Как-то получилось, что англичане потеряли интерес к подобным акциям в следующую кампанию.
На Балтике в это время установилось затишье. Кронштадтская эскадра крейсировала на подступах к Финскому заливу. В ее составе исправно патрулировал «Меркурий».
Командир брига не преминул отметить своего лейтенанта Михаила Лазарева: «…поведения весьма благородного, в должности знающ и отправляет оную с особенным радением…»
На море безветрие и тишина предшествуют буре. Кипение страстей бытия человеческого тоже начинается не вдруг. Симптомы накала заметны не сразу и доступны взорам далеко не всех смертных.
…Десять с лишним лет назад, в ссылке, в Кончанском, Суворов, наблюдая за успехами молодого Бонапарта, проговорил:
— Далеко шагает мальчик! Пора унять.
Вскоре Австрия и Италия призвали Суворова в спасители. Едва он отвел от них угрозу[48], как был ими же предан.
Маршал Франции Массена говорил, что отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова.
Беда навалилась на русскую армию после неожиданного приказа Павла I — покинуть Италию — и предательства австрийцев. Эрцгерцог Карл увел свои войска, открыв дорогу французам. Нечеловеческими усилиями армия Суворова, перехитрив противника, преодолела Альпы и сразилась с французами. Раздетая, голодная, изможденная переходом через Альпы, армия чудо-богатырей преодолела натиск намного превосходящих сил французов. Русские солдаты действовали штыками против французских орудий. Суворов отбил все атаки Массены и с честью отвел сохраненную армию. Старый полководец восхищался своими гренадерами:
— Орлы русские облетели орлов римских.
Европа восторгалась подвигами русских солдат. Суворов все еще строил планы, не оставлял надежды сразиться с Наполеоном. Но в это время генерал Бонапарт решал более важную для себя задачу. Он подбирался к вожделенной императорской короне. К тому же Суворов был подвластен своему самодержцу. Повелением императора его армия срочно отзывалась в Россию.
Пока снедаемый недугами полководец добирался до Петербурга, царские милости сменились опалой. Прославленному воину предписано было въехать в столицу вечером, торжественной встречи и почестей не велено было оказывать. Зимний дворец для него закрыт. Надлежит остановиться в доме его племянника, графа Хвостова…
Огорченный ничем не объяснимой немилостью, Суворов слег. Грустные вести раньше всех узнают друзья. Неделю спустя к близкому приятелю Дмитрию Хвостову приехал встревоженный Державин. Не раз общался он прежде с отважным полководцем. Чем-то походили они друг на друга — независимостью суждений, строптивостью, простотой нравов.
Теплым, солнечным майским днем Суворов встретил поэта с улыбкой, смеясь, спросил:
— Какую же, дружок, ты мне напишешь эпитафию?
Державин, почти не раздумывая, ответил:
— По-моему, слов много не нужно: «Тут лежит Суворов».
Полководец оживился:
— Помилуй Бог, как хорошо!
Потомкам Суворов оставил свои заветы и вечную славу побед русского солдата. Предрек он и будущее: «Тщетно двигнется на Россию вся Европа. Она найдет там Фермопилы, Леонида[49] и свой гроб».
Весной 1810 года Наполеон затребовал книги по истории России, ее особенностях. К осени французский император свыкся с мыслью, что окончательно утвердиться в Европе возможно, только поставив на колени Россию. Тогда Англия сама преклонится перед ним, задушенная континентальной блокадой.
Для Петербурга замыслы Наполеона не были новостью. Еще два года назад в Эрфурте Талейран[50] впервые предал Наполеона. Михаил Сперанский[51] по поручению Александра через посольского чиновника в Париже Карла Нессельроде имел прямую связь с Талейраном. За большие деньги в Петербурге знали все планы Парижа.
Талейран называл время начала войны — лето 1812 года.
В начале 1812 года Наполеон заключил союз с Пруссией и Австрией против России. Они обязались выставить десятки тысяч войск. Остальная Европа уже лежала у его ног…
22 июня Наполеон подписал свой приказ по Великой армии:
«Солдаты, война начата. В Тильзите Россия поклялась в вечном союзе с Францией и клялась вести войну с Англией. Она теперь нарушает свою клятву. Она не хочет дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не перейдут обратно через Рейн, оставляя на ее волю наших союзников. Рок влечет за собой Россию: ее судьбы должны совершиться. Считает ли она нас уже выродившимися? Разве мы уже не аустерлицкие солдаты? Она нас ставит перед выбором: бесчестье или война. Выбор не может вызвать сомнений. Итак, пойдем вперед, перейдем через Неман, внесем войну на ее территорию… война будет славной для французского оружия».
Через два дня французская армия перешла Неман без объявления войны. Наполеон сам руководил переправой у Ковно. «Я иду на Москву, — сказал он, выступая к русской границе, — в одно или два сражения все кончу… Без России континентальная система — пустая мечта…»
Адъютант хранил особый заветный портфель из красного бархата с планом похода. Серебряное шитье сверкало на бархате — лавровые венки, звезды и пчелы, а по углам вышитые буквы «N».
Первоначально Наполеон придавал важное значение действиям войск вдоль Балтийского побережья. По плану готовилась эскадра в Балтийское море, — через Шлезвигский канал должны были пройти на Балтику сотни канонерских лодок. Захватив шведскую Померанию вместе с Штеттином, французы рассчитывали захватить Ригу, а оттуда открывалась прямая дорога к Петербургу.
Однако Наполеон передумал. Ему доложили состав русского флота — более трех сотен одних канонерских лодок для прибрежных действий. К тому же Швеция предложила России военный союз, и шведская эскадра, соединившись с русскими, стала надежным заслоном замыслам Наполеона на море…
Поэтому он решил основной удар нанести в направлении Смоленска. Рассчитывал в ближайшие недели навязать русским войскам решительное сражение, разгромить их и диктовать им свои условия. Но впервые Наполеон просчитался…
Как всегда, Наполеон тщательно изучил расстановку командующих русскими армиями и нашел, что все карты на его стороне. Беннигсен — «неспособный», на вторых ролях, как и Багратион. Кутузов — не у дел. Главнокомандующий Барклай-де-Толли — среднего уровня генерал, к тому же в его распоряжения беспрестанно вмешивается «сама посредственность» в военном деле — Александр I.
Наполеон не скрывал иронии. В Вильно к нему приехал посланец Александра I генерал-адъютант Балашов с последним предложением о мире. Отзываясь о русских генералах, Наполеон с насмешкой выговорил ему: «Что все они делают? В то время как Пфуль предлагает, Армфельд противоречит, Беннигсен рассматривает, Барклай, на которого возложили исполнение, не знает, что заключить, и время проходит у них в ничегонеделании!»
Продолжая наступление, Наполеон занервничал, шли недели, он желал сражаться, а русские ускользали от него, уклоняясь от схватки…
Наступая на восток, Наполеон двинул часть войска в сторону Петербурга. Вместе с главными силами через Неман переправился Макдональд, занявший 18 июня Россиены. Оттуда он послал дивизию пруссаков к Риге, которая запирала путь к русской столице.
Но русский флот вторично расстроил планы французов: канонерские лодки, расставленные по Двине, не допустили противника к переправам и не дали ему развернуть силы. Командующему прусской дивизией Граверту пришлось осадить Ригу на дальних подступах.
Со стороны моря вдоль побережья Рижского залива крейсировали отряды кораблей. Один из них под начальством капитана 2-го ранга Иринарха Тулубьева патрулировал южнее Либавы. Кроме флагмана — фрегата «Амфитриды» и других кораблей в составе отряда плавал бриг «Феникс». На бриг месяц назад прибыл лейтенант Михаил Лазарев.
В середине кампании Лазарев расстался с «Меркурием». Тепло прощались с лейтенантом Лазаревым офицеры и команда брига, на борту которого он отплавал две кампании, а теперь был назначен на бриг «Феникс». Здесь ждала приятная встреча с командиром брига, его прежним наставником и старшим товарищем по кадетскому корпусу Павлом Дохтуровым… На отряд капитана 2-го ранга Иринарха Тулубьева возлагалась задача прикрытия побережья Балтики и Рижского залива от возможных атак французских кораблей. Корабли крейсировали на линии Либава — Виндава.
…Ранним июльским утром отряд кораблей под командой Тулубьева пришел на Либавский рейд. Корабли легли в дрейф. Тулубьев осмотрел в подзорную трубу берег… «Кажется, все спокойно».
— Спустить десятивесельный катер. Торсона[52] ко мне, — распорядился он по вахте.
