— От Лаэрта и Антиклеи помощи ждать нечего, вот-вот придет время сева и посадки огорода, надо понять, что и где у нас есть. Кто знает?
— Раньше все о припасах знала Евринома, но теперь какой толк от ключницы, если закрома пусты?
— Меня не интересуют закрома, нам пора выращивать то, что будем есть зимой.
— Царица намерена нанять работников на поля или купить новых рабов? Сейчас можно не покупать, много рабов хозяева просто выгнали, потому что их нечем кормить.
— Это я знаю, но выгнали самых слабых, они не смогут работать. Но я не могу никого брать к себе и нанимать не могу. Некого, да и не на что.
— Что же мы будем делать?
— Работать сами! Отправь кого-то узнать, сколько свиней у Евмея. И предупреди строго-настрого: ни единой свиноматки не резать, все должны дать приплод.
Эвриклея хотела сказать, что работать некому, но быстро поняла, что недооценила свою хозяйку.
— До нового урожая придется провизию покупать, но очень экономно. Актор раньше славился умением ловить рыбу, пусть этим займется, пахарь из него никудышный. Созови-ка мне всех, кто остался.
Немного погодя рабы стояли, тревожно ожидая, что скажет хозяйка. На Итаке и правда немало рабов, которых хозяева прогнали со двора, не желая кормить бесполезные рты, оказаться в их числе никому не хотелось.
— Чем-то Итака прогневала богов, что наслали они такую напасть. Но что есть, то есть, печалиться некогда. Просто теперь всем придется работать за двоих…
— Если хозяйка позволит, я скажу…
— Говори, Долион.
— Сейчас в Итаке никто ничего не строит, потому нанять опытных работников, которые быстро восстановят дворец, нетрудно. Мы приведем все в порядок, будет лучше, чем прежний.
— Я не о том. Дворец будем восстанавливать позже. Сейчас надо подумать, что мы будем есть. Все запасы либо увезены, либо уничтожены.
— Но можно купить новые, на рынке нет прежнего изобилия, однако еда продается…
— Евринома, еда продается, а не дается даром, и чтобы купить, нужно золото. Нет, мы должны вырастить для себя все, что будем есть зимой.
Слуги с недоумением смотрели на хозяйку, она все время говорила «мы», что это значит?
— Не смотрите так! Я тоже буду работать, мои руки умеют не только прясть и ткать, а также метать пращу, но и жать тоже. Спартанки умеют все!
Сказано это было так, что никто не усомнился ни в одном слове.
Пенелопа распоряжалась и распоряжалась, она нашла работу всем, причем настолько толково, что слуги диву давались. Возмутилась только дочь Долиона Меланфо:
— Но мы слуги в доме, я никогда не брала в руки серп и не молотила! Для этого есть другие рабы.
— Других рабов сейчас нет! Можешь идти на все четыре стороны, я тебя не держу, все равно работница из тебя плохая, что в поле, что в доме. Долион, я запрещаю твоей дочери появляться рядом с нами, если она не будет работать, как все.
Сказано словно молотом по наковальне. Меланфо даже съежилась, ее отец Долион взмолился, прекрасно понимая, куда денется дочь, если ее прогнать:
— Царица, не гони Меланфо, она будет работать, как все.
— Сомневаюсь, но пусть попробует. Сколько у нас мулов, годных для пахоты? Сколько свиней даст приплод? Какой огород мы сможем посадить?
Она задавала и задавала вопросы, приводя в изумление слуг. Никто и не думал, что молодая женщина может так хорошо разбираться в организации хозяйства и в том, что и когда пора делать. Откуда Пенелопа знает, сколько человек нужно, чтобы выполнить ту или иную работу не только по дому (что неудивительно, этим в Элладе везде ведают женщины), но и в поле, в саду, в огороде?
Но еще больше все оказались поражены, когда Пенелопа вышла на работу сама и принялась убирать посеянную пшеницу вместе с немногочисленными оставшимися в живых рабынями. Царица-ткачиха — это нормально, царица-пряха тоже, царица, надзирающая за рабами по дому, следящая за приготовлением пищи, за стиркой, за детьми… Но царица с серпом в руках?!
Пенелопа так не считала. Пшеница созрела, если ее срочно не убрать, немало зерен останется лежать на земле, а это потери и голод зимой. Неужели лучше кичиться тем, что ты правительница, скрипя зубами от голода? Нет, она может работать, спасая свою жизнь и особенно жизнь сына, значит, будет работать! А мозоли и синяки на руках пройдут.
Жизнь не оставила ей выбора, и Пенелопа предпочла работать, чем тратить последнее золото или жить, голодая.
В разоренном дворце постепенно наводили порядок. Евпейт пришел, якобы чтобы предложить помощь, а в действительности чтобы посмотреть, как там спартанская гордячка, оценить, как скоро она запросит помощи или начнет тратить свое немалое приданое. Ради него, этого приданого, которое не удалось обнаружить пиратам, и затевал все Евпейт. В том, что станет править островом, он не сомневался, самый сильный, самый богатый, самый умный… куда там рыжему болтуну! Но Евпейту не хотелось рисковать и попусту тратить силы, лучше немного подождать, когда царица начнет нуждаться, уже начала, и станет послушной игрушкой в его руках.
Вот ради этого Евпейт и пришел во дворец. Но Пенелопы там не оказалось.
— Где царица?
— Там… — махнул рукой в сторону Долион, с трудом оторвавшись от дела.
— Что она там делает? Решила сама надзирать за работой рабов? — Голос Евпейта насмешлив. Видно, у Пенелопы и впрямь дела плохи, если она не стала нанимать опытного человека и сама приглядывает за работами. Но что может слабая женщина?
Пенелопа не тратила свои сокровища, о которых Евпейт знал только одно: они, несомненно, есть! Когда спартанка приплыла на Итаку, за ней прибыли корабли, тяжело груженные серебряными и золотыми изделиями, а также тонкими тканями, дорогой домашней утварью, украшениями. Украшения на Пенелопе бывали в праздники разные и очень красивые. Когда же она начнет продавать свои богатства?
Евпейту казалось, что он все рассчитал верно: налет пиратов уничтожил съестные запасы царицы, оставив ее без ничего, увезены почти все рабы, сожжено все во дворце, немало убитых… Одиссей далеко, о том, что Икарий изгнан из Спарты, Евпейт знал задолго до плаванья Актора (потому и подсказал пиратам, когда и кого грабить), Лаэрт настолько испуган, что будет тихо жить в своем домике за городом.
Евпейт надеялся, что молодая царица рискнет уплыть к отцу, захватив с собой основные сокровища. Устроить ей встречу по пути не составляло труда, у Пенелопы оставался всего один корабль. Однако она оказалась куда разумней, сначала отправила на разведку Актора. Когда и этот корабль уплыл, Евпейт дал знак пиратской шайке, что можно нападать — безопасно. Но спартанка и тут повела себя так, как не ведут женщины, — она сумела даже дать отпор нападавшим. Конечно, они все сожгли и разграбили, однако Евпейту пришлось со своей стороны выплатить им немалый куш за понесенный урон.
Евпейт не поверил никаким рассказам о чудовище, растерзавшем Ликета, но убеждать пиратов, что с ними так жестоко обошлась женщина, тоже не стал, пусть боятся соваться на Итаку, все же на острове не только царский дворец, вернее, его останки. Не то в следующий раз может прийти в голову пограбить и городских богатеев…
Теперь он с нетерпением ждал, когда же царица примется продавать свои богатства, чтобы на что-то жить до возвращения (будет ли оно?) Одиссея.
С какой стороны ни посмотри, Евпейту все выгодно. Он сам с удовольствием женился бы на молодой, красивой женщине и стал царем Итаки. Была, правда, загвоздка в собственной супруге, но уж это устранимо, как и маленький сын Одиссея Телемах. В царстве Аида места всем хватит…
Если бы Пенелопа просто убралась с Итаки к своему отцу в Спарту, тоже хорошо, в отсутствие царя и царицы не взять власть и вовсе глупо, Лаэрт не помеха…
Если бы увезла с собой сокровища — можно пограбить по пути…
Но Пенелопа счастливо избежала этих опасностей, оставалось следующее — тратить свои богатства. На Итаке не так много торговцев и вовсе нет богачей, способных купить дорогие украшения и вещицы Пенелопы. Да никто и не стал бы сейчас расходовать на это собственные сбережения. Мог разве что Евпейт, а он стал бы скупать задешево, а еду продавать дорого… Заполучить сначала ценности царицы, а потом ее саму — тоже неплохо.
Одиссея Евпейт не боялся, при возвращении от Трои беспокойному царю вполне можно устроить встречу подальше от Итаки, пираты с удовольствием поживятся тем, что награбит царь Итаки в Троаде (если награбит и вообще будет возвращаться).
Настоящим хозяином на острове давным-давно был Евпейт, а то, что царем назван Одиссей, так это временно. Хитрый Евпейт понимал, что итакийцы не простят, если он открыто возьмет власть, пока царь уплыл воевать, но прошло уже несколько лет, жители начали ворчать из-за упадка хозяйства, трудностей жизни без мужчин, без нормальной торговли, без хороших вестей…
