди них были и те, кого Хильперик заставил следовать за собой уже в крепости. Однако в этот момент они были сплоченным отрядом, собравшимся вокруг своего сеньора, — шумные и веселые, они готовы были сражаться за него, словно не было ночной усталости, грязной дороги, снега, от которого намокли плащи. И Хильперик выглядел так же — непринужденный и веселый, с явным наслаждением поедающий хлеб и вяленое мясо, такое соленое, что от него щипало язык.
Это не было циничным расчетом, умышленным трюком, чтобы искусственно вызвать воодушевление у своего небольшого отряда, — так мог бы поступить римлянин. Это была самая что ни на есть естественная манера поведения. Когда приходило время сражаться, для франков больше не существовало короля — все были воинами и все были равны, сражаясь бок о бок, и жизнь каждого зависела от общей силы и сплоченности.
Когда каждый из них по просьбе Хильперика назвал себя и разложил у ног съестные припасы, Фредегонда тоже ощутила потребность сделать какой-нибудь значимый жест. Без долгих раздумий она поднялась и чуть отстранилась от Хильперика, чтобы оказаться стоящей прямо перед ним. Затем она сделала глубокий реверанс.
— А я — Фредегонда, — сказала она. — Служанка моего сеньора Хильперика, которому мне нечего предложить, кроме своей жизни, но я отдам ее, если он того пожелает.
Смешки и разговоры стихли. Она договорила в полной тишине, между тем как Хильперик смотрел на нее с выражением, которое она не смогла точно определить. Был ли он позабавлен или растроган?
— Ну, я так думаю, — заявил какой-то молодец, сидевший рядом с ней, — что это самое лучшее блюдо из всех, что предложили сеньору сегодня утром!
Все расхохотались, и Хильперик вместе с остальными.
— Подождите, я его как следует распробую!
И на глазах у своих спутников, которые дружно захлопали в ладоши, он поднялся, обнял Фредегонду и крепко поцеловал ее. На этот раз она не закрывала глаза. Она видела, как он на нее смотрит, упиваясь этим поцелуем.
— Воистину королевское лакомство! — воскликнул он, наконец отстранившись от нее. — Слишком хорошо для таких мужланов, как вы!
Под добродушный смех мужчин, Хильперик снова сел и крепко сжал руку Фредегонды, занявшей прежнее место рядом с ним. Она попыталась улыбнуться, но не поднимала глаз, чтобы не видеть никого из окружающих, — она чувствовала, что краснеет. Бесстыдная откровенность их поцелуя смутила ее до глубины души, но тем не менее в этом жесте принца было что-то трогательное. В нем была гордыня, причину которой она даже до конца не понимала, — настолько ей было трудно представить, что Хильперик может гордиться ею и считать честью для себя держать ее в объятиях. Но в этом была также демонстративность, почти бесцеремонность, с которой ей примириться нелегко было. Она не сказала ни слова до тех пор, пока они снова не тронулись в путь, — лишь искоса смотрела на Хильперика, и тот, должно быть, почувствовал перемену в ее настроении. При виде его помрачневшего лица и сурового взгляда Фредегонда испытала даже некоторое утешение.
